— Хей, птенчик… Я не кусаюсь… — он снова делал большие паузы между фразами, склонив ко мне голову с мерцающими в темноте гетерохромными зрачками, в которые, вопреки социофобии я, казалось, могла смотреть немного дольше обычного. И то ли дело было в том, что они казались мне действительно очень красивыми, то ли в том, что его аура просто заставляла это делать.

— О… Нет, не в этом дело… Просто… Мы так же ночевали тогда с друзьями… Жаль, я не пошла в тот день с ними. Надо было терпеть и идти, — я потупила взгляд.

— Брай, — он пальцами повернул меня за подбородок к себе, снова вынуждая смотреть в глаза, — ты все в своей жизни делала правильно, запомни это. Если ты решила что-то и поступила именно так, как поступила, значит в тот момент иначе было никак нельзя. Поняла? — я слабо кивнула, стараясь запомнить его слова, и Даст отпустил меня, — спи, птенчик.

— Спокойной ночи, Брай. Не волнуйся о друзьях, у них были все шансы выжить, как и у нас, — с другой стороны меня ободряюще погладила по плечу Файлер, вызывая чувство облегчения: от их поддержки на душе стало спокойнее. Действительно, они вполне могли выжить, и я буду продолжать верить в то, что встречу их снова.

— Спасибо… — прошептала я, пытаясь устроиться насколько возможно удобнее. Прислониться к Дасту было крайне неловко, но он лишь улыбнулся широкой улыбкой, немного развернув плечо в приглашающем жесте. Выбора не было, и моя голова неловко умостилась на нем. Сложно назвать такое положение комфортным: едва хватало места, чтобы вытянуть ноги и спать приходилось сидя, но пережитый стресс сейчас сыграл мне на руку, быстро усыпляя до следующего утра и не даря на память страшных сновидений.

Рассвет разбудил меня не привычным холодом, а лучиком солнечного света, игриво юркнувшим в незамеченную щель шалаша и остановившемся на моих ресницах. Этот щекочущий кожу блик заставил меня сонно поморщиться, и уткнуться носом во что-то ещё более теплое, чем светившее на меня солнце. Мне казалось, что я снова дома, и шумные соседи сейчас начнут собирать детей в садик. Что вот-вот где-то на кухне засвистит закипающий чайник, и хлопнет входная дверь… Но вместо этого – птичьи песни. Шелест ветра в скребущихся ветках, противный и скрипучий звук… Чужое дыхание где-то на затылке…

Стоп, почему на затылке?

Я сонно разлепила глаза, обнаруживая себя плотно сплетенной с Дастом, лёжа на его грудной клетке, пока монстр все ещё довольно крепко спал, обняв меня руками. Мои собственные ноги были перекинуты через его колени, а спину позади подпирала сопящая Файлер, полностью отрезая пути отступления. Это как я так умудрилась заползти на него? Хотя, учитывая, что по ночам здесь действительно бывает ужасно холодно, несмотря на лето, это неудивительно. Но от этого слабого, на мой взгляд, аргумента стало не менее неловко и катастрофически стыдно.

Я, словно ниндзя, расцепила его руки и очень аккуратно сползла с монстра, стараясь не шуметь, дыша через раз, открыла нашу импровизированную дверь и скользнула на улицу. Только тут я смогла вздохнуть полной грудью, прогоняя смятение и сонливость.

Уже ощутимо пригревало солнце – днём наверняка будет очень жарко. Отсюда просматривались далёкие завалы из деревьев на противоположном берегу озера; вероятно там был склон, с которого разбушевавшаяся земля сбросила несчастные растения, словно жалкие травинки. Куда теперь держать курс? У нас нет ни цели, ни понимания происходящих событий, и я уверена, что каждый член нашей группы чувствует себя беспомощной соломинкой, подхваченной жестоким течением. Мой бесцельно блуждающий взгляд привлекло странное пятно марева, колыхавшееся на ближайшем ко мне склоне, выбиваясь своим покачиванием из общего утреннего пейзажа. Что это?

Заинтересованная, я оглянулась на шалаш – они ещё спят, а будить товарищей ради наивных вопросов, мне не хотелось. Вновь вглядываясь в странное дрожание воздуха, подбрасывающее над собой какие-то листья, я пошла посмотреть на это чудо поближе, рассчитывая просто рассмотреть хорошенько и потом вернуться и рассказать все ребятам.

