В другой главе своей книги Курганов дает рекомендации «о обороне городов от незапных нападений от лестниц, скоропостижных атак и проч.». И снова автор пишет о необходимости соблюдать «все то, что предписано в воинских уставах для охранения городов, отворения и затворения ворот и проч.». Действительно, к началу XVIII в. европейское военное искусство выработало стандартный набор требований к организации караульной и гарнизонной службы. В петровском уставе этим вопросам посвящены главы 59 «О караулах, како оным ходить и сменяться…», 60 «О ревелиях (или побудках) и таптах», 62 «О силе и должности караулов как в городе так и в лагере», 63 «О караулах кавалерии…», 65 «О рундах», 66 «О патрулях и что при том чинить надлежит» [143]. Не станем воспроизводить многочисленные и подробные уставные положения, а вернемся к советам из книги Курганова.
Если город стоит на реке, то ночью выше и ниже по течению следует выставлять барки с солдатами; в мокром рву зимой – регулярно колоть лед; в дни ярмарок удвоить караулы и держать гарнизон в повышенной готовности. Для отражения «эскалады» (штурма по приставным лестницам) следовало хранить на валу «алебарды и бердыши» и другое древковое оружие для поражения и сталкивания нападающих со стены. Сбивать лезущих по лестницам рекомендовалось скатыванием бревен, бомб, гранат, а также горючих вещей (смоленых фашин, горящих бочонков и т. п.). Ночью в ров неодходимо кидать «множество шлагов для его освещения, и чтоб пушки с крепости могли производить желаемое действие над войском, находящимся во рву». Пространство перед воротами должно хорошо простреливаться, чтобы исключить возможность приставления петарды, на случай подрыва ворот – иметь запас бревен для преграждения пути внутрь города[144].
История Северной войны знает несколько примеров, когда осаждающий бросался на приступ, как только подходил к крепости. Внезапным нападением было взято наружное укрепление (кронверк) Ниеншанца. Его недостроенный вал был занят частью шведского гарнизона. Так описан этот бой в журнале Гизена: «В 24 день [апреля 1703 г. – Б. М.] не дошед до крепости за 15 верст посылал господин фельдмаршал партию с 2000 пехоты под командою полковника Нестерта и Преображенского полку капитана Глебовского плавным путем, которые против 25 дня в ночи щастливо к городу пришли и шведских драгунов 150 человек у самого рва стоящих с посту збили и к бегу принудили, из которых у градских ворот 2 человек взяли, а по том и первым валом овладели. При том щастливом действии зело смелым сердцем и мужественно на один бастион с малыми людьми из той партии жестокое нападение учиняя взошли, но, не имея никакого приуготовления к приступу, за благо разсудили отступить» [145]. В «Юрнале 1703-го года» содержится уточнение: для того чтобы с ходу ворваться в саму крепость, у нападающих не оказалось при себе «лестниц приступных и довольных воинских припасов, а паче гранат ручных и копей» [146]. Данный случай представляет удачное нападение передового отряда на внешние посты вокруг крепости, за которым последовал подход всей осадной армии; внезапный штурм главной крепости, как видно из цитат, не планировался или по крайне мере не был подготовлен.
Другое неожиданное нападение на неприятельскую крепость совершили драгуны и калмыки генерала Боура, которые в ходе рейда на Митаву в ночь с 11 на 12 июля 1705 г. смогли проникнуть в шведскую крепость и перебить ту часть гарнизона, что не успела укрыться в замке. О том, как это произошло, Б. П. Шереметев написал Петру: «Та наша партия [генерал-майор Боур с 13 драгунскими ротами и с курскими калмыками. – Б. М.] пришла к Митаве в ночь незадолго до света, и как начал быть свет, спеша драгунов, пришли к посаду, где была неприятельская рота на карауле. Розорвав рогатки, тое роту збили, и пошли тем посадом до валу земляные крепости, где шведов обреталося не безо много с 1000 человек. И пришед ко оной крепости, с превеликим боем ворвалися чрез вал в тое крепость; и на улицах, где утверждены были рогатки и поставлены пушки, и в палатах у курлянчиков заведены были салдаты (от которых стрельбою войскам нашим чинилась некоторая пакость), милостию Божиею и заступлением Пресвятыя Богородицы, а твоею, премилостивейшего государя, молитвою и счастием, тех неприятельских людей побили, которых мало что и не всех в труп положили и в реке потопили; едва и сам комендант за охранением тутошних курлянчиков, убрався в платье их бургарское (или в торговое), в замок ушол; также и в палатах затаенные у тех курлянчиков не спаслися: все удовольствованы вечным сном»[147]. В военно-походном журнале фельдмаршала упоминаются подробности скоротечного уличного боя: «И как вошли в город, и в том городе во всех улицах утверждены были рогатки и поставлены при тех рогатках солдаты с пушками; и, по жестоком огню, оных неприятелей побили же и гналися до самого замка, где и сам полковник и камендант Кноренг едва спасся защищением тутошних жителей» [148]. Шведский источник признает потери и добавляет, что нападение было совершено между тремя и четырьмя часами утра и что «полковник Кнорринг, находившийся в городе, был вынужден спастись через черный ход, после того как он храбро оборонялся через двери и окна» [149].
