– В прошлый вторник завершивший карьеру знаменитый теннисист Гарри Хаддад рассказал о своих планах… – (Слова радиоведущего проникли в сознание Бруки, и она прибавила звук.) —…вернуться в профессиональный теннис в следующем году. Трехкратный победитель турниров Большого шлема закончил выступления четыре года назад после серьезной травмы плеча. В прошлый вторник он объявил о своих планах на странице в социальных сетях и сегодня разместил фотографию своей тренировки под руководством нового тренера, бывшей чемпионки Уимблдона Николь Ленуар-Джордан. Хаддад, который, по некоторым сведениям, скоро опубликует автобиографию, очевидно, надеется вписать еще одну восхитительную страницу в свою невероятную карьеру.

– Ради бога, Гарри! – произнесла Бруки и резко убавила звук радио, выражая неодобрение.

Он совершал ошибку. Его плечо никогда не придет в норму, и Николь – не тот человек. Бывшие чемпионы не обязательно великие тренеры. Николь Ленуар-Джордан – красавица, целеустремленная спортсменка, однако Бруки подозревала: терпения, чтобы быть наставником теннисиста, у нее не хватит.

Она постучала пальцами по рулю и пробормотала, поторапливая светофор:

– Давай же, давай.

У ее отца тоже не хватало терпения на светофоры, на детей, которые слишком долго завязывали шнурки, и на романтические сцены в фильмах, но, когда речь шла о тренерской работе, тут он был само терпение.

Бруки помнила, как отец наблюдал за своими учениками и анализировал их игру: глаза прищурены от солнца – он отказывался надевать солнцезащитные очки на корте (момент, когда Бруки позволили сделать это в бесплодной попытке побороть мигрени, был поистине историческим), а потом подзывал игрока к сетке, подняв вверх указательный палец и формулируя в голове мысль: «Что я должен сказать или сделать, чтобы у этого ребенка в голове щелкнуло?» Он никогда не повторял одно и то же наставление дважды.

Мать Бруки очень хорошо проводила групповые занятия с малышами – они у нее все время бегали и смеялись. Она надевала гламурные солнцезащитные очки с очень большими стеклами во время тренировок с детьми и никогда – на игры. Однако у нее не было ни желания, ни терпения, чтобы вести к цели одного игрока. Джой была деловая женщина, мозг фирмы Делэйни, именно она организовала магазин по продаже товаров для тенниса, кафе, лагерь выходного дня.

Джой делала деньги, а Стэн – звезд, только вот свою ярчайшую – Гарри Хаддада – они потеряли.

Стэн мог бы тренировать Гарри и дальше, сколь угодно долго, хотя некоторые считали, что три Больших шлема – это большее, на что тот способен. Только не отец. Он верил, что Гарри мог бы взлететь так же высоко, как Федерер, что Гарри станет тем австралийцем, который наконец размочит засуху Открытого чемпионата Австралии, но никто никогда не узнает, что могло бы случиться в параллельном мире, где Гарри Хаддад остался бы с тренировавшим его в детстве крутым Стэном Делэйни.

Сигнал светофора сменился, Бруки надавила на газ, думая о своих бедных родителях и о том, как они отнеслись к этой новости. Ведь наверняка уже знают. Объявление было сделано в прошлый вторник. Если они не видели этого в новостях, кто-нибудь из знакомых по теннису обязательно сказал бы им. Странно, что мать не позвонила ей обсудить это, попереживать из-за отца и того, какие чувства он испытает, снова увидев Гарри на корте.

Наблюдать за тем, как отец смотрит по телевизору теннисный матч с участием Гарри Хаддада, было больно. При каждом набранном очке отца пробирала дрожь от с трудом сдерживаемого внутреннего напряжения, он сидел, вжав голову в плечи, на его лице читалась душераздирающая смесь гордости и страдания. Вся семья испытывала противоречивые чувства к этому самому знаменитому ученику Стэна. Многие игроки из Теннисной академии Делэйни хорошо выступали на местных соревнованиях, но только Гарри проделал весь путь и добрался до земли обетованной. Он единственный поцеловал магический кусок серебра – Кубок Уимблдона в мужском одиночном разряде – причем не один, а два раза.

