— Вот это движения с утра пораньше, птенчик, ты всегда так просыпаешься? — низким голосом Даст почти мурлыкнул мне в ухо, вспугивая стаи мурашек на ещё не очнувшемся от ночной неги податливом теле. Чужие ребра до щекотки впивались в мои, через одежду вдавливаясь от каждого вдоха. Слишком тесно… Но так хорошо…
— Мм… Доброе утро… Вроде да. Мне просто впервые так хорошо спалось за долгое время, — сонно бормочу ему куда-то в боковину капюшона, щекоча его носом где-то на сгибе шеи. Всё это я делаю не специально, даже не открывая сонные веки: это приятное ощущение после долгожданного отдыха давало то наслаждение, с которым не хотелось расставаться, и я просто поудобнее устроила руки под чужими ключицами, готовясь ещё немного подремать. С Дастом было так спокойно сейчас… И даже стеснение, словно оно тоже ещё отдыхало, не напоминало о себе.
— Вообще-то пора вставать, Брай… Уже утро и надо завтракать, — чужое дыхание щекотало шею, мешая продлевать момент дремоты, — но я могу разбудить тебя по-своему.
— А есть возможность отказаться и поспать ещё?
— Откажись, но спать я тебе не дам.
— Отказываюсь, — шепчу к своему же изумлению, и прежде чем понимаю, что ляпнула, открываю испуганные глаза, ловя на себе обжигающий взгляд очень ярких зрачков и улыбку, крепко сжатых сильных челюстей.
— Хех, птенчик, ты меня удивляешь всё сильнее… Я в тебе не ошибся, — он наклонился проводя носом от плеча до до уха, нежно и аккуратно, останавливаясь на мочке и поднимаясь выше, мягко тыкаясь в особо нежные места зубами, оставляя на коже следы невесомых, как лепестки ромашки, поцелуев и опять скользя ниже, смещаясь к раскрытым губам. Я затаила дыхание, цепляясь пальцами за его куртку и сминая ими мягкую чуть шуршащую ткань. И словно дразня, Даст останавливается, снова мягко улыбаясь и утыкается головой в мой лоб.
— Видишь, птенчик? Отличный способ проснуться.
Я смущенно усмехнулась, счастливо жмурясь и признавая очередное поражение.
За пределами палатки слышалась возня и разговоры проснувшихся друзей: стучали тарелки, кто-то перекладывал поленья и звякал чайником. Даст нехотя слез с меня и зевнул, собираясь вылезать на завтрак. Я потерла глаза и поднялась следом, неловко выбираясь на свежий воздух и немного качнувшись от ещё не пришедшего чувства равновесия. Даст распрямился рядом, придерживая меня за талию и одаривая ласковой улыбкой, заставляя снова немного смутиться и ощутить умиротворяющий эфир магии монстра.
Лучшее утро за всю мою жизнь…
На завтрак были яблоки и какая-то разведённая водой каша. Чтобы она обрела хоть какой-то приемлемый вкус, фрукт я порезала прямо в нее, непритязательно поглощая получившуюся сладкую смесь. Далеко от шикарного лакомства, но это лучше жуткого голода. Сегодня погода баловала солнцем, даря теплый рассвет, суливший достаточно жарким днём, что не могло не радовать, после немного затянувшегося холода.
В наших краях лето всегда славилось своим бархатным теплом, плавно переходящим в настоящий зной и мягко спадая почти к поздней осени. Я любила такой климат, и никогда не хотела переехать из этих мест, мечтая об уютном домике в нашем небольшом городке, где я бы неторопливо вела размеренную жизнь, завела бы семью и наслаждалась каждым днём…
Отставив опустевшую тарелку, смотрю на болтающих о погоде и планах на день друзей, и на душе разливается тепло. Если уж жить сейчас, то только с ними. С Файлер, у которой щеки искрятся солнечными поцелуями, а в глазах горят лукавые, добрые искорки. С Киллером, у которого язык без костей, и шутки без тормозов. С Дастом, которого люблю… Не хватает лишь Кросса, к которому я успела привязаться и за судьбу которого очень переживала.
Как сложилась бы моя собственная, если бы в ту ночь мы не разделились, и меня не нашел бы Даст? Нашли бы мы спокойное, тихое место вроде этого? Или продолжили путешествие, ища чего-то недостижимого? Погибли бы? Или начали новую жизнь? Смог бы Кросс тогда дозваться до моей души или мы были бы обречены на обоюдное одиночество?
