– Кстати, обычая отпускать из-под стражи одного из приговорённых к смерти преступников в честь празднования Песаха в Иудее не существовало; это выдумка евангелистов, – сообщил Сэм. – И рýки Пилат тоже не умывал, он, презиравший евреев и их обычаи, ни за что не стал бы этого делать – это просто фигура речи. Да, и Пилат был префектом, а не прокуратором – такой должности тогда не было, она появилась только в 44 году.
У меня был, видимо, совершенно отсутствующий вид, потому что Сэм удивлённо взглянул на меня и резюмировал:
– For if the king like not the comedy, why then, belike he likes it not, perdy80…
– Придётся тебе прослушать небольшую лекцию, – после обеда сообщил Сэм, ехидно ухмыльнувшись. – В масштабах околопланковской длины (около 10-43 см) всё пространство состоит из микроскопических "червоточин" и представляет собой, как её называют "квантовую пену ". Эта пена (также называемая пространственно-временной пеной) – понятие в квантовой механике, разработанное Джоном Уилером в 1955 году. Она задумана в качестве основы ткани Вселенной. В квантовой механике, и в частности в квантовой теории поля, принцип неопределенности Гейзенберга допускает возникновение на короткое время частиц и античастиц, которые затем аннигилируют без нарушения физических законов сохранения. Чем меньше масштаб исследуемой пространственно-временной области, тем больше энергия таких частиц, называемых виртуальными. Объединяя это наблюдение с общей теорией относительности Эйнштейна, можно заключить, что в малых масштабах энергия флуктуаций будет достаточной, чтобы вызвать значительные отклонения от гладкого пространства-времени и придать пространству-времени "пенистый" характер. В соответствии с этим постулатом – ткань пространства-времени – это кипящая масса червоточин и крошечных виртуальных чёрных дыр.
Теоретические предпосылки феномена хронопутешествий – довольно сложны для понимания гуманитария, коим ты, безусловно, являешься. Но вкратце (в первом приближении) это выглядит так. Наше пространство можно описать с помощью метрики81. В общей теории относительности метрика рассматривается в качестве фундаментального гравитационного поля на четырехмерном многообразии физического пространства-времени. В соответствии с этой теорией, Вселенная имеет три пространственных измерения и одно временнóе, и все четыре измерения органически связаны в единое целое, являясь почти равноправными и в определённых рамках способными переходить друг в друга при смене наблюдателем системы отсчёта. Шопенгауэр уже 200 лет назад знал, что не может быть времени без пространства и наоборот82. Так вот, заканчивая этот экскурс в основы мироздания, могу сказать, что у нас имеется способ поменять одно из измерений пространства и время местами (правда, это требует гигантских энергетических затрат, но это – детали). Тогда возникает возможность перемещаться во времени так же, как в пространстве в любую сторону. Единственным препятствием для такого вояжа является второе начало термодинамики83. Но пытливый ум придумал, как обойти его, то есть при замене координат обеспечить убывание энтропии; это сложно, я не буду разжёвывать детали. Главное, что прыжок во времени становится возможным. Сразу скажу, что реально передвигаться можно пока только в прошлое, и то на определённом отрезке, но это уже частности; возвращение в исходный момент времени гарантируется… Я надеюсь, ты представляешь, что такое рефлексия… нет, не в психологическом аспекте, а в физике? Нет? Я так и думал, – он усмехнулся. – В физике понятие рефлексии используется в рамках квантовой теории. В отношениях физического наблюдателя, измерительного прибора и измеряемой системы можно различать несколько теоретических позиций. Согласно одной из них квантовое измерение – это частный случай взаимодействия квантовых систем. Для всех практических нужд в квантовой теории достаточно перечисления вероятностей исходов экспериментов, способности теории предсказать исход будущего эксперимента по результатам прошедших. Одна из главных трудностей в последовательной реализации этих представлений – это обратимость времени в уравнении Шрёдингера84, его линейность и детерминистический характер или необратимость времени на макроуровне. Некоей… скажем, развитой цивилизации удалось согласовать это противоречие в микро- и макромире. Понял что-нибудь?
