Эрика придвинула к прилавку табурет, предназначенный для снятия товара с верхних полок, и опустилась на него. В этот момент зазвонил ее телефон. Взглянув на дисплей, Эрика увидела номер Гебы Цавахиду, менеджера из кадрового агентства. Нажав на отбой, она отключила телефон.

– Киприде, моей старшей внучке, тем летом исполнилось двадцать три. Она собиралась замуж и хотела заработать на свадебное путешествие, потому что ее жених был небогат. Зиновия только окончила школу. Ей и восемнадцати не было. Она устроилась в отель, несмотря на мои возражения. Хотела стать самостоятельной, как ее сестра. Уверяла, что это только на один сезон, а потом она пойдет учиться дальше. Ей нужны были деньги, чтобы продолжить образование. Она хотела стать переводчицей.

– Они обе погибли? Это был несчастный случай?

– Это было преступление. Самое настоящее преступление, только виновных так и не нашли. Хотя кое-кто утверждал, что не обошлось без вмешательства потусторонних сил. Но я не верю в эту чушь. Ни минуты не верила. – Старуха помолчала. – Обе внучки были на моем попечении. Их отец, мой единственный сын, умер, а невестка повторно вышла замуж и уехала в Салоники. Киприда и Зиновия остались со мной.

– Что с ними случилось?

– Вы хотели сказать, что случилось с теми восьмьюдесятью? – уточнила гречанка со странным, леденящим душу смешком.

– Восьмью… – Эрика запнулась и в ужасе посмотрела на старуху.

У нее мелькнула мысль, что несчастная страдает старческим слабоумием, но продавщица отнюдь не выглядела помешанной. Ее цепкий взгляд свидетельствовал о ясности ума.

– Кто-то умер сразу, другие уже в больнице. Об этом мало кто знает. Я узнала от своей подруги, которая работала медсестрой в госпитале Коса. В тот день была ее смена. Она успела мне рассказать прежде, чем с нее взяли ту подписку. Да она бы в любом случае рассказала, ведь речь шла о моих внучках, единственных, кто у меня остался после смерти Хермолаоса.

– Что произошло?

– Отравление.

– Отравление?!

Происходящее всё больше напоминало театр абсурда. Одна часть Эрики не хотела в этом участвовать, не хотела ничего слышать. Но другая ее часть, более хладнокровная, ждала продолжения. Эрика нетерпеливо подалась вперед, почти коснувшись грудью прилавка.

– Они отравились некачественной пищей? Возможно, в плохо прожаренном мясе был возбудитель сальмонеллы, и на жаре…

– Нет! Отрава была в воде.

– В воде… – эхом повторила Эрика, еще не до конца осознавая смысл этой зловещей фразы.

– Всё случилось очень быстро, никто толком ничего не понял. Отель был полнехонек. Середина июля, разгар сезона, девять часов утра. Кто-то принимал душ или чистил зубы, кто-то завтракал, а кто-то плавал в бассейне… Уцелели только те, кто, проснувшись, сразу отправились на пляж. Их оказалось очень мало, этих любителей раннего морского купания: человек пятнадцать из ста постояльцев и сотрудников отеля. Им повезло. Да, им повезло, – задумчиво повторила старая гречанка. – В отличие от моих внучек. Зиновия выпила стакан воды после того, как перестелила два десятка постелей, а Киприда была инструктором по плаванию и отрабатывала технику ныряния с одной из туристок.

– Я не понимаю, – пробормотала Эрика. – Вы хотите сказать, отрава была в любой воде на всей территории отеля?

– Кроме бутилированной. Но тогда, двадцать лет назад, пластиковые бутылки были еще не в ходу. Воду пили из-под крана, это считалось безвредным. Сговор производителей бутилированной воды произошел уже позже, в начале двухтысячных. Тогда-то нас и стали убеждать с экранов телевизоров, что вода из-под крана – это яд. Впрочем, в тот день вода действительно оказалась ядом.

– То есть кто-то просто взял и влил в воду заразу? Разве такое вообще возможно?

– Да, в это трудно поверить. Тем более доказательств так и не нашли. После того, как отель оцепили военные, были взяты пробы. Везде: в бассейне, и в номерах, и на кухне, даже в прачечной.

– И что?

