Гордо выпрямив верхнюю часть туловища и слегка согнув ноги в коленях, она приняла позицию, при которой её изящные маленькие стопы стали находиться параллельно друг другу. Танцовщица (а Матвеевну, глядя на её уверенные грациозные движения, в этот вечер можно было смело отнести к славному племени людей искусства) подняла подбородок, а плечи немного отвела назад. И без того плоский живот ещё больше втянула, подняла руки и потрясла в воздухе ладонями, украшенными браслетами и сагатами, или теми латунными миниатюрными тарелочками, которые были надеты у неё на пальцы.

Приятный мелодичный звук отвлёк барина от его намерения прекратить представление. Кучер с истопником, всё время ожидавшие услышать от Самодура привычную брань, сразу взбодрились и стали играть веселее. Под энергичную музыку руки Матвеевны задвигались также быстрее. Трое упитых мужчин, которых к тому же после еды ещё развезло, не могли уследить за движениями рук, которые непрестанно двигались в разных направлениях, а их воспалённый мозг воспринимал руки, как множество змей, опутавших смелую танцовщицу.

Не отрывая взгляд от врагов, коими в глазах Матвеевны являлись все трое сидевших за столом, поскольку ни одному из них чувство совести было неведомо, она посреди комнаты выводила круги своими соблазнительными бёдрами. Круг левым бедром, круг – правым, затем два круга правым, два – левым, а в довершение задвигала бёдрами вперёд-назад.

Воздух в комнате нагрелся до такой степени, что, кажется, недолго осталось и до пожара. И вдруг лица всех троих мужчин покрылись мертвенной бледностью, а из носа поочерёдно у каждого из них пошла кровь. Забыв про элементарные правила приличия, священник стал рыгать в стоявшую перед ним пустую чашку из-под борща, которую он давеча опустошил. Помощник барина схватился обеими руками за живот. Но это его не спасло, и на полу под ним образовалась горчичного цвета кашица с характерным запахом жидких экскрементов. Сам Самодур сначала хватал воздух ртом, а потом из его горла толчками хлынула кровь.

– Воды! – из последних сил взревел он, чувствуя, как жизнь покидает его грешное тело.

Однако Матвеевна, криво усмехнувшись, плеснула ему в лицо вина из стоявшего на столе графина. Кучер с истопником попятились к дверям. Но внезапно Матвеевна не удержалась на ногах и начала крениться на пол. Видно, совесть ещё не покинула кучера, который от их барина видел немало несправедливости, поэтому он поспешил женщине на помощь. За ним, с ужасом глядя по сторонам, приблизился и истопник. Вдвоём они уложили Матвеевну на обитый дорогой английской кожей диван и уже хотели бежать за управляющим поместья, как повариха подняла голову и запекшимися губами прошептала:

– Отнесите меня в лес и похороните под дикой яблоней. Чувствую я, минуты мои сочтены. Хочу напоследок увидеть небо голубое и вдохнуть всей грудью свежий воздух.

Потрясённые мужики исполнили волю умирающей. Какая беда случилась с их барином и его гостями, они могли только догадываться. Что же касается Матвеевны, бедная женщина надышалась ядовитых паров, пока крысиным ядом тщательно натирала поросёнка. Ягмур не могла допустить промаха, ведь на кону стояли жизнь и благополучие её сына.

Спустя несколько часов Матвеевна предстала пред светлым ликом своего Бога, коего в молитвах, что изредка слышала прислуга за дверью её комнаты, она звала Аллахом. Когда Ягмур, или «родившаяся в дождь», испустила свой последний вздох, на улице дождь пошёл. Природа как будто отдавала дань памяти героической женщине, которая появилась на свет в такой же ненастный осенний день, и покинула мир живых под негромкий плач дождя.

Барина и его подельников, от которых страдала в Благодатном вся челядь, по приказу их управляющего загрузили в карету и опустили в сырую землю, а сверху засыпали навозом, чтоб и духу не осталось от негодников! Поместьем продолжил управлять его многолетний управляющий, поскольку барин лишь намедни овдовел, а его законный наследник был ещё слишком мал. Жизнь в поместье Благодатное продолжилась своим чередом. Из города, как положено, приехал урядник, но вынужден был констатировать факт, что владелец поместья внезапно исчез в неизвестном направлении. Ведь, не будучи дураком, урядник не хотел бы также исчезнуть на обратном пути домой.

