– Никусь, ты почему еще не спишь? – слышится взволнованный голос мамы и я поднимаю голову вверх.

– А ты почему? – отвечаю вопросом на вопрос, но понимаю, что этим не отделаюсь. Поэтому просто пожимаю плечами и снова возвращаю взгляд на монитор компьютера. – Всего-то половина третьего. Не начинай.

Но легче остановить танк, чем маму. Она хмуро сводит брови к переносице и недовольно вздыхает, ставя чайник на плиту. Затем достает варенье из холодильника и снова вздыхает.

– Не бережешь ты себя, Ника, скоро совсем на тень станешь похожа, – перед носом появляется дымящаяся кружка со смешным тюленем и горбушка белого хлеба с маслом и клубничным вареньем наверху. Мое любимое лакомство с детства, которое я в жизни не променяю ни на какие пирожные. Вот только сейчас оно мне даже в горло не лезет и мама это видит. Она подвигает тарелку еще ближе и садится напротив, плотнее укутываясь в серую шаль.

– Кушай.

– Что-то не хочется.– Слабо улыбаюсь. – Я лучше Милке оставлю на утро.

– Мила голодная не останется, – с нажимом говорит мама. – Завтра у соседки займу и куплю что-нибудь вкусного к завтраку. И слышать ничего не хочу, пашешь как проклятая с утра до ночи и крошки во рту за целый день не бывает. Ешь, давай.

Все ее слова пропитаны не укором, а переживаниями. Как и взгляд карих глаз, в которых плещется боль. Блестящий академик в прошлом, а сейчас продавщица в сигаретном киоске. Могла ли она думать, что когда-то станет вот так жить? Впроголодь. Перезанимая у соседей, чтобы дотянуть до зарплаты? Вряд ли. Я до сих пор слышу, как она по ночам тихонько плачет. Особенно, когда моя младшая сестра снова находит себе проблем на голову, а разгребать приходится маме. В основном Ирка попадает на деньги, которых у нас попросту нет. Последний ее залет обошелся нам слишком дорого и пришлось продать стиральную машинку вместе с микроволновкой, чтобы откупиться от отморозков. Но разве Иру это как-то останавливало? Снова ночь, снова ее где-то носит. Вот истинная причина того, почему мама на ногах. И я готова своими руками придушить младшую сестру за это.

Хотя я тоже хороша… свалилась матери снегом на голову год назад вместе с трехлетней дочкой на руках. Без вещей, без обуви, без игрушек. С огромными от ужаса глазами и выскакивающим сердцем из груди. Я даже толком не могу вспомнить каким образом успела захватить документы, когда муж в пьяном угаре выгнал нас из квартиры. Дорога домой тоже прошла в тумане. Вот я отдаю последние пятьсот рублей мужчине на потрепанной годами волге, а вот я передаю заснувшую Милу маме на руки, но сама не прохожу в квартиру. Прикрываю дверь с обратной стороны и долго рыдаю на лестничной клетке. Даже когда неизменная серая шаль опускается на продрогшие плечи, слезы продолжают стекать по щекам. Но так тихо, что я уже не прикусываю губы, чтобы не перебудить всех соседей своим воем.

– Тише, доченька, все утрясется. – Гладила меня мама по волосам прямо как в детстве. – Переживем и это.

Ее слова не стали бальзамом на израненное сердце. Но услышав их, я немного пришла в себя. Как ни печально это звучало, но мама знала, что говорит. На ее долю выпали суровые реалии, где от отсутствия работы отец, тоже некогда интеллигентный и уважаемый человек, на глазах спился и бросил маму с двумя детьми на руках. И женщина, которая в одиночку вытянула дочерей – погодок, лично в моих глазах была сильной личностью, к которой стоило прислушаться. Да, детство и юность трудно было назвать легкими, но… она старалась сделать их чуточку светлее, как всегда ограждая и закрывая нас своей спиной от всех проблем. Которые, словно острые стрелы вонзались в нее на каждом шагу. Странно, что из нас двоих, только я выросла и старалась отблагодарить маму за все, что она для нас сделала. Ирка же до сих пор жила в свое удовольствие и даже не задумывалась над тем, что мама устала. И что она не вечная.