Талант Гарри открыл отец Бруки. Мальчик никогда не держал в руках ракетки, но однажды отец Гарри выиграл на благотворительной лотерее сертификат на часовое индивидуальное занятие в Теннисной академии Делэйни и решил привести туда своего восьмилетнего сына. Остальное, как любила говорить мать Бруки, – достояние истории.

Теперь Гарри был не только спортивным идолом, но и известным филантропом. Он женился на красавице и имел троих прекрасных детей, один из которых был болен лейкемией, именно тогда Гарри стал страстным поборником исследований рака у детей. Он собирал миллионы. Он спасал жизни. Разве можно сказать хотя бы одно дурное слово о таком человеке? Нельзя.

А Бруки могла, потому что Гарри не всегда был святым. В детстве, когда она, ее братья и сестра хорошо его знали, он был трусоватым стратегическим лжецом. Он использовал обман как тактику не только для того, чтобы набирать очки, но и с целью огорошить и разозлить противников. Отец Бруки никогда в это не верил. У него в глазах появлялись слепые пятна, когда речь шла о Гарри, и это вполне понятно, ведь то же самое происходило почти со всеми взрослыми, когда дело касалось Гарри. Они видели только его непревзойденный талант.

Во время матча против брата Бруки Троя, когда оба они были подростками, Гарри не раз беззастенчиво лгал, выкрикивая, что мяч за, когда он явно был в поле. Наконец Трой сорвался. Он отшвырнул ракетку, перескочил через сетку и пару раз хорошенько врезал подлецу. Оттаскивать его от Гарри пришлось двоим взрослым мужчинам.

Троя отстранили от игр на полгода, и это было еще слабым наказанием, по словам отца, которому потребовалось немало времени, чтобы простить так опозорившего его сына.

А потом, всего через два года, Гарри Хаддад предал Стэна Делэйни – отказался от него в качестве тренера после победы на Чемпионате Австралии среди юниоров. Отец Бруки получил удар исподтишка. Он-то считал, и не без оснований, что вырастил Гарри. Стэн любил его как сына, может быть, даже больше, чем своих сыновей, потому что Гарри никогда не спорил с ним на тренировках, не бунтовал, не вздыхал и не закатывал глаза, не волочил ног, выходя на корт.

Предположительно, покинуть Делэйни решил не сам Гарри, а его отец. Элиас Хаддад, фотогеничный, харизматичный папаша Гарри, был его менеджером и на каждом матче сидел в ложе для болельщиков игрока с очередной подружкой под боком. Бруки и остальные младшие Делэйни не верили, что решение бросить их отца было принято без участия самого Гарри, несмотря на проникновенную записку, которую тот прислал Стэну, и на серьезный лицемерный тон, каким он высказывал в интервью для фанатского журнала благодарность своему первому тренеру. С тех пор отец больше не сходился близко ни с одним из своих учеников. Они любили его, и он отдавал им все, что мог, но сердце свое оберегал. По крайней мере, такой теории придерживалась Бруки.

Она въехала на забитую машинами парковку у «Пьяццы» – так после недавней реновации стал именоваться местный торговый центр. Все ехидничали по поводу дизайна в стиле «городок в горах Тосканы», но Бруки это не волновало. Новый итальянский гастроном был великолепен, в кафе повесили несколько красивых фотографий Тосканы, искусственные цветы в подвесных корзинах, если не присматриваться, выглядели почти как живые, и в фальшивой булыжной мостовой, по крайней мере, не застревали каблуки, как в настоящей.

– Хотя случайно подвернутая лодыжка, вероятно, пошла бы на пользу твоему бизнесу, да, Бруки? – подмигивая и тыкая локтем под ребра, сказал ей с месяц назад, в день открытия, один местный парламентарий, после того как перерезал огромными новехонькими ножницами церемониальную ленточку. Этот парламентарий был из тех мужчин, которые во всем умеют отыскать неявные сексуальные коннотации.

Если заданный попыткой пожить раздельно импульс будет подхвачен и дело дойдет до развода, что казалось вполне вероятным, Бруки придется идти на свидание – накрасить губы и выносить за чашкой кофе смутные сексуальные коннотации.