Впрочем, задерживаться в Митаве в тот день не входило в планы русского командования, поблизости не было всей русской армии, и формально город был занят, а замок – осажден, месяцем позднее, в августе 1705 г. Боур возвратился из рейда с трофеями и пленными, и мы позволим себе небольшое отступление, чтобы рассказать о дальнейшей судьбе тех и других. Взятые в «полон» в Митаве 78 шведских офицеров и нижних чинов вскоре были умерщвлены – в проигранном сражении при Мурмызе возникла опасность их освобождения[150]. Среди митавских трофеев – пушек, барабанов и знамен – у шведов были захвачены «2 пушки полковые трехфунтовые, при которых на станках утверждены с обе стороны по мартирцу, что картечами стреляют» [151]. По этому описанию они напоминают орудия «системы Корчмина» – полковые трехфунтовые пушки с двумя мортирками на лафете по сторонам от пушечного ствола, – которыми русская армия стала вооружаться в 1706 г. Такое сходство позволяет предположить, что митавские трофеи стали прототипом новых русских пушек.
Известен еще один пример внезапной атаки; с описанным выше нападением на Митаву его делает схожим сразу несколько моментов. Во-первых, атакующие ворвались в крепость неожиданно, во-вторых, часть защитников смогли укрыться внутри взятого города и в-третьих, нападавшие в результате отступили. Итак: март 1706 г., Великое княжество Литовское, город Несвиж. В то время как главная российская армия находилась в окружении в Гродно, царь Петр отправил в литовские города отряды казаков гетмана Мазепы для наблюдения за находившимися неподалеку шведами. Карл XII, узнав об этом, выслал в Несвиж отряд подполковника Траутфеттера силой в 450 всадников. Наиболее полно развитие событий изложено у Адлерфельда.
Отряд казаков силой около 1500 человек расположился в Несвиже, однако в расположенный там замок Радзивилов их не впустили. Траутфеттер прибыл к городу на рассвете 13 марта (шв. ст.) и приказал своим людям спешиться; сформировав три отряда, они успешно вскарабкались на стены, захватили ворота и напали на казаков с разных сторон. Казаки успели собраться на рыночной площади, забаррикадировать улицы и открыть огонь по шведам. Те, в свою очередь, за полчаса выбили казаков из баррикад, убив 300 человек во главе с их командиром и взяв четыре пушки; затем Траутфеттер послал своих кавалеристов зачистить улицы города. Однако 500 казаков укрылись в женском монастыре, а другие засели в домах вокруг площади и постоянно отстреливались оттуда, нанося потери шведам на улицах. Чтобы покончить с обстрелом из домов, Траутфеттер приказал зажечь их, при этом 600 казаков погибло в огне и немногие уцелевшие (до 180 человек) сдались в плен. С теми, кто занял оборону в монастыре, шведы ничего сделать не смогли и покинули город [152]. Дополняет картину взятия Несвижа Н. И. Костомаров: «В Несвиже поставлен был стародубский полковник с четырьмя сотнями своих полчан. Шведы напали на них сонных ночью и одну сотню истребили совершенно; погиб и стародубский полковник Миклашевский. Другая сотня, поверивши слову неприятеля, обещавшего отпустить Козаков на свободу, если они не будут защищаться, положила оружие и была объявлена военнопленною. Третья сотня заперлась в бернардинском монастыре, не поддавалась никаким убеждениям сдаться, и когда шведы, не ставши их добывать оружием, ушли, соединилась с четвертою сотней и обе пришли к гетманскому обозу»[153].
