– А теперь приложите руку к алтарю, – зычным голосом, который эхом прокатился по залу, вещал викарий, бодро размахивая кадилом. Я даже стала опасаться, что если он продолжит в том же духе, то рано или поздно засветит себе в лоб. Или стоявшей рядом избранной, которая уже послушно приложила свою лапку к алтарю и начала чеканить слова клятвы.

Я, больше от скуки, чем от любопытства, привстала на носочки, пытаясь рассмотреть ее татуировку на руке. То, что удалось увидеть, мне больше всего напоминало капельки крови: слишком неудачный ракурс, да и стояла я далековато. Но ничего, сейчас викарий назовет ее новое имя и все встанет на свои места.

– Нарекаю тебя, дева, – чуть растягивая гласные, продолжил викарий после того как девушка произнесла клятву, – Миленией Великодушной. Ступай, дитя.

Вот значит как. То, что я приняла за кровь, на самом деле оказалось ягодами кенфи – символом благодеяний и щедрости.

– Следующий! Ланелия Бланш, не спим! – сверяясь со списками, гаркнул на весь Нифелимский собор стоявший за моей спиной декан факультета. На стройного темноволосого Рейша Суоронса капала слюной половина присутствующих девушек – моих будущих одногруппниц. Вторая половина пока не оценила обаятельного душку-декана, предпочитая отдать дань панике и волнениям перед ритуалом.

– Готовится Айна Голнштейн!

Ой, нельзя ли все-таки потише? Мне, не желавшей зря нервничать и при этом лишенной возможности любоваться красавчиком Суоронсом, захотелось потрогать свое правое ухо, но я удержалась: ничто так не дисциплинирует, как стоящий за спиной декан. Оставалось только уныло вздохнуть, глядя в след очередной счастливице, подскочившей к алтарю.

Весь сегодняшний фарс со второй инициацией – это форменное издевательство! По факту мы все уже зачислены! Вот почему все факультеты как факультеты, а наш выделился? Этот ритуал с клятвой на алтаре, отказ от первого имени, данного при рождении, свечки, аромат душистого ладана, от которого уже разболелась голова…

К тому же от долгого ожидания у меня начали затекать ноги, болела спина и отваливались руки, вытянутые вперед вместе с нагревшейся свечкой. В голове начало зарождаться подозрение, что своей очереди я дождусь лишь к вечеру: свое восемнадцатилетние я отметила всего лишь две недели назад, поэтому в списках на зачисление значилась едва ли не последней – раньше совершеннолетия и первой инициации подать заявление просто не было возможности.

Ох и не завидую я тем, у кого совершеннолетие наступит вот-вот – им-то теперь два года ждать до нового набора…

Свечка начала плакать воском на и без того многострадальные руки.

Да чтоб вас всех!

Все итак знают, что рожденные в ночь лунного затмения являются избранными, способными спасти демона. Да, на лбу не написано было ли затмение в момент рождения, а вот татуировки, появившиеся после первой инициации на тыльной стороне ладоней, вполне справлялись с этой ролью! А новое имя давалось для того, чтобы демоны, с которыми мы будем заключать контракты, не смогли воспользоваться тайной первого имени. Обычная перестраховка. Можно было и без ритуала в храме обойтись.

Но нет же! Церковь настояла именно на ритуале, и академии пришлось пойти на уступки: иначе бы архиепископ просто не дал свое благословение на открытие факультета. А это бы в свою очередь сильно подорвало доверие населения, ведь прямая задача выпускниц – общаться с демонами. Таких, как мы, просто могли объявить вне закона.

– …Готовится Рута Дамарс.

Да неужели? Я едва сдержалась от того, чтобы не сказать это вслух.

К этому времени из почти полусотни девушек остались только трое – это если и меня считать. Собравшись, я мысленно повторила клятву, которую уже совсем скоро должна буду произнести. Не хватало еще забыть что-нибудь и опозориться.

– Следующий! Готовится…

На непослушных ногах, которые сейчас мне казались чем-то чужеродным, я двинулась к алтарю, с опаской поглядывая на кадило, все также бодро рассекающее воздух. Это же сколько надо тренироваться, чтобы за день не устать им махать?