– И ничего. Пробы оказались чистыми. Обычная вода, не хуже, чем в других отелях.

– Но почему же тогда решили…

– Они кричали. Те, кто умирал в то утро. Корчились в судорогах, хватались за горло, катались по земле. Почти у всех были обожжены губы, трахея и пищевод. Как если бы они выпили синильную кислоту, только не концентрированную, а разбавленную. Они кричали, что отравились водой. Что она жжет их, жжет изнутри. Моя подруга работала в отделении интоксикации уже пятнадцать лет. Она не могла ошибиться – и врачи, дежурившие в тот день, тоже не могли.

– Неужели никого не удалось спасти?

– Только нескольких человек, кому вода просто попала на губы или в рот – при чистке зубов, например. Они отделались ожогами слизистой. Но это всё были взрослые. Дети оказались слабее.

– Дети? Да, в самом деле, там должны были отдыхать дети. И сколько… сколько…

– Кажется, около трети всех погибших.

Какое-то время Эрика молчала. Услышанное не укладывалось в голове. Наконец она сказала:

– Нужно быть настоящим чудовищем, чтобы убить детей. Да еще таким жутким способом…

– Вы правы. Тот, кто это сделал – чудовище.

– Неужели его так и не нашли?

– У полиции имелись подозрения, но без доказательств нельзя выдвинуть обвинения. И дело закрыли. Засекретили, насколько это возможно. Отель законсервировали, врачей обязали хранить молчание, а выжившим и тем, кто тем утром ушел на пляж, выплатили кругленькие суммы за молчание. Уж не знаю, как правительству удалось замять скандал на высшем уровне, ведь почти все погибшие, за исключением сотрудников отеля, были гражданами других стран. Думаю, их родственникам были выданы липовые свидетельства о смерти. И уж конечно, о том, что смерть носила массовый характер, никому – ни родственникам, ни консулам – не сообщили. Всё сделали очень быстро, в обстановке строгой секретности. В тот же день у отеля поставили шлагбаум, возле которого несли круглосуточную вахту военные, а территорию обнесли высоким забором. Правда, спустя некоторое время охрану убрали. Поняли, что в отель и так никто не сунется. Местные обходили его стороной. Мало кто верил, что отравление воды – дело рук человеческих.

– А чьих тогда? Вы же не думаете, что…

– Я – нет! – отрезала старая гречанка. – У меня, слава Господу, есть голова на плечах. Я уже говорила, что не верю в потусторонние силы, как тут болтают некоторые, кому фантазию девать некуда. Соседи кого только ни поминали: и дьявола, и инопланетян, и приведение…

– Приведение? – быстро переспросила Эрика.

– Я же говорю: каких только глупостей не болтали! А вот до правды охочих не нашлось. К кому я только ни обращалась, чьи пороги ни обивала… Тогда я еще была полна сил – едва за шестьдесят перевалило. Горе-то меня не сразу накрыло. Я вначале не верила, что внучек больше нет. Пока ходила по инстанциям, сил было достаточно. А как поняла, что толку не будет, сразу болячки навалились. То инсульт, то рак… а еще меня в психушку пытались упрятать, чтобы лишнего не болтала.

– Кто? Власти?

– Если бы! Родной племянник. Решил, будто мне опасность угрожает, и спровадил в лечебницу, якобы для укрепления нервов. Тут я смекнула, что, пожалуй, слишком далеко зашла, а Киприду с Зиновией все равно не вернуть. После первого инфаркта Орестес меня к себе забрал. Это его магазин. Вот, помогаю ему, пока силы есть.

Эрика видела, что старая гречанка утомлена разговором и расстроена неприятными воспоминаниями, но у нее был еще один вопрос.

– А владелец отеля? Что с ним случилось?

– Разве я не сказала? Он тоже погиб в тот день.

– Это ужасно.

– Кирие Вергопуло был плохой человек. – Старуха поджала губы. – Киприда всякое про него рассказывала. Но, каким бы ни был, он не заслужил такой смерти.

– И у него не осталось родственников?

– Насколько я знаю, нет. А если б даже остались, им бы все равно не позволили владеть отелем.

– Получается, власти просто конфисковали его, а спустя двадцать лет выставили на продажу, потому что вышел срок давности?