Литмир - Электронная Библиотека
A
A

А когда на уроках природоведения в первом классе нам впервые показали картинку с волчьими ягодами, я подумал, что где-то уже их видел.

***

На последующих беседах Светочка не вводила меня в гипноз, но мне она по-прежнему нравилась. Мы болтали. Обо всём. Чаще всего о школе, о событиях, произошедших не так давно. И всякий раз она внезапно обрывала наш диалог словами: до следующей встречи, Никита.

В кабинет психотерапевта я нёсся как угорелый, готовый проводить там хоть весь день. Пожалуй, нашёлся первый взрослый человек, которому можно было доверять.

А может, я влюбился? Тьфу. Что за бредни. Девчонки нужны только для того, чтобы с ними воевать. А Светочка – не девчонка. Она уже взрослый врач и просто такая же ласковая, как и мама, только… чёрт, к маме у меня не было таких чувств.

Ну и фиг с ним. Мне просто нравится болтать с психиатром. Чего здесь дурного?

Обида на маму, которую я видел в больнице всего три раза, улеглась, и душа разыгралась. Иногда я позволял себе входить в контакт с другими ребятами, побегать по просторному коридору. В больнице всегда много дел: то к врачу сходить, то медсестре помочь в наклеивании ярлычков на баночки для анализов, то телевизор посмотреть. В игровой большинство игр не представляли интереса, в карточных обязательно не хватало пары-тройки изображений, в конструкторах отсутствовали нужные детали, однако мне приглянулась игрушка, где приходилось по лабиринту выводить шарик. Да и простые карточные игры тоже пришлись в тему. У половины отделения имелась стандартная колода: тридцать шесть бессмертных скрижалей против скучного времени. Как ни странно, в дурачка я играл в основном с девчонками. Две из них, Ленка и Ирка, оказались симпатичными. Я не влюбился, нет, упаси бог. Просто с ними воевать не хотелось. А вот Андрей постоянно пропадал в девчачьей палате. Кажется, он нашёл там какую-то рыжую Юльку и даже целовался с ней. Вот он – предатель всего мальчишеского сообщества!

Как-то после темноты они собрались в той палате, а она была большой, на восемь человек, и стали играть на раздевание. Даже мальчишки младше меня. Мне Булочка сказал, и я громко хохотал.

– Пойдёшь играть с ними? – ржал в ответ толстомясый.

– Вот сам и иди, – хохотал я, хотя…

Смехом я пытался подавить желание присоединиться к игрокам.

Вот так проходят больничные будни, но…

***

Я стою на пороге кабинета Светочки. Ещё не знаю, что это в последний раз. В углу вижу камеру.

– О, сегодня опять полетаем? – весело спрашиваю я, скидываю тапочки и беспардонно прыгаю в кресло.

– Да-да, – улыбается Светочка. Сегодня её волосы заплетены в шишку, как у моей мамы. Зря, распущенные, они шли ей больше. Так и хотелось их коснуться.

Цыц, Никита! Цыц! Она не твоя мама!

– О чём будем говорить сегодня? – спрашиваю я.

Светочка откидывается на спинку стула, смотрит прямо на меня, и произносит:

– Мы ни разу не говорили о твоём отце. Ты уже много рассказал о матери, а вот о папе.

Я хмурюсь.

– А что о нём говорить. Я плохо его помню. Мне почти исполнилось семь, когда он… его не стало.

– Ты помнишь его лицо?

– Конечно, – киваю я. – У нас очень много фотографий…

– Ты помнишь его только по фотографиям, или и в реальности? – спрашивает Светочка.

– Ну как. И так, и так, – жму плечами.

– Тебе легко говорить об отце?

– Ну… так же, как и про всё остальное, о чём мы говорили до этого, – отвечаю я.

– Ты можешь мне рассказать об отце? Какие-нибудь воспоминания о его действиях остались?

– Он был добрым, – тут же отвечаю я. – Любил говорить. Один раз, когда мы купались на реке, там играла музыка. Уже темно было. Я помню, стою и танцую, а он…

– Принёс тебе чупа-чупс, – перебивает меня Светочка.

– Да! – радостно отвечаю я.

– А ещё какие-нибудь моменты с ним помнишь?

Я задумываюсь. В голову ничего не идёт.

– Тот же день, когда ты заблудился в лесу. Ты помнишь, как вы отдыхали? Что делал папа?

