Когда Джефф начал ходить в начальную школу в Эймсе, он, по словам его матери, был очень застенчивым. Это выражение она еще много раз будет использовать впоследствии. Поскольку его все время называли «новеньким», для себя он вообразил, что отныне это его имя в новой, необычной обстановке. Учительница подарила ему еще одного питомца – серую мышку, – но этого оказалось недостаточно, чтобы Джефф победил свою стеснительность, и школа абсолютно не привлекала его. Казалось, ему сложно общаться с другими мальчиками, он совсем не знал, как найти с ними общий язык; он был неловким, чувствовал себя не в своей тарелке. Он с трудом самостоятельно надевал и снимал ботинки, а педагоги ему не помогали. Он расстраивался и начинал из-за этого плакать.
В конце 1963 года его лечили от ушной инфекции, а также пневмонии, которая протекала в легкой форме. Родителей Джеффа предупредили, что нужно следить за состоянием его грыжи – может потребоваться операция. Через несколько дней после этого семья чудесно отметила Рождество, во время праздника Лайонел, к огромной радости маленького Джеффа, нарядился Санта-Клаусом, и мальчик с удивлением трогал его искусственную бороду и накладной живот. Однако через несколько недель родителям стало ясно, что грыжу надо срочно лечить, и они с тревогой отправили маленького Джеффри в больницу. Случилось так, что ему пришлось провести две операции по удалению грыжи; подобное вмешательство крайне тяжело проходит даже для взрослого человека, а для четырехлетнего мальчика это и вовсе ужасно. Джеффри вспоминал, что, когда лежал в больнице, они вместе с другими детьми смотрели передачу, которая называлась «Заколдованные»; предположительно это было до операции. Саму операцию провели 19 марта 1964 года.
Все, что он чувствовал, оправившись от наркоза, – это сильная боль в паховой области. Двадцать семь лет спустя он расскажет доктору Джудит Беккер: боль была настолько сильной, что он даже подумал, что ему, должно быть, отрезали гениталии. Интересно, чувствовал ли он это на самом деле и как подробно ему объяснили, что это не так. Очевидно, он спрашивал свою мать, остались ли у него интимные органы, но мы не знаем, что она ему на это ответила. В своем дневнике она отмечала, что Джефф «отлично вел себя в больнице… [но] после этого испытания ему очень не нравился доктор». Джойс проводила с ним столько времени, сколько могла. Ночью он говорил ей: «Иди домой, мамочка, а я буду спать». Боль мучила его около недели, и он запомнил это навсегда. Учитывая беспокойный характер мальчика в будущем и яркую природу его проявления, можно задаться вопросом, не была ли эта операция слишком значимым событием в его жизни. Глубокий разрез в чувствительной области, проникновение в его внутренности, ощущение, что чужие руки вторгаются в твою личную жизнь, – все это еще после проявится неприятным образом. В течение долгого времени это оставалось самым интимным событием в его жизни.
У мальчика все еще не было друзей, он оставался на удивление застенчивым. Иногда Джойс приходилось отводить его в школу в таком несчастном и испуганном состоянии, что по пути он плакал. Когда Джеффу исполнилось пять лет, она перевела его в школу Уиттера, где в автобусе, каждый день отвозившем детей в школу, он сидел рядом с мальчиком по имени Кент. После этого знакомства он начал вместе с ним и другими мальчишками изучать окрестности. В их районе жили люди с низким уровнем дохода, под мостом проходил длинный туннель, и ребятам нравилось исследовать его, потому что он был темным и жутким. Он подружился с одним белым и с одним чернокожим мальчиком, которые жили по другую сторону от железной дороги; чтобы встретиться с ними, ему приходилось идти по туннелю. Дома находились далеко друг от друга, между ними пролегали большие расстояния, где стояли покинутые и заброшенные дома, в которых, как им казалось, больше никто не хочет жить. Искушение безнаказанно проказничать, бросая кирпичи в окна пустых домов, а затем спасаясь оттуда бегством, было слишком сильным, чтобы ему сопротивляться, и однажды к двери дома Дамеров пришла полиция с жалобой, что маленький Джефф «состоит» в банде хулиганов. Лайонелу и Джойс было стыдно, но они только отругали сына. Никто его не бил.
– Когда я был маленьким, я был такой же, как все, – сейчас говорит он.
