Глядя на это, Тити недоумевающе почесала затылок, а Саки и Капуцин после таких виражей, вытаращившись, с изумлением смотрели на Тити. Тамарин подошел к другому камню и не совсем уверенно взял его в руки, катнул, как всегда, в сторону других камней, находившихся около круга. На сей раз бросок был совершен в тишине. Камень проделал абсолютно такую же траекторию и остановился около предыдущего. Удивление и даже изумление на лицах приматов проявились еще очевиднее. Саки катнул еще один камень, который проделал то же самое, но, приблизившись к остальным, резко замедлился, а потом поступательными движениями втиснулся между ними, будто занимая свое, определенное место. На это обратил внимание и Леня, которого заинтересовала тишина у керлингистов. Он медленно, в своей манере, подошел к обезьянам, взял лежавший камень, приподнял его и посмотрел с обратной стороны, но тут же от испуга отдернул голову и руку, выронив камушек. Из упавшего камня показались сначала лапки, а потом черепашья голова. Черепашка пыталась встать, так как лежала на спине.

– Леня, Леня, – взахлеб бормотала черепашка. – Ты жив, ты жив!..

Леня отреагировал на знакомый голос, но его мозг не смог так быстро перестроиться, когда из камня стала проявляться фигура его подруги-слушательницы. «А не галлюцинация ли это на фоне недавно перенесенного стресса?» – подумал грешным делом Леня и, помотав головой, словно вытряхивая изображения из своего сознания, стал интенсивно тереть глаза. Нет, мираж не рассеивался, по-прежнему слышались бормотания его подруги, а ее лапки гребли воздух. На мордочке Лени нарисовалась сконфуженность. Из-под ног доносились голоса. Посмотрев вниз, он увидел вместо камней черепашек, которые взывали к нему как спасителю и вызволителю.

Приобретя столь убедительную популярность, Леня преисполнился гордости, но еще не совсем, поскольку был занят тем, что поднимал упавшую черепашку. Около Лени уже толпилась вся команда обезьян, поднимая то камни, то черепашек, примеряя их в руках, взвешивая и осматривая, при этом что-то коллективно обсуждая на понятном только им обезьяньем языке.

В это время на одинокой доске зигзагообразно скатился к ним броненосец, следуя по пути Панты.

– Привет, братья, еду, смотрю сверху, тут у вас то переполох, то затишье. Думаю, что за шум, а драки нету, дай, думаю, докачусь, – обратился он к присутствующим.

– Привет, Броня, да какие тут тренировки, – отвечал ему Муря. – То кактусы катятся, то камни, куда их несет нелегкая, скоро горы покатятся – дотренировались уже. А все это бразильская система.

– Ну вы и натренировались, у вас уже и камни поехали, и кактусы? Ну вы, блин, даете, – немного удивленно произнес Броня. – Камни в горах понятно, как двигаются – камнепады бывают, обвалы, землетрясение, в конце концов. А как вы дошли до того, чтобы кактусы у вас задвигались?

– Легко! Главное – использовать бразильскую систему, – ответил Мурик и указал на лежавшую Панту, которая по-прежнему вытаскивала иголки кактуса из своей мордашки.

Броня посмотрел внимательно на Панту, но пока ничего не понимал. В его голове вертелся вопрос: «При чем тут кактусы и Панта?»

– Жалко, что у меня нет такой шкуры, – откликнулась Панта, пытаясь перевести разговор, потому что понимала, что речь о ней. – Можно было бы рискнуть и через четыре прыжка поставить кактусы.

Броня грешным делом подумал, что Панта захотела снять с него шкуру, и, слегка побледнев, инстинктивно стал сворачиваться в клубок. Мурик постучал когтями по броне и, приведя броненосца в чувство, поведал, как Панта решила выстроить вместо барьерных флажков кактусы, чтобы было больше стимула их не задевать. Но так как они не оговорили, через какие шесть прыжков нужно было их выставить, система дала сбой, и практически все колючки, нанизавшись на Панту, съехали с горы вместе с ней.

– Так вот, как только кактусы двинулись на нас, началось и наше движение, от которого, как мы все полагаем, создалось такое завихрение, что Леню занесло на самую макушку дерева, от которой он не мог отцепиться. Другого объяснения я не нахожу, – весело рассказывал о недавних событиях Мурик. – Ну, а потом камни начали катиться, куда им заблагорассудится, – и он рассказал, как черепашки притворились камнями во время нашествия на лагерь кактусов.

– Это сейчас смешно, а тогда было не до смеха, – присоединился к ним Леня. – И вообще, пора отправляться вниз к морю, а то, пока доползем до моря, настанет зима.

– Вы можете отправляться прямо сейчас, коллега, к зиме как раз дойдете, – отозвался на предложение дикобраз.

– Нет, его нельзя отпускать, – присоединилась к беседе Панта, – он у нас сейчас является центральным сервис-зверем. Кто будет правильно лыжи смазывать, коньки точить, дуло чистить, чтобы не раздувало?

Панта слегка подшучивала, но в ее словах была доля правды. Дело в том, что на тренерском совете было принято решение взять для команды не сервисмена, как обычно называют в человеческом сообществе сотрудника, а сервис-зверя, а также психолога команды. Лучшей кандидатуры, чем Леня, не нашлось: в силу своего одержимого желания принять хоть какое-то участие в играх он интересовался всеми техническими спортивными достижениями. Он кое-что знал из истории спорта, а его плавные медлительные движения хорошо успокаивали зверьков-спортсменов. Леня обладал неповторимым характером. Он никогда не обижался на уколы или поддевки, скорее всего, он их вовсе не замечал. Для него они не были чем-то задевающим. Он был любознательным, вдумчивым, часто фантазировал, благо, для этого у него хватало времени. Он любил давать советы и полагал, что этим помогает товарищам.

Проблема Лени заключалась в том, что хоть он и обладал знаниями, они были поверхностными, как в поговорке: «Слышал звон, да не знает, где он». Свои так называемые теоретические познания он никогда не применял практически, поэтому не мог знать, правдива ли информация, применима ли она в конкретном случае