На гранитном склоне действительно было что-то странное, словно постоянно колышущийся вихрь раскаленного воздуха. Он угрожающе раскачивался, но с места не сдвигался, искажая прозрачный воздух в себе так, что сквозь него все расплывалось кривыми, подвижными силуэтами. Ничего подобного я ещё не видела в жизни. Это выглядело удивительно и странно, и я долго пыталась найти разгадку этому явлению, но ничего не приходило в голову.

Подняв с земли камушек, я неуверенно бросила его в вихрь и… он просто исчез в нем, словно упав в воду, пустив по мареву рябь и скручивание воздуха, будто юпитерианский шторм в миниатюре начал вращаться и тут же затем гаснуть. “Что за нахрен?” — пронеслось в голове.

Повторив это ещё несколько раз, я была почти уверена, что передо мной был портал. Какая-то гравитационно-пространственная аномалия, созданная, судя по всему, в свете последних событий.

И это, похоже, было самой вероятной причиной пропажи моих друзей.

Былая сонливость пропала без следа, уступив место сильному волнению. Эта штука была здесь всё это время? С той самой ночи, когда они пропали? Я ведь могла не заметить, сегодня я увидела эту аномалию абсолютно случайно. Если это так, то… Кросс и Киллер могут быть там… Могут быть в беде… И прежде, чем я успела крепко подумать о том, что делаю или о том, что стоило бы сперва вернуться и всё рассказать Дасту и Фай, шагнула в марево, ощутив всем телом странное дрожание и очень сильное жжение где-то в душе, мысленно успев посетовать на свою опрометчивую глупость…

Кажется, я потеряла сознание, и теперь в голове что-то ужасно звенело, вторя чужим голосам, которые беспрестанно что-то бормотали над головой. Все мысли смешались в жуткую кашу, не давая ни за что ухватиться, будто мозги пропустили через блендер. А ещё тошнило, причем сильно, и я очень хотела бы прилечь набок, но что-то мешало, будто держа в крепкой хватке, вырывая из меня полубессознательный стон протеста. В нос ударило резким запахом, жестоко, но быстро приводя в чувство. Узнаю нашатырь.

Рвано закашлявшись, я на секунду задержала дыхание, сдерживая рвотный позыв и вычленяя в хаосе звуков свое имя. Сильно плывущий взгляд разглядел надо мной смутно знакомый силуэт, но сознание упрямо не хотело возвращать мне привычное восприятие мира. И даже звонкая пощёчина, предназначенная мне, донеслась с сильно отстающим звуком, пуская в голове салют из звёздочек и искр.

— Куда ты так сильно! — слышу чужое возмущение.

Голос. Знакомый… Это…

— Кр…о-осс, — с трудом протягиваю знакомое имя занемевшим языком, который мешал ужасно, будто в рот набили ваты.

— Брай, очнись, это мы, слышишь? Сейчас пройдет, потерпи, — чёрно-белый силуэт опять расплылся, и я предпочла закрыть глаза, потому как от таких плясок картинки ужасно укачивало.

Постепенно возвращались чувства и нормальный поток более оформленных мыслей, все больше и больше разгоняя по жилам кровь. Все ещё вслепую, я наугад потянулась рукой туда, где по моим представлениям находился говорящий, натыкаясь на гладкое тепло костей. Пальцами проводя по чужой скуле и останавливаясь на уголке рта.

Вновь распахнув глаза я неверяще уставилась в нависшие надо мной обеспокоенные белые огоньки зрачков, танцующих от волнения, словно перепуганные светлячки.

— Кросс? — я все ещё не могла поверить в реальность того, что вижу, — Кросс! — я порывисто подскочила с его рук, на которых все это время лежала, заключая монстра в чёрно-белой куртке в крепкие объятия, буквально повиснув на нем в полулежачем положении, и не сдерживая подступивший поток слез. Он крепко прижал меня к себе, зарываясь носом в спутанные волосы, и опуская голову к моему плечу, что-то шепча на ухо, но я даже не помню что – так рада была видеть его живым. Меня всё ещё ужасно мутило, но я терпела, стараясь перестать плакать и начать нормально дышать, унимая клокочущее в животе чувство полного хаоса. Но вопреки этому, душа пела и радостно прыгала, восторженно ликуя от бившейся в голове мысли “Живой”. И, желая убедиться в догадках, я чуть отстранилась, оглядываясь, и видя сидящую рядом фигуру Киллера, чье лицо озаряла не менее радостная улыбка. Смеясь сквозь слезы, я потянулась и к нему, но парень сам подполз к нам ближе и крепко обнял, хохоча искренне, словно ребенок.