– Никусь, ты бы отдыхать пошла. – Мама поглаживает мое предплечье и заглядывает в глаза. – Вообще не спишь, вид такой уставший.

–Нужно текст закончить, – устало киваю на монитор, – заказчик ждет. А с ним счета по коммуналке, оплата садика для Милки и твои лекарства.

И это я еще тактично умалчиваю о том, что холодильник тоже нужно наполнить. Потому что вся мамина зарплата уходила на погашение долгов. А Ирка приносила копейки, которые потом же обратно изымала на свои гульки. И хотя это все остается в моих мыслях, мама прекрасно понимает меня без слов.

– Тебе пора сделать перерыв. – Она ненадолго замолкает. – Всех денег не заработать. Особенно так…

Спорить не хотелось, я и сама понимала, что на уроках репетиторства и подработке копирайтером многого не позволишь. Денег едва хватало на самое необходимое. А дальше? Мила растет, не за горами первый класс. А по нынешним ценам сборы ребенка в школу ничем не уступают подготовке к небольшой свадьбе.

– Да, наверно, ты права. Стоит найти еще работу. – Вздыхаю.

– Третью? – Изумляется мама. – Да ты и так света белого не видишь!

– Третью, четвертую, да хоть десятую, лишь бы мы не жили так! – Восклицаю и тут же зажимаю рот ладонью, чтобы не разбудить ребенка.

– Послушай, – мама теребит кончик шали, – есть другой вариант. Ко мне где-то раз в месяц приезжает солидная женщина, которая покупает дорогие сигареты для себя. И она каждую нашу встречу жалуется, что не может найти уборщицу к себе в дом. Слово еще такое модное говорит… постой, как же она называет эту вакансию… Работник домашнего клининга, вот. Может быть, я посоветую твою кандидатуру?

– Странно это как-то, – дую на горячий чай перед тем, как сделать глоток, – почему же к ней никто не идет? Что-то не так с характером или поведением?

– Да вроде бы интеллигентная, вежливая. Сына вот недавно женила, им квартиру в центре отдала, а сама в дом переехала. Видно, что немного ей одиноко и она ищет с кем бы скоротать время. Может стоять и болтать у моего киоска час, а то и более. Но разве это какой-то страшный недостаток?

– Может быть требования высокие, а оплата низкая? – Продолжаю гадать.

– Дочка, вот как раз деньгами там не обижают. Она как-то назвала мне сколько готова платить, – и мама проговаривает цифры вслух.

От названной суммы внутри все сжимается. Это же даже больше, чем мы зарабатываем все вместе взятые за два месяца. Да что говорить, мама свободно могла больше не работать и подстраховывать меня с дочкой на случай непредвиденных больничных. И у нас бы при этом еще оставались свободные деньги. Черт, да я уже забыла, что это такое, когда денег в кошельке не впритык.

– Мам, а ты ничего не перепутала? Разве столько платят за уборку пыли и мойку полов?

– Нет, – качает она головой в ответ, – думаю, что там попросту много работы. Что скажешь? Не будет ли тебе стыдно…

–Боже мама, какой стыд? – Перебиваю ее. – Это такая же работа, как и все остальные. Подумаешь, ведра потаскать нужно и тряпкой поработать. Не вижу ничего страшного.

– Так ты согласна?

– А у меня есть выбор? – Смотрю в ее глаза.

И она молча кивает. Потому что выбора как такового нет. Хочешь жить – умей вертеться. А ради Милки я готова и на тяжелый труд, лишь бы она ни в чем не нуждалась.

– Кариночка, свет моей души, босс у себя?

Поднимаю глаза и вижу начальника юридического отдела. Семен Олегович как всегда уперся обеими ладонями об столешницу моего стола и навис надо мной. При этом, плотоядно скользя взглядом по моему лицу и спускаясь к фигуре. Вздыхаю и откладываю в сторону ежедневник, в котором как раз в это время отмечала встречу с девчонками.

– У него совещание, – прищуриваюсь, – подождете или оставите послание?

– Я бы с удовольствием задержался часок – другой в твоей компании, – сально усмехается мужик, – но лучше черкани ему записочку.

– Внимательно слушаю, – беру листочек, пропуская мимо ушей явный пошлый подтекст.