– Не очень, – честно признался я. – Many things are incomprehensible to us, not because our concepts are weak; but because these things are not included in the range of our concepts (Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий), – процитировал я Козьму Пруткова.
У меня возникло сильное подозрение, что хитрый еврей просто-напросто стебается надо мной, впаривая откровенную лабуду. – Но ведь вы всё рассчитали, да?
– Ну, в общем, да. – Сэм улыбнулся и похлопал меня по плечу. – Не дрейфь, всё получится в лучшем виде.
– У меня… вопрос, – я взглянул Сэму в лицо, – когда я, выполнив задание, вернусь… обратно, куда денутся все атрибуты христианской эпохи: церкви, литература, картины, скульптуры и прочее? Они же, получается, не возникнут вообще. А люди, христиане, целый миллиард? Кстати, среди моих знакомых их немало…
– Serge, ты не должен копаться в этом (оно тебя тревожит, я понимаю), но всё устроится наилучшим образом, можешь мне поверить.
– Уже поверил, – широко улыбнувшись, ответствовал я, хотя это было совсем не так…
– Давай договоримся вот о чём, – он прищурился, – ты выполняешь наше маленькое задание, возвращаешься, и мы предоставляем time machine в твоё распоряжение для выполнения твоей сверхзадачи, – слово "твоей" он выделил голосом. – Насколько я понимаю, это твоё второе путешествие будет гораздо короче, меньше десяти лет… не так ли?
Я попытался сглотнуть, в горле пересохло, стало больно…
Мне вдруг вспомнился фильм "Четвёртая планета"85, главный герой которого хочет изменить прошлое. А ведь по сути я здесь по той же причине…
В начале октября мы с Майком и Дашей ездили в Иерусалим на экскурсию, чтобы я мог проникнуться местом, куда мне предстояло отправиться. Постояли у Стены Плача – оставшейся части ограды Храма, посетили Храм Гроба Господня на Голгофе, прошли по Виа Долороза, повторяя путь Спасителя, посмотрели на Купол Скалы (первоначально – дом для паломников, теперь – мечеть Массджид Куббат ас-Сахра), зашли в Церковь всех наций в Гефсиманском саду, сфотографировали Башню Давида при входе в Старый город и Дамасские ворота, закончили экскурсию в Археологическом музее Рокфеллера. Пообедали в "Coffee Nadi" на Хилел-стрит и к концу похода устали, как черти, ноги гудели, но все остались довольны. Обратно, в Мегиддо, приехали уже затемно, по дороге Даша дремала на заднем сидении, а я осмысливал увиденное, представляя всё это, но с поправкой на минус двадцать веков…
– Вариант, описанный Анатолем Франсом в новелле "Прокуратор Иудеи", кажется мне наиболее правдоподобным, – сказал Майк. – Я напомню тебе. Старый приятель Пилата, бывший с ним в Иудее, Элий Ламия86, через много лет встретивший его на курорте, в конце рассказа говорит Пилату: "Я знавал в Иерусалиме одну иудейку87… Я любил её варварские пляски, её песни, гортанные и в то же время ласкавшие слух, запах фимиама, исходивший от неё, дремоту, в которой она, казалось, жила. Я повсюду следовал за ней, смешиваясь с толпой солдат, фигляров, откупщиков, которыми она всегда была окружена. Потом она вдруг исчезла, и больше я её не видел. Долго я разыскивал её по грязным закоулкам и в тавернах. От неё было труднее отвыкнуть, чем от греческого вина. Прошло несколько месяцев – и я случайно узнал, что она присоединилась к кучке мужчин и женщин, последователей молодого галилейского чудотворца. Звали его Иисус Назарянин88. Потом за какое-то преступление его распяли на кресте. Понтий, помнишь ты этого человека?