Ахмед показал Дарье расположенный на первом этаже дома-мечети молельный зал с колоннами из отполированного камня и мраморным, почти зеркальным полом. Расписанная восточными узорами стена полусумрачного помещения чередовалась с тяжелыми алыми гардинами, частично скрывавшими высокие проходы с заостренными "макушками". В наколонные держатели были вставлены съемные лампы-шесты, а у одной из стен, где были аккуратно собраны коврики для намаза, стоял комод с резными дверцами, сделанный очевидно из местной лилово-серой древесины. На его столешнице находилась маленькая емкость с благовониями, керамический кувшин с водой, старого образца голографическая база и маленькая стойка, обвешанная четками. Свисавшие над комодом стеклянные лампы в арабском стиле освещали его теплым желтым светом, словно свечи. Пилот с трудом сделала глубокий вдох и уловила, что благовония имели все тот же дурманящий оттенок корицы, смешанный с неизвестными для Белых ароматами редких растений этой знойной планеты.
Затем мужчина отвел Белых за спрятанную за домом-мечетью оранжерею, покрытую огромным куском рогожной ткани. Оранжерея выполняла здесь обратную функцию, защищая растения от чрезмерной полуденной жары и периодически возникающих песчаных бурь. Под ее острыми сводами выращивали декоративные и плодовые растения как местного происхождения, так и завезенные с Земли, держали светящуюся по ночам цветочную рассаду, ухаживали за местными целебными травами и необычной веерной формы кустарниками. Металлический остов конструкции был хорошо сохранен еще со времен первых экспедиций, в надвинувшихся сумерках тускло светились старые лампы, но матовое, слегка затемненное стекло местами уже было покрыто трещинами или вовсе выбито, и теплый ветер время от времени гулял вдоль оранжереи, вырываясь наружу и раздувая огромный кусок закрепленной над сводами ткани, словно парашют. В эти мгновения металлические люверсы, через которые были протянуты удерживающие полотнище веревки, постукивали о конструкцию, образуя внутри оранжереи унылый перезвон.
Белых внимательно слушала Фалиха, ее взгляд скользил везде, где они проходили и останавливался там, где охотник акцентировал ее внимание. Ахмеду доставляло удовольствие знакомить гостью с Адыкером и, изредка пересыпая речь шутками, рассказывать ей о тонкостях проживания в песках, ведь на лице ее ни на секунду не проступила брезгливость к деградировавшим в технологическом контексте адыкерцам, непонимание или скука. Она смотрела вокруг с тем любопытством и интересом, которые были свойственны Бату, но без чрезмерного возбуждения. Она задавала порой вопросы и отвечала на вопросы охотника с той же откровенностью и простотой, что и он. Ее многогранность, открытость миру Тауруса и естественность взбудоражили ум мужчины. По натуре своей Дарья оказалась немногословной, более спокойной и сдержанной, нежели младший брат, но с тем же внутренним стержнем, который невозможно было сломить. Однако именно ее внутреннее спокойствие и непритязательность человека из другого, более развитого, мира очаровали его.
Наконец, когда они вернулись к центральному входу дома-мечети, где гремела музыка, и присели у одного из столиков, Дарья попросила Ахмеда помочь ей выйти на связь с базой. В эту минуту он вспомнил, что пообещал людям, занятым на возведении кольца, сообщить в случае обнаружения девушки. Фалих дал гостье слово сделать все возможное для этого. Для установления связи необходимо было ждать, когда над Адыкером будет проходить спутник-ретранслятор.