– Ну что он делал. То, что обычно на отдыхе, – жму плечами я. – Расстилал полянку, доставал всякие вкусности. Мячик. Мы там играли.

– Ты сильно грустил, когда он умер?

Я хмурюсь и пытаюсь вспомнить.

– Всё так туманно, – отвечаю. – Я был очень маленьким и не понимал, наверное. Я, по-моему, даже не плакал.

– Семь лет, это не маленький.

– Шесть, – парирую я.

– Да, но ты заблудился в лесу, когда тебе было пять, и как раз это ты помнишь очень хорошо. Если тебе не сложно, расскажи о смерти отца. Как он умер, ходил ли ты на могилу?

Я задумываюсь.

– Хорошо помню, как он лежал в кровати, бледный и худой, – говорю. – А вот потом, как-то с мамой мы читали книжку, и ей позвонили. Она заплакала и тут же убежала, хлопнув дверью, оставив меня в квартире одного. Потом пришла бабушка. Так. Вот с тех дней как-то всё теряется. Помню какие-то картинки с похорон. Там стол, много еды, все наши родственники. К гробу меня не подводили, я вообще не видел отца после смерти. Первый раз на кладбище уехали мама и ещё какие-то родственники, а меня оставили в квартире, где мы готовили поминки. Но я помню, что потом посещал пару раз могилу. Ну, это в том возрасте. Посещаю-то я её до сих пор иногда.

– Когда ты приходишь на могилу отца, тебе грустно? – спросила Светочка.

– Сейчас нет, – отвечаю я, и тут же стыдливо отвожу глаза.

– Ничего страшного, – говорит она. – Твой папа умер в том возрасте, когда ты не понимал, сколько он для тебя значит, поэтому нечего стыдиться, что ты не испытываешь печали.

– Печаль есть, – тут же огрызаюсь я. – Но она какая-то… далёкая что ли.

– Понятно, – кивает доктор, и потом задумывается. Время течёт, а Светочка ни о чём не спрашивает. Уж не уснула ли, но нет. Вдруг в её глазах мелькает осмысленность, и она говорит:

– Постой. Ты говоришь, что твоей маме позвонили, и она убежала из квартиры, да?

– Ну да.

– А что ей сказали по телефону?

– Наверное, что папа умер, – пожимаю плечами я.

– Ты остался один на несколько часов. Вот об этих часах я и хочу с тобой поговорить.

Моё сердце царапает лапками слепое беспокойство. Я отрываюсь от спинки кресла, чтобы сменить центр тяжести и потираю ладоши.

– А о чём там можно говорить? – лепечу я, а лицо у Светочки сияет, будто она только что решила сложное уравнение.

– Ты же должен помнить это время, – говорит она. – Когда пришла бабушка?

– Через пару часов, – пожимаю плечами я.

– Ты слышал, как она вошла?

– Нет, я спал. Проснулся, а она уже тут.

По моей холке стекает холодная капля пота.

– Откуда ты знаешь, что прошло два часа? Ты смотрел на часы?

– Нет.

– Может, прошло уже пять часов?

– Я что, в кабинете на допросе? – огрызаюсь я.

– Почему же, – спешно мотает головой Светочка. – Никита, у тебя начал дрожать голос.

– Ничего он у меня не дрожит, – возмущаюсь.

– Ну хорошо. Что было до звонка? Давай проверим, насколько точно ты помнишь события. Мама собиралась укладывать тебя спать, да?

Я просто кивнул.

– Она читала тебе книжку. Ты помнишь какую?

В мою голову будто втыкают нож. Молния сверкает перед глазами.

– Оле-Лукойе, – говорю я.

– Хорошая сказка, – улыбается Светочка.

– Отвратительная сказка, – бурчу я и тут же глотаю воздух. Страх сводит горло.

– Тебе она не нравится?

– Нет.

Некоторое время доктор молчит, а потом вдруг предлагает:

– А давай слетаем в ту ночь?

– Да что там такого интересного? – вспыхиваю я. – Мы только зря потратим время.

Я уже не сижу в кресле. Я сполз и поставил ноги в тапочки, будто готовлюсь убежать в любую секунду.

– Ну хорошо-хорошо, – пожимает плечами Светочка. – Если ты боишься, то мы…

– Я не боюсь! – выкрикиваю я, и теперь меня заливает злость безысходности. – Хорошо! Давайте! Загипнотизируйте меня, и слетаем в ту ночь! Вы увидите, что там фигня сплошная!

13
{"b":"759470","o":1}