Ниточка, которой было так тяжело управлять, наконец достигла цели, касаясь души, и обволакивая ее собой, закрутившись мягкой спиралью и оглаживая, вызывая чужой взбудораженный отклик вздрогнувшей души и… тела. Рука Даста сильнее сжала мою.
— Брай… — тихо пробормотал скелет во сне, но я продолжала действовать, помня слова Киллера о том, что сама пойму, что нужно делать, ища хоть какую-то зацепку, и держась за собственную концентрацию.
Управлять магией было мучительно трудно, но в то же время отчего-то невероятно приятно, и чем больше магия заворачивалась вокруг души, тем сильнее во мне разливалось тепло и приятное щекочущее изнутри чувство.
Душа Даста словно проснулась, толкнувшись о нить моей жизненной энергии и выпуская к ней свою, оплетая крепким и уверенным ответвлением, которое я ощутила как странное сдавливание. Дыхание от такого и вовсе сперло, и я уже не очень понимала, что конкретно сейчас вообще происходит, и правильно ли я делаю… В голову хлынули чужие чувства. Но я не останавливалась, боясь, что упущу возможность, и энергия оборвется или скользнет обратно. Но этого не происходило, и чужая магия струилась вдоль моей, сцепляясь с ней крепко, и давя куда увереннее, чем я. Чужой шлейф был крепче, смелее, сильнее, как и его обладатель, стремясь к моей душе неостановимым потоком. Я чувствовала чужой жар, думая о том, как можно было бы его унять, но мысли ускользали.
Шлейф от Даста ворвался в мое тело спутанным вихрем, выбивая дыхание, а слуха снова коснулся его голос:
— Б…ра…й, — он рвано выдохнул охрипшим вдруг голосом, но судя по всему, глаз не открыл.
Моя душа в нетерпении металась за ребрами, встречая чужую энергию, словно родную, податливо прогибаясь под немного грубым натиском, отчего меня чуть саму не выгнуло в позвоночнике, по которому до самого загривка прошло тягучее чувство мурашек. Что происходит вообще? Это не то, чего я ожидала… Собственные мысли растолкали посторонние эмоции, не принадлежавшие мне. Я видела себя словно со стороны, чувствовала сильную привязанность, желание быть рядом и… обладать. Любить и быть любимым… Тоска по утраченному члену семьи… Надежда на будущее, в котором рядом была я… А в ответ к нему струилось мое собственное смятение от его близости, чувство щекотки за ребрами от его случайных касаний, взаимная к нему привязанность и… моя от него зависимость… Боже… Даст…
И когда я уже хотела втянуть свою энергию обратно, меня вдруг опрокинуло спиной в мягкую солому, от чего я испуганно открыла глаза и пискнула, разрывая странный контакт двух жизненных энергий резко, отчего по душе прошлись волны небольшой, но ощутимо долгой боли, будто из раны резко вытянули дренаж.
Надо мной нависли широко распахнутые глаза Даста, мерцая в полумраке темными, влажными рубинами с проблеском голубого сапфира в левой глазнице, а чужая рука прижимала к прогретой его телом земле.
— Птенчик?.. — вопросительное удивление осипшего голоса, и монстр сжал свободную руку в том месте, где за футболкой светилась ярким огнем его душа, давая еще более сияющий отсвет, чем прежде. Во взгляде гуляло удивление, смятение и небывалое смущение, сделавшее его лицо еще более удивительным от проступающего яркого румянца. А я все еще тяжело дышала, потратив, казалось, едва ли не все свои силы, чтобы как-то облегчить его мучения.
— Даст… Я хотела помочь… Я сделала что-то не так? Я хотела дотянуться до души, и я… — я не знала, что еще сказать, испуганно мечась взглядом по его такому близкому сейчас лицу, поднимаясь до глаз и опускаясь ко рту, из которого вырывалось чуть сбивчивое, горячее дыхание, обжигающее скулы и нос.
— А ты… оказывается смелее, чем кажешься… Брай, — выдохнул мне почти в губы, опустившись немного ближе. В глазах плясали алые всполохи, ставшие решительными и чертовски обжигающими. От всего пережитого, от полнящегося понимания его эмоций, в которые я так почти бесцеремонно ворвалась, от собственного невысказанного чувства у меня пошла кругом голова… И я сделала почти невесомое движение, немного запрокидывая голову, самую малость, буквально на сантиметр, но этого оказалось достаточно, чтобы чуть-чуть сократить и без того жалкое расстояние между нами. Руки, до того на инстинкте упиравшиеся в его плечи, опустились на солому, в доверительном, почти подчиняющемся жесте.
