Я медленно разлепила тяжёлые, словно налитые свинцом, веки, видя перед собой размытые очертания абсолютно незнакомого места. Это был дом, судя по всему. Даже хижина. С покатой, чуть кривой крышей, заткнутыми мхом щелями между массивных, темных от времени бревен, напоминая всем своим антуражем зимовье, используемое охотниками при дальних переходах между лабазами. Где-то здесь горел свет, давая теплые блики на стены и освещая мое лицо, но большего я разглядеть не могла, и любое движение глаз отзывалось резкой болью в голове. Кажется, я простудилась…

Голоса ещё не было, и при попытке что-то сказать, вышло лишь неясное шипение и хрип.

Горло саднило то ли от болезни, то ли от надорванных голосовых связок. А может от всего разом. Блеск… Вторая мысль, взметнувшая во мне искры страха: “Где Кросс и Киллер?” Я собрала все возможные силы и приподнялась, опираясь на локти, ощущая жуткую ломоту во всем теле, скрытом старым шерстяным одеялом. Головокружение и слабость вторили ей с особым усердием. Скинув со лба надоедливую тряпку, я вздохнула и немного подождав, прислушиваясь к ощущениям, приподняла его край, обнаруживая что лежу под ним совершенно обнаженная, за исключением зажатой между ног старой простыни. Что за мать твою? Немного отодвинув ее от себя я увидела кровь. “Вот же блять” — пронеслось в голове – “Действительно невовремя, но… Кто всё это сделал? И где моя одежда?”

Словно отвечая на мой вопрос, маленькая дверь хижины с приятным скрипом отворилась, впуская внутрь невысокую, почти миниатюрную девушку-человека, одетую в высокие сапоги, поверх обычных потёртых джинс и в свитер с высоким горлом. На голове красовалась бейсболка с нечитаемым логотипом. Увидев, что я уже пришла в себя, она лихо скинула кепку и подскочила к постели.

— О, привет! Как ты? Офигеть, когда тебя принес Даст, я думала, ты уже умерла, — она села рядом, кладя на мой лоб свою маленькую ладонь, — ещё горячая. Надо жаропонижающее принять, но у нас нет этого. Может он вечером принесет, не знаю даже… Меня зовут Файлер, можно просто Фай, а тебя?

Девушка приветливо улыбалась, отчего едва заметная россыпь веснушек на ее лице приятно собралась на скулах, а на щеках появились очаровательные ямочки. Ее карие, лучистые глаза приятно сочетались с шоколадными недлинными волосами.

Я была действительно рада видеть и слышать, что ещё кто-то выжил, но мысли о друзьях больно терзали душу. Ответить я ей могла только шепотом, неловко склонившись поближе:

— Я Брай. Я искала друзей. Они шли в обход. Два скелета, — говорить удавалось короткими фразами, глотая боль, но мне было важно узнать хоть что-нибудь о Кроссе и Киллере.

Фай хмурилась, вслушиваясь в мои слова и, подумав, покачала головой, с грустью в голосе отвечая:

— Ох, прости, милая… Мы их не видели. Ночью была ужасная гроза, а днём Даст ушел и ещё не возвращался. А я ходила в другую сторону сегодня, не слышала никого… Мне жаль… Может, попробуем поискать завтра, вряд ли они ушли далеко. Вы были на берегу?

Я кивнула, мысленно благодаря их за доброту и участие. По крайней мере была хотя бы небольшая надежда…

— Надо тогда сходить для начала туда, где тебя нашли. Извини за неудобный вопрос, — Файлер неловко скривилась, показывая необходимость того, что сейчас скажет, — у тебя месячные, да?

Я снова кивнула, отводя взгляд к печке, стоявшей в углу и немного краснея.

— Даст чуть с ума не сошел, все уверял меня, что ты истекаешь кровью, и срочно нужна помощь, чуть ли не операцию требуется сделать. Оказывается, монстры о таком не в курсе могут быть. Ха, вот вроде и страшно, но смешно на самом деле, — Фай неловко хихикнула, — извини, если смутила. Одежду твою сушить надо, а кое-что вообще пришло в негодность. Не переживай, это мелочи, тем более в такой ситуации мог оказаться любой. Главное, что ты жива. О, ты наверняка хочешь есть! Извини, у нас только суп, но тебе в любом случае нельзя сильно налегать, видно, что ты давно не ела уже.

Файлер шустро прошла к печке, снимая с нее какую-то плошку, прикрытую тарелкой, и, налив оттуда супа, принесла ее мне. От запаха живот моментально скрутило болезненной судорогой, и я благодарно приняла пищу, неловко поправляя сваливающееся с голого тела колючее одеяло.

