В целом можно сказать, что англосаксонские источники демонстрируют крайне негативную картину эпохи викингов: викингов представляют здесь в лучшем случае как пиратов, язычников, варваров, а временами и в качестве грабителей, убийц, врагов христианского мира или же просто-напросто как дьявольское отродье. Рукопись «Жизнеописание короля Альфреда» Ассера, составленная, вероятно, ок. 893 года (Ассёр, ум. 908/909, – валлиец, монах монастыря Сент-Дэвидс в Диведе, епископ Шерборна (назначен в период с 892 до 900 г.), один из членов «придворного ученого кружка» короля Альфреда Великого), представляет собой отличный пример тех выражений, в которых англичане говорили о викингах. Так, автор рукописи Ассер, говоря о викингах, называет их не иначе как «ненавистное памяти полчище язычников» (exosae memoriae paganorum exercitus). К этому языческому аспекту обращались неоднократно и недвусмысленно, а у хрониста Этельверда, потомка королевской династии, жившего во второй половине X в. (он сообщает любопытные детали относительно военных кампаний Альфреда, которые, возможно, восходят к ныне утерянной, более подробной версии англосаксонской хроники), викинги прямо называются «нечестивейший народ» (plebs impiissima), что неудивительно, поскольку в это время скандинавы еще не были крещены и вели себя по отношению к англосаксам отнюдь не по-христиански. Этельверд лично познакомился с будущим норвежским королем Олавом Трюггвасоном в 994 г., когда находился в качестве дипломата на службе у епископа Эльфхеаха Винчестерского. Его хроника, написанная вскоре после 1000 г., дает нам одну из самых выразительных характеристик викингов: «мерзейшие из всех людей» (plebs spurcissima), «нечестивый народ» (plebs immunda), «грязная зараза» (lues immunda). Этельверд называет короля Олава «их зловонным королем» (rex foetidus) – довольно крепкое выражение по отношению к человеку, которого вскоре чуть не канонизировали. Тем не менее привычная терминология Этельверда— это язычники и варвары. А вот что рассказывают о викингах традиционно менее известные, чем англосаксонские источники, франкские источники. Так, Гильдесгеймские и Кведлинбургские анналы в 994 г. в своей обычной сухой и сжатой манере сообщают, что сыновья герцога Генриха, а именно Генрих, Удо и Зигфрид, по приказу императора вышли на бой против викингов. Эти краткие сведения приобретают некоторую живость благодаря детальным сообщениям германского хрониста Титмара Мерзебургского (975-1018 гг.), приведенным в его хронике (до 1018 г.). Нападение викингов затронуло Титмара самым непосредственным образом, поскольку трое упомянутых братьев были его дядьями по материнской линии. Он описывает, как 23 июня 994 г., когда он еще проходил обучение при кафедральной школе в Магдебурге, упомянутая троица выступила в морской поход против викингов. В последующем сражении дядя Удо был убит, а остальные двое попали в плен и подлежали выкупу за крупные суммы денег. Получив часть выкупа, викинги освободили Генриха и герцога Адальгера, но оставили в качестве заложников их сыновей, дабы таким образом ускорить сбор оставшейся суммы. Зигфрид не был отпущен, поскольку не имел сыновей, и для его освобождения Зигфриду, племяннику ранее упомянутого Зигфрида, т. е. родному брату Титмара, предстояло отправиться к викингам в качестве заложника. Поскольку младший Зигфрид не получил от своего аббата разрешения на поездку, будущий хронист Титмар должен был занять его место. Однако он появился слишком поздно, так как в то время дяде Зигфриду удалось бежать из плена. Викинги были так раздосадованы его подвигом, что бросили в реку оставшихся заложников, кузенов Титмара, а также сопровождавшего их священника, предварительно отрезав им носы, уши и руки, а сами отплыли восвояси. Нет ничего удивительного в том, что Титмар Мерзебургский в своем сообщении не слишком благосклонен к викингам. Действительно, строки о проклятых пиратских ордах (Chron. IV, 24: Execrata vero piratarum turba) не позволяют нам усомниться в его подлинных чувствах. Позиция Титмара в целом демонстрирует нам общее содержание франкских анналов, даже если их авторы, как правило, и выбирали более сдержанные средства выражения, лучше отвечавшие этому жанру. Надо отметить, что в XI в. германские историки становятся более беспристрастными (прозаичными) в описаниях викингов. Правда, в «Деяниях епископов гамбургской церкви», завершенных в 1072 г., Адам Бременский все еще ссылается на скандинавов, уже крещенных и принадлежавших к той же гамбургско-бременской епархии, что и его хозяева, как на «северных людей, самый необузданный народ» (Nordmannos, gentes ferocissimas).