Все это время Бату наблюдал за братом и гостьей и не смел вмешиваться в их разговор. Но как только Дарья осталась одна, он тут же начал нарезать поблизости круги и искать предлог для беседы. Юноша предложил ей горячий напиток, и когда Дарья приняла его, присел рядом на подушки и атаковал ее вопросами. Бату расспрашивал о полетах, о космосе, о звездолетах, наконец, об особенностях профессии летчика грузового корабля. Белых терпеливо отвечала и разъясняла моменты, которые охотник не мог понять в силу нехватки образования либо по причине постоянного нахождения на Таурусе. Фалих-младший поделился своим воспоминанием о том, как год назад он наблюдал на базе ремонт звездолета тяжелого класса. Корабль был очень крупным, поэтому его ремонт в ангаре не представлялся возможным, это позволило охотнику наблюдать за работой специалистов по ту сторону стеклянной стены, куда его довольно быстро выпроводили после передачи коробки с медицинскими препаратами, за которыми он приехал. Стоя у подножья Главных Врат, он с жадностью изучал глазами сложную «начинку», видневшуюся за вскрытым фюзеляжем корабля, где проводили какие-то манипуляции техники и дроиды. Двигатели не были зачехлены от пыли и песка, но «молчали», зато была активна роторная часть силовой установки, встроенная в фюзеляж. Ее огромный диск со светящимся кольцом периодически раскручивался, поднимая гул, а затем замедлялся, и тогда техники на одном подъемнике говорили что-то в гарнитуру связи коллегам на другом подъемнике, что находился по ту сторону борта. Бату прислушивался к их разговорам, стараясь запомнить новые термины в надежде, что когда-нибудь эти знания пригодятся, но, по-видимому, его присутствие и чрезмерное любопытство начинали действовать на нервы охране базы, поэтому вскоре к стеклянной стене со стороны площадки подошел вооруженный охранник в униформе с зеркальными очками в пол-лица и, постучав по стеклу, небрежным жестом дал юноше понять, чтобы тот проваливал. Бату разозлился, но ему ничего не оставалось, кроме как погрузить коробку на скутер и убраться восвояси, однако картина с циклопических размеров звездолетом еще несколько дней стояла у него перед глазами. Его ум потрясло это детище человеческого разума.
Пилот слушала рассказ, удивляясь живости ума и любознательности собеседника. Его арабский акцент был сильным; как и Ахмед, он допускал нередкие ошибки в словах, путал падежи, но излагал столь увлеченно и искренне, что вскоре девушка перестала замечать огрехи и начала видеть интересную картину: Бату в целом мало походил на Ахмеда, он был совсем другим, оттого в этом поселении находился не на своем месте. Более образованный, с прогрессивными взглядами и гибким мышлением, Бату терял здесь время и не имел никаких перспектив кроме положения хакима в случае смерти родственников.
– Скажи, что случилось с тобой в пустыне?– внезапно поинтересовался юный охотник. – Как ты оказалась там одна?
– Я не помню деталей… – пожала плечами Дарья. – Сначала я шла в направлении Адыкера от разгонного кольца, а потом был сильный запах корицы. Песок пах корицей! Это был головокружительный аромат, сильный и навязчивый… Я словно забылась, а очнулась уже в незнакомом месте.
– Мы называем эти пески рималь-халяват, что дословно означает «халва из песка». Они действительно обладают сильным ароматом, но я не знаю, что такое корица, здесь ее нет, хотя я неоднократно слышал это слово от экспедиционеров и обслуживающего персонала базы. Эти пески коварны, они воздействуют на сознание, как легкий наркотик, давая чувство радости. Их запах исходит от колоний грибов, произрастающих немного глубже благодаря наличию там воды. Но мы привыкли к этому запаху и к рималь-халяват. Нередко мы добавляем его в пищу, а его экстракт – в горячее питьё. Некоторые женщины используют этот аромат как духи, но это не приветствуется вне дома.
– Ваш мир очень необычен, но его красота обманчива, – констатировала девушка. – И все же… есть в нем нечто притягательное.
– Я могу многое показать тебе. Таурус уникален.
– Но ты хочешь покинуть его…
– Нет, я хочу стать гражданским летчиком и работать в космосе, а это не одно и то же. Не думаю, что ты стала летчицей в стремлении сбежать с Земли, ты не похожа на беглянку.
Белых задержала взгляд на собеседнике, но встретив демонический взор фиолетовых глаз, опустила голову.
– Прости… – юноша тряхнул головой и окинул взглядом празднующую толпу. – Мне известно, что ты на три года старше меня, а у нас не принято обсуждать старших, это нарушение традиций и неуважение к гостю. Я бы не хотел, чтобы ты скверно меня поняла.