Я перевела взгляд на старшего монстра, который искренне смеялся над шуткой Киллера, и внутри словно зазвенели мелодичные струны, приятно вибрируя в каждой косточке… Мне кажется, я бы не смогла жить, не зная его…
Файлер то и дело толкала Киллера локтем, упрашивая того пойти вместе купаться в речке, которая текла по дальней границе фермы. Погода располагала к расслаблению, и я и сама поддалась этой атмосфере, с наслаждением прикрыв веки и подставив лицо греющим лучам солнца. Смех и слова протекали сквозь душу, как через фильтр, наполняя ее нежным осадком умиротворения. Хочу хоть один день, такой прекрасный и необыкновенно приятный, ни о чем не думать, не переживать… Просто жить… Просто любить… Дышать и чувствовать. Это так прекрасно!
Голоса немного стихли: их обладатели отошли к полю, затеяв совершенно детские догонялки, мечась через налитую золотом солнечных лучей траву хохочущими вихрями, обгоняя ветер и подталкивая друг друга в беззаботной игре двух любящих сердец. Я не смогла сдержать улыбки, радуясь чужому счастью, как своему собственному.
— Птенчик, хочешь прогуляться со мной? — предлагает Даст, вернувшийся к месту завтрака после того, как отнес в дом посуду, и отрывая меня от созерцания милой игры друзей.
— Да, можно. А куда? — заинтересованно поднимаюсь, отряхивая мужские штаны, которые мне тогда отдал монстр. В них было несравненно удобнее. Как, впрочем, и в его толстовке.
— Хотел показать тебе одно хорошее место. Не против “короткого пути”? — он подмигнул, протягивая мне ладонь.
— Не против, — согласно улыбаюсь, берясь за нее.
И снова все краски смазываются акварельными пятнами, закручивая картинку в неузнаваемые очертания и опять выстраивая из них уже совершенно новые. И едва взгляд перестал плыть от непривычного перемещения, как взору открылось совершенно другое поле, ставшее почти диким, давно позабытое, поросшее молодыми, пушистыми соснами и редкими юными деревцами сизой ольхи. Серпантином вьющаяся мимо холмов проселочная дорога была так же не тронута последствиями разрушения мира, аккуратно огибая поле и исчезая за пригорком в сторону бесконечного леса, половина которого все же была завалена разломленными пополам или скинутыми с почвы стволами. Будто бы граница, по которой прошла ярость стихии…
Но от рассматривания пейзажа меня отвлёк Даст, который руками мягко наклонил мою голову к траве в поле, призывая смотреть почти себе под ноги. Через секунды до меня дошло.
Земляника.
Все здесь было покрыто мелкими красными точками сахарных ягод, стыдливо прикрытых круглыми листочками. Настоящее летнее чудо. Радостно засмеявшись, я опустилась на колени, среди ароматного покрова разнотравья, с наслаждением собирая в ладонь наливные ягоды и отправляя их в рот, тут же ощущая на языке знакомую приторную сладость. Как же вкусно…
Даст опустился напротив меня, тоже срывая несколько ягодок и повторяя за мной, с явным удовольствием прикрывая глаза.
— Так вот откуда ты их приносил. Это здорово, Даст… Спасибо, правда, — восторг лился через край, и так хотелось им поделиться, — когда ешь их, кажется, что внутри расцветает лето. Оно именно такое на вкус… Земляничное… Напитанное солнцем и теплом.
— Прямо, как ты, птенчик, — тихо говорит монстр, вновь смотря на меня из под полузакрытых глазниц, смутив до жара в щеках. Я потупила взгляд, делая вид, что тянусь за ягодами, но рядом зашуршала трава, а подбородок мягко подняли чужие пальцы.
Даст медленно наклонился, плавно вовлекая в поцелуй, действуя крайне осторожно, словно спрашивая разрешения. Я смущенно выдохнула, неловко стукаясь зубами об его, несмело отвечая. Даст тут же просяще скользнул рукой на шею и выше, чуть нажимая пальцами на скулы, чтобы я открыла рот пошире, и тут же вскальзывая внутрь языком. Я было опешила от такого откровенного действия, но тут же ощутила на собственном – ягоды земляники, которые он мне передал таким необычным способом, и, не медля, раздавливая их об нёбо. Капли сладкого сока оросили наши языки, даря странное, нежное чувство, невероятно приятное, отзываясь внутри мелодичными искрами.