Кстати, и в некоторых образцах скандинавской литературы средневекового периода обнаруживаются тенденции, общие с англосаксонской и франкской литературой эпохи викингов. Как бы то ни было, в агиографической литературе (Heilagra manna sögur) слово «викинг» (víkingr) имеет вполне ясное значение – «пират, грабитель» – и, таким образом, употребляется в крайне негативном смысле. Даже латиноязычные исландские анналы и то не особенно доброжелательны в оценке викингов, хоть и исключительно немногословны и сухи даже для жанра анналов, однако подобное отношение становится менее убедительным, если мы вспомним, что они представляли собой лишь средневековую компиляцию из других иностранных источников.
Но помимо негативного образа викинга в агиографии во многих образцах средневековой скандинавской литературы присутствует иное, малосодержательное и вполне нейтральное изображение викингов как морских воинов, где слово «викинг» относится к человеку, отправляющемуся в летние викингские рейды в южные чужие страны. Подобный образ превалирует в сагах об исландцах, т. е. в классических исландских родовых сагах, действие которых разворачивается по преимуществу в эпоху викингов. Говоря об исландских сагах, можно сказать, что во всем корпусе исландских саг и прядей, т. е. более кратких произведений, присутствует 144 ссылки на викингов и 39 упоминаний viking как состояния викингского похода. Нет смысла приводить здесь все 144 примера, поскольку при знакомстве со всеми отрывками становится ясно, что во всем корпусе, рассмотренном в определенном контексте, упоминания о викингах можно распределить по четырем основным категориям, с которыми традиционно и работают исследователи. Первая, хоть и не самая многочисленная категория, всего 14 % – это викинги как предки. Вполне естественно, что они встречаются во вступительных главах саг и, как правило, в связи с характеристикой героя, среди предков которого были викинги. При обращении к первым главам «Саги о Греттире», «Саги об Эгиле», «Саги о Вига-Глуме» или «Саги о Золотом Торире» чаще всего выясняется, что главный герой повествования испытывает проблемы с социальной адаптацией. В эту же категорию входят и те случаи, когда термин «викинг» используется в качестве псевдонима. Вторая категория— это викинг— герой повествования в его юные годы. Упоминания викингских походов, пришедшихся на юность героя саги, также играют функциональную роль и крайне стереотипны: в юности он был викингом, затем обратился к более почтенным занятиям, т. е., как правило, стал поселенцем и земледельцем в Исландии; например: «Первую половину своей жизни Хавард был великим викингом и очень храбрым воином, но получал по ране в каждом сражении, в котором принимал участие; он был ранен под коленную чашечку и с тех пор всегда хромал». Перед нами вполне очевидное литературное клише, поскольку, судя по исландской историографии, предки исландских поселенцев потеряли свои земельные владения в Норвегии и, как следствие этого, были вынуждены перебраться в Исландию, но отнюдь не являлись удачливыми в сражении викингами. Во многих случаях сюжеты с предками-викингами и викингскими походами как занятием, свойственным герою в юности, совмещаются. Третья категория – это викинг как временное занятие. Несколько примеров демонстрируют, что викингские походы в глазах автора XIII в. не выглядят как греховные забавы молодежи, но являются вполне законным временным занятием норвежского земледельца (фермера). Такие «частично занятые» земледельцы отправлялись на одно лето или на несколько летних сезонов в викингские походы – либо за собственный счет, либо поступая на краткий период своей жизни на службу к конунгу. Даже если этот сюжет и играет определенную художественную роль в повествовании, его можно рассматривать в качестве реминисценции на самом деле имевших место в тот период событий и, таким образом, как адекватное отражение эпохи викингов в средневековой скандинавской литературе. В подобные походы могли отправляться как в летнее время, так и на более продолжительный срок, будучи на службе у конунга. Четвертая категория— это чужеземные, иногда безымянные викинги как испытание для героя. Действительно, наиболее частые упоминания викингов обнаруживаются в сюжетах, повествующих об испытаниях, выпавших на долю героя. В сагах об исландцах это, как правило, испытание оружием, описанное либо в виде поединка, либо, что еще чаще, в виде морского сражения с другими викингами, происшедшего во время путешествия в чужие страны. К тому же имеется несколько отрывков, где социальная правоспособность главного героя, его качества вождя подчеркиваются благодаря демонстрации того, как он успешно избегает угрозы со стороны викингов. Такой скрытый акцент, по-видимому, объясняется следующим образом: в самой Исландии практически не было шанса встретиться с настоящими викингами, и авторам приходилось переносить место действия, изображая подобные встречи в морях к югу от острова. В целом описание викингов из этой категории почти исключительно негативное; их склонны изображать скорее как берсерков, которые также встречаются в этих литературных произведениях и которым отводят сходную роль испытателей героев. Из 83 упоминаний берсерков 29 известны по двум отрывкам из двух разных саг (20 в одной сцене из «Саги о Греттире» и 9 в «Саге о Вига-Глуме»); там и в четырех других сагах «berserkr» неоднократно употребляется в качестве синонима для víkingr: а) в поединке и т. п.; б) в морском или ином сражении; в) как избавитель от викингов.