Еда, после долгой голодовки, показалась чем-то фантастическим и в то же время наслаждаться вкусом не хотелось. Я всё съела почти за минуту, даже не ощутив насыщения. Оно должно придти чуть позже. Файлер с сочувствием смотрела, как я жадно ем, и мне стало ужасно стыдно и неловко. Острой иглой опять кольнула мысль о друзьях… Я ем, а они – нет… Это нечестно… Я тихо поблагодарила девушку, вернув тарелку и вновь легла, ощущая на себе давящую усталость болезни.

— Поспи ещё, Брай. Я пока тут побуду. По поводу одежды придется малость подождать, но это и к лучшему, пока ты болеешь. Как проснешься, отдам тебе кое-что своё, если подойдёт, конечно: ты вроде повыше меня. И не переживай, мы постараемся найти твоих друзей, — Файлер ласково погладила мое плечо и встала с постели, уходя в дальнюю часть хижины, взяв там какие-то вещи и начав их подшивать. Я решила воспользоваться советом девушки и закрыла глаза, отдаваясь во власть сна, который сейчас был лучшим лекарством.

Голова болела, но зато постепенно исчезало чувство мерзко скребущегося внутри голода… Изнутри грызло беспокойство за Кросса и Киллера, которые отчего-то не вернулись к ночи. А если вернулись, но не нашли там меня? Как же так глупо вышло? И кто такой этот Даст? Судя по словам довольно говорливой девчушки – тоже какой-то монстр. Сколько теперь непонятного, где я вообще оказалась?

Не в силах бороться со всем этим навалившимся многообразием вопросов и беспокойных мыслей я провалилась в крепкий сон, которого так давно не хватало.

Сон был абсолютно мертвый, без каких-либо намеков на сновидения, и пробуждение произошло быстрее, чем в первый раз. Меня словно толкнули или сбросили с высоты, и я, сильно вздрогнув, широко открыла глаза. В комнате было тихо и довольно темно, словно все ее обитатели ушли, оставив меня на волю случая и попечение фортуны.

Мой “глаз монстра” отлично видел в полумраке, и осмотрев хижину, я поняла, что действительно сейчас была одна.

Голова больше не болела, а жар, казалось, спал, оставив после себя неприятную одышку и потливость, какая всегда бывает после крепкой простуды. И я бы с удовольствием обследовала незнакомое жилище, но меня остановило отсутствие одежды. Простынь, зажатая мной внизу, неприятно липла к коже, и очень хотелось сменить всё на привычные мне для таких дней вещи. Об этом приходилось лишь мечтать: рюкзак остался где-то в лесу…

Я с досадой откинулась обратно на постель, натягивая одеяло до подбородка и вновь закрыв глаза, решив попробовать дождаться хозяев, прежде, чем во мне укрепится уверенность в том, что меня бросили или, что с ними тоже что-нибудь случилось.

Ожидание продлилось не так уж долго, но чужое присутствие я ощутила, а не услышала. В дверь совершенно точно никто не входил, но в комнате возле печки начали раздаваться тихие шаги и какое-то неразборчивое шуршание, будто бы кто-то собирался ее затопить или раскладывал какие-то вещи рядом.

Я открыла глаза и вгляделась в полумрак, рассматривая сидящую на корточках чужую фигуру в капюшоне, с широкой лентой шарфа на шее и шортах почти до самых колен. Незнакомец складывал в топку смятую бумагу и кусочки коры, лежавшие у ее основания или отщепляя ту от поленьев изящными костяными пальцами быстрыми и ловкими движениями. Он был смутно похож на одного из моих друзей, и я прошептала, прежде, чем успела подумать:

— Кросс?

Ко мне тут же повернулись чуть мерцающие в темноте хижины гетерохромные глаза, один из которых был красно-голубым. Точно такие же, что я видела в ту грозовую ночь, когда пропали друзья. Это был не Кросс. Но кто тогда? Это тот самый Даст?

Фигура встала и медленно подошла ко мне, буравя светящимися в полумраке зрачками, с пристальным вниманием всматриваясь в мое лицо, и особо цепко останавливаясь на моем необычном глазе. Монстр передо мной даже наклонился ближе, рассматривая его как нечто до невозможного интересное. Мне стало не только неловко, но ещё и страшно, и я автоматически сжала одеяло ладонями и колени под ним, чувствуя каждой клеточкой обнаженного тела свою уязвимость.