Он проводил много времени, играя среди яблонь или на кучах угля, приходил домой грязный, весь покрытый угольной пылью, и получал за это очередной выговор. На окраине Эймса находился исследовательский центр, где в научных целях содержали все виды сельскохозяйственных животных, и Джеф часто проводил время, наблюдая за ними. Позднее он понял: это было своего рода место радиационных испытаний, но в то время оно казалось ему волшебным миром живых существ. Люди, которые там работали, носили длинные резиновые перчатки до подмышек, и как-то он увидел человека, который засунул свою руку прямо внутрь коровы. Затем однажды он обратил внимание на большое, длинное заброшенное здание, ступени которого были усеяны дохлыми мышами и крысами. Им овладело любопытство.
– Я подошел и хотел проверить, не заперта ли дверь, и толкнул ее. Никогда в жизни не видел так много мышей и крыс, бегавших по углам. Весь пол находился в движении, там все было просто усеяно ими. Я довольно быстро убежал оттуда. И они тоже выбежали за дверь.
В щели одного из заброшенных зданий Джефф нашел гнездо шершней. Он велел маленькому чернокожему соседскому мальчишке просунуть руку и посмотреть, что внутри, сказав, что там, скорее всего, сидят божьи коровки. Мальчик послушался и был сильно ужален, а когда побежал домой, то рассказал матери, что его укусили божьи коровки.
– Это было подло. Думаю, мне тогда было четыре или пять лет.
И тем не менее его увлечение животными и насекомыми не ослабевало. Змеи, жабы, крабы, черепахи, рыбы, дикие кролики и котенок по имени Бафф будоражили его любопытство и пленяли воображение. Однажды они вместе с отцом ехали на велосипеде по парковке исследовательского центра, когда заметили нечто, похожее на шар пыли – по крайней мере так показалось Лайонелу. Но Джефф присмотрелся получше, и оказалось, что то был ночной ястреб. Они отнесли птицу домой.
– Он был для нас как домашний питомец. Подходил, когда мы его звали, ел из наших рук и тому подобное. Мы назвали его Дасти.
Птица оставалась с ними, пока не окрепла достаточно, чтобы улететь, но тем не менее, по словам Джойс, «она откликалась на свист даже через три дня после исчезновения».
Примерно в то же время Джефф нашел под домом несколько костей, залез туда «ползком», достал их и решил, что они абсолютно потрясающие. Он называл их «смычками» и постоянно с ними играл. Держа в руках кого-то из своих животных, он чувствовал внутри них эти «смычки» и задавался вопросом, похожи ли они на те, что уже были у него.
1969 год стал важным годом для семьи Дамеров. Во-первых, повысилась гиперчувствительность Джойс: усилилась депрессия, а вместе с ней и потребность в конфликтах. Чтобы получать удовлетворение от примирения с мужем, она ссорилась из-за пустяков. Также Джойс начала принимать таблетки в надежде стать поспокойнее и удваивала дозу, когда они не приносили ей желаемого результата. Был случай, когда она с помощью передозировки «Секоналом»[15] пыталась покончить жизнь самоубийством, но возможно, что она просто без должной осторожности забросила большее количество таблеток себе в горло. Затем она стала пить «Мепробамат»[16] три раза в день.
Джойс постепенно погружалась в отчаяние, а количество употребляемых ею лекарств тревожно увеличивалось в течение нескольких последующих лет. Она чувствовала, что Лайонел слишком поглощен учебой, чтобы заметить, насколько тяжелой может быть ее жизнь или как хорошо она обустроила для него дом. Если говорить честно, то Лайонел был невероятно перегружен, – кроме того, что он работал над получением докторской степени, еще ему приходилось ездить по магазинам, потому что у Джойс не было водительских прав. Кроме того, он брал на себя бытовые обязанности, когда из-за нервного истощения или действия таблеток Джойс была не в силах с ними справиться. Иногда Джефф видел, что отец бил мать, когда она кричала, но чувствовал, что он делал это, только чтобы ее успокоить, и никогда не показывал гнев и не проявлял жестокость. Происходящие в доме сцены не были пугающими или необычными. Как ни странно, в докладе учительницы школы города Эймс было, хоть и бездоказательно, указано, что Джефф чувствовал себя покинутым. Возможно, его родители оказались настолько вымотаны и зациклены на своих собственных проблемах, что сторонний свидетель, особенно ребенок, мог запросто почувствовать себя лишним.