Я не знаю, кто был первым, и не хотела знать, поскольку в любом случае сама этого хотела… Мои губы мягко коснулись его рта, осторожно и немного опасливо, что меня могут оттолкнуть или остановить, но Даст этого не делал. Я закрыла глаза, отдаваясь воле интуиции и ожидая ответа… После мимолетного касания, он совершил второй шаг, уверенно отвечая и раскрывая челюсти, вовлекая в ответный, очень трепетный поцелуй, неторопливый и мягкий, от которого по душе прошла мелкая вибрирующая дрожь. Его дыхание жаром болезни опаляло кожу, даря небывалые ощущения, особенно сильно отозвавшиеся трепетной дрожью пониже солнечного сплетения, когда я ощутила на себе горячее, опустившееся и прижавшееся ко мне сверху тело, чуть вдавливающее своим весом в податливую, упругую подстилку пола. Душа сладко ёкнула от касаний руки, скользнувшей под спину, прижимая мое тело еще теснее.
В носу щекотало от запаха чего-то сладкого. смешанного со старым, горьковатым ароматом табачного дыма, а во рту вместе с чужим языком, появился ставший приятным привкус ивовой горечи. Этот поцелуй стал более напористым, постепенно набирая оборот с неловкой пробы друг друга до несколько требовательных движений. За язык, который я несмело просунула к чужим гладким зубам, меня несильно прикусили, оттягивая и выпуская из плена, тут же обвиваясь и скользя по нему своим, словно стремясь убрать это чувство покалывания от укуса. И только когда появилось ощущение, что меня качает в шторме на огромных волнах, и рассудок почти не отвечает на вопросы, Даст немного отстранился, тяжело дыша, и одаривая таким взглядом, что волоски на теле встали дыбом. В животе стало тяжелее привычного, и это сильно смущало.
— Черт, малышка, я не ожидал, что ты такая… горячая, — Даст широко улыбнулся, сверкая мерцающими зрачками, — зачем ты потянулась к моей душе, птенчик? Ты ведь знаешь, что это значит?
— Эм… Ну.. Мне Кил сказал, что это поможет тебе быстрее поправиться… Ты заболел… — все еще не придя в себя окончательно отвечаю монстру, немного поерзав под ним из-за колющей в спину соломы, но рука Даста, все еще находясь подо мной, чуть притянула меня наверх, устраивая удобнее.
— Он так сказал? Хах… Скажу ему спасибо потом… — Даст лег рядом, утыкаясь носом мне в шею, на что тело отозвалось миллионом мурашек, — жаль, что я действительно болею, птенчик… и сил сейчас почти нет…
— Так… что это значит? Мне нельзя было этого делать? А вдруг я сделала что-то не то…
— Легче, Брай, — Даст приложил палец к моим губам и проведя им по ним, опустился к ключицам, замирая на них, — это один из способов, например, сделать другому приятно… Тому, кого любишь… Да, исцелять магией тоже можно, как и успокаивать, но точно не так, как делала это ты…
Я покрылась густым румянцем, от которого на миг показалось, что у меня у самой сейчас поднимется температура, и я стыдливо спрятала лицо в ладони, шумно выдыхая. “Черт, вот это я отожгла сегодня… Киллер, чертов шутник”, — пронеслось в голове.
— Ох… Прости Даст… Я не знала, правда…
— Тсс… Мне понравилось, милая… — он улыбнулся и я, до того смотревшая на него сквозь растопыренные пальцы рук, которыми прикрывала лицо, улыбнулась в ответ.
— Тебе надо больше спать, Даст… Я тебе отвар дала, скоро температура спадет. Так что, отдыхай, а я еще загляну попозже, хорошо? — предложила я мужчине, который устало прикрыл глаза, борясь с чувством головной боли, и кивнул, соглашаясь.
— Спасибо, птенчик…
Я, поддаваясь порыву, чмокнула его в лоб и вышла из палатки, набирая полной грудью живительный холодный воздух, словно глоток воды в знойный день. На щеках все еще горел румянец, а душа странно пульсировала, словно неудовлетворенная незаконченным делом, а дрожь проходила до самых ног, делая их слегка ватными… Руки немного дрожали от волнения, а где-то глубоко в горле все еще осталось послевкусие его горящего огнем поцелуя… У костра все ещё сидели друзья, о чем-то воркуя, низко склонившись друг к другу.