А сын Матвеевны Иван со своей невестой Дуняшей-Евдокией ещё ранее отбыл из родных мест, поскольку его самоотверженная мать прикрыла молодых устроенным ею в обеденной представлением. Прощаясь, женщина отдала Дуне узелок с драгоценными камнями, коими её саму когда-то снабдила мать, когда Ягмур сказала, что хочет мир повидать. Рачительная Дуняша упрятала эти ценности подальше. А уж как Ягмур-Матвеевне удалось сохранить во время своих жизненных перипетий драгоценности, история умалчивает.

Не оглядываясь назад, день и ночь Иван с Дуней шли через леса и поля, пока не прибились к одному военному отряду. Тот отряд держал путь в земли, где власти надумали устроить военное поселение, получившее название Пяторота. Хотя в действительности, кроме этого стихийного посёлка, других военных укреплений там не было и даже не планировалось. Просто кто-то умный решил таким способом поднять дух у солдат, чтобы те думали, будто где-то рядом есть ещё рота третья, четвёртая и так далее. Потому что когда есть надежда на подмогу, воевать не так страшно.

Тут в Российской империи отменили позорное крепостное право. Жизнь понемногу стала налаживаться. У Ивана и Евдокии Морозовых родились два сына и три дочери. И ни разу мужчина не пожалел, что ради любимой он когда-то покинул дом родной, что им на пути к своему счастью пришлось выстрадать немало. А в минуты нежности он обращался к жене: Ева. Это имя Иван сложил из двух первых букв полного имени Дуняши – Евдокия, а затем прибавил к нему окончание. И получилось не только красиво, но и со смыслом: Ева!

Ведь, если для всех прочих людей Ева – это прародительница рода человеческого, то для Ивана Ева – это первая любовь и мать его пятерых детей. Так в жилах основателя славного рода Морозовых Ивана (о своём отце, виновнике погибели его матери, он предпочитал не вспоминать) смешалась кровь представительницы Чёрного континента, уроженца берегов древнего Босфора и, наконец, славян. Безусловно, это обстоятельство сказалось не только на его потомках, но даже и на характере его супруги – уважаемой Евдокии Семёновны, или Евы. Недаром в народе говорят: «Муж и жена – одна сатана». Хотя в случае с Евой можно было подумать, что коктейль из разных кровей смешался вовсе не в её муже Иване, а в ней – человеке, очень эмоциональном и абсолютно непредсказуемом.

Шекспировские страсти.

– Ти чого, дiвка, ерунду городишь? – выслушав Светлану, ворчливо спросила Семёновна. – Лучше кажи, куды мiй Иван подевался?

– Значит, вы мне всё-таки не верите, баба Дуня? – вздохнула девушка.

– У мене ишо нема ни одного внука, щоб звать бабой Дуней! – возмутилась гостья. – Якие внуки, ежели мене всего 35 годков?! Ото у Катьки, курвы белобрысой, – мстительно сказала женщина, – есть! И даже двiйко (двое). Таке она мене на цельный год старше! Иё положено бабой Катей звати.

Вспомнив о ненавистной Катьке, Евдокия Семёновна снова завелась. Перевернув вверх дном металлическую кастрюлю, в которую она давеча смотрелась, как в зеркало, женщина выбежала на улицу. Следом за ней Света. А куда деваться? Сопоставив отдельные моменты из своего разговора с незваной гостьей и рассказы бабы Ганны, Светлана поняла, как бы это невероятно ни звучало, что её прабабушка Евдокия Семёновна Морозова каким-то образом переместилась из своего 19-го столетия в век 21-ый. Однако недоверчивая по своей природе крестьянка не поверила Свете, когда она попыталась растолковать ей, куда та попала.

– Хорошо ещё, перемещение только во времени, не в пространстве, – подумала девушка, выбежав вслед за неугомонной родственницей. – С таким характером! Похоже, баба Ганна не всё мне рассказывала о своей матери. Или со временем бабушка просто что-то забыла?

Увиденная ею на улице картина заставила Светлану схватиться за голову. Её прабабушка на том же самом месте, где она давеча навешала пенделей Голове Пятороты, теперь с такой же уверенностью в собственной правоте и более того – с азартом, таскала за волосы Оксану – жену деревенского Всезнайки Степана. Конечно, Оксана прикрывала свою голову и даже пыталась в ответ лягаться. Но где ей было отбиться от ослеплённой ревностью женщины?