Лучше бы под ноги смотрела!

Умудрившись запнуться об ступеньку, про которую совсем забыла, я чуть не полетела на пол, неловко взмахнув руками в поисках равновесия. Справившись со своим телом, в которое безжалостно вонзились сотни микроскопических иголок, я встала перед церковником и состроила самое милое личико, изображая покорную овечку, добровольно пришедшую на заклание.

Викарий смотрел на меня с таким невыразимым ужасом, словно перед ним возник тот самый демон, которого я когда-нибудь буду пытаться спасать. Дяденька, а дяденька, что вы вытаращились, словно в моих ближайших планах сожрать вас вместе с кадилом?

– Свечка, – тихо подсказал декан Суоронс.

Я бросила взгляд на деформировавшуюся массу воска в моей правой руке – все, что осталось от свечки из-за моей неловкости.

Кажется, пора говорить «упс». Или «я так и знала, что что-нибудь пойдет на так!»

Пока я соображала, чем мне это грозит и как теперь выкручиваться, церковник уже все решил. И далеко не в мою пользу.

– Эта дева не может пройти вторую инициацию! – взвизгнул викарий. Кадило замерло. – Ее огонь погас!

В смысле не могу? Из-за какой-то свечки? Вы серьезно? Да подобных прецедентов за всю историю существования факультета еще не бывало! Еще ни разу никому не отказывали во второй инициации!

Я бросила умоляющий взгляд на декана, чувствуя, как начали подгибаться колени. Только бы не разрыдаться…

– Продолжать церемонию, – тихо рыкнул он, поймав мой взгляд и щелкнув пальцами. Остатки свечи зажглась каким-то неправильным иссиня-черным огоньком, чуть не подпалив при этом мои дрожащие пальцы.

Слова декана пролились бальзамом на душу. И даже цвет пламени меня не смутил: лишь бы не выгнали отсюда с позором!

Викарий перекрестился, покряхтел, но таки продолжил обряд. Он здесь лицо подневольное: начальство сказало – надо выполнять. Академия приплачивала не за споры с ней, а прецедентов, на которые можно было бы сослаться и отказать, действительно не существовало.

Когда пришло время, я послушно положила руку на алтарь и скороговоркой выпалила обет, в котором значилось, что я приложу все усилия, чтобы снять проклятие с демона, помочь вернуть нифелимов на нашу грешную землю и прочее-прочее.

Скуууукааааа.

Не будет никаких знамений свыше, не грянет гром и не откроются врата в райские кущи.

Бодро оттарабанив клятву, я выжидающе уставилась на викария. Страх, всего несколько минут назад сжимавший мое сердце, уже давно прошел, уступив место любопытству. Да и то, что память меня не подвела и с клятвой осечек не вышло, вновь вселило в меня здоровый оптимизм.

Имя, давай, говори уже какое у меня теперь имя!

– Нарекаю тебя…

– Нарекаю тебя, – кадило просвистело в опасной близости от моего плеча, но я не дрогнула, почти щенячьими глазами заглядывая в лицо викария, – Эннафой Невыносимой. Ступай.

Простите, что?

Послышались сдержанные смешки двух девушек, которые еще не прошли инициацию и стали свидетельницами полного краха моего будущего.

Я обиженно засопела и не сдвинулась с места, пытаясь просверлить в церковнике дырку, чтобы попробовать поискать внутри него совесть. Ну а вдруг все-таки завалялась?

И… Это же он так пошутил, да? И ведь еще есть шанс все исправить?

– Но…

– Дитя, ступай и принеси этому миру свет и избавление от падших, – чуть громче сказал викарий, насмешливо глядя на меня.

Что там церковь пропагандирует? Не держи зла на ближе своего? Да я ему сейчас кадилом, этому старому пройдохе!

– Дамарс, в смысле, Эннафа, ступайте, не задерживайте очередь! – рыкнул Суоронс.

Что-то мне подсказывало, что его лучше не злить – с учетом того, что он тоже простоял с нами весь день. Слыхала от матушки, что декан скор на раздачу наказаний.