У меня была первая любовь. Школьная. Она была отличницей и самой полной девочкой в классе. Но я не замечал последнего. Только огромные черные глаза и иссиня-черные густые волосы. До сих пор помню, как они блестели на свету, как леска.

Она была как принцесса. В то время определение "мажор" было еще не в ходу. Но ей бы подошло. Она была настоящей мажоркой. Ведь ее отец был главврачом поселковой больницы. Ее обожали учителя и наши родители. Училась она на одни пятерки. А математик вообще оставлял ее вместо себя на уроке, когда бегал к трудовику похмеляться. Она носила самые красивые белоснежные кроссовки и отдыхала в Крыму. У нее был крутой по тем временам девайс – часы SANYO с музыкой и календарем. А еще немецкие ручки, у которых паста была несъемная, но чернил, если верить однокласснику Ромке, хватало на 10000 метров. Как если бы кто-то вздумал писать ею прямо по дорожному полотну, высунувшись из машины на полном ходу.

Как и у любой принцессы у нее была своя свита, из вечно восхищающихся одноклассниц и крутых парней из старших классов.

Между нами ничего не было. И не могло быть. В классе я скорее был одиночкой, где-то между "крутыми" и "ботанами". Больших успехов в учебе не имел. Особыми талантами не блистал. Спортом тоже особо не увлекался. Поэтому любил я тихо и незаметно, как и положено полуботанам. На взаимность не только не рассчитывал, но даже избегал ее. Куда мне до принцессы?!

Каким же было мое удивление, когда она мне заявила, что знает о моей симпатии к ней. Так прямо и "бомбанула". Неожиданно. Как бы, между прочим.

– Я тебе нравлюсь. Правда? Скажи. Признайся уж…

Я услышал насмешку. Я почувствовал высокомерие и пренебрежение. Я вспыхнул. Что-то промямлил в ответ. И постарался быстрее смыться из-под обстрела.

После этого я старательно избегал ее. Лишь на уроках украдкой любовался переливом волос и глубоко вдыхал ее запах, когда она проходила мимо меня к доске.

Вполне понятно, что мое первое свидание произошло не с ней.

Была еще одна девочка. Из параллельного класса. Людмила. Прямая противоположность первой. Пацанка. Люда. Веснушки. Озорные зеленые глаза. Люська. Вечно насмешливая. И всегда готовая дать сдачи, как словом, так и колом.

В начале, я не обращал на нее внимания. Но случай, то и дело сталкивал нас в разных местах. А однажды она шарахнула меня туалетной дверью. Не нарочно, конечно. Но ощутимо, до крови из носа. Вместо "извини" или "как ты?", она только фыркнула: "подглядывал, казлофан?!" Помню, меня это незаслуженное обвинение задело больнее, чем дурацкая дверь. Однако, голова кружилась. И мне оставалось лишь зло смотреть в след удаляющейся спортивной фигурки непринцессы.

Обстоятельства не дремали. И скоро вновь свели нас. Мама потащила меня на день рождения своей подруги. Все бы ничего. Скучно, конечно, но выдержать пару часов, чтобы потом смыться, я бы смог. Осложняло дело, что мамина приятельница жила "за линией". Так в поселке называли частный сектор, который от каменных микрорайонов отделяла железнодорожная нить.

Это была настоящая деревня, в двух шагах от города. Здесь пели петухи, лаяли собаки и за водой ходили с ведрами на колонку. Называли мы это своеобразное гетто "мясиком". Мясокомбинат был единственным кирпичным зданием в округе. Именно на нем работало большинство взрослого населения пригорода. А их дети резвились в одной из трех поселковых группировок с одноименным названием.

С мамой, конечно, не тронут. Но перспектива сбежать пораньше становилась малоосуществимой. Нарваться на "мясицких" было меньшим из моих желаний. Нас "центровских" они ненавидели даже больше, чем ребят из "жилки". Последние проживали в так называемом жилпоселке. Это был противоположный пригород, застроенный желтыми двух – и трехтажками, которые возвели пленные немцы в 50-ые.

У группировок были четкие территориальные границы. Пересекать их без взрослых было рискованно. Не трогали еще тех, кто шел с девушкой. Такие были правила. То, что в 60-ых начиналось, как игра, в 80-ых стало реальной криминальной проблемой. Группировки все больше напоминали банды. Позже, на закате империи, они начнут крышевать ларечников и рэкетировать первых коммерсов. Ну, а в моем детстве это явление напоминало нечто среднее между игрой "Зарница" и разборками в колонии для несовершеннолетних. Еще не было экономических интересов, поэтому делили территорию.

– Как в деревне, да? ― Мама улыбнулась и глубоко вдохнула воздух.

Не отвечая, я тоже шумно втянул. Пахло коктейлем из креазота*, навоза, скошенной травы и дизельных выхлопов.

Мы поднимались на пешеходный мост над железнодорожными путями. Это была граница, граница между "центром" и "мясиком". Под нами прогрохотал тепловоз. Впереди нас ждал деревенским ландшафт "чужой" территории.

Я, конечно, нервно озирался, хоть и был под прикрытием матери. Ничего необычного. Аборигены занимались привычными для себя делами: кололи, носили, убирали, поливали, пололи и громко кричали. Кричали на всех, от детей, играющих на пыльных улицах, до скотины, которая в ответ мычала и блеяла.

Прямо посередине проезжей части женщина в платке, съехавшем на бок, орала на мужика, который был явно под мухой. Пошатываясь, он что-то бурчал в ответ. А когда мы поравнялись с парой, его вырвало. Что-то красно-оранжевое выплеснулось прямо на асфальт и окатило брызгами всех окружающих. В основном досталось тетке в платке. Долетело и до нас. Несильно, но мерзко. Больше всего фонтану "обрадовалась" мама. Единственное выходное платье из бежевого превратилось, в бежевое в горошек.

Чертыхаясь, мы перешли улицу и оказались перед синей в желтый цветочек калиткой тети Клары. Из распахнутых окон пятистенка разливалась протяжная татарская песня. Днюха была в разгаре.

Мама пошла сразу в сад, отмывать платье водой из поливальной бочки. Меня тоже не тянуло в дом. Я присел на крыльце и огляделся. Этот был почти типичный сельский двор. Частично он был усеян гравием, из-под которого пробивалась травка. По всей территории были разбросаны детские игрушки, рукавицы, пух и перья. Низкий заборчик отделял огород с морковью и свеклой. В гараже пылился инвентарь. На заборе грелась кошка. Везде деловито сновали куры.

Я любил деревню. И часто проводил у дедушки летние каникулы. Но, то была другая деревня. Настоящая. Без шпального запаха и блюющих алкашей на улице. Никогда не понимал, как можно жить типа в деревне, но внутри города.

– Пипец место, здесь да?

Я повернулся на голос.

На веревочных качелях, болтающихся между двух яблонь, медленно качалась девчонка.

Люся!

Она сосала "Петушок", махала ободранными коленками и насмешливо смотрела сверху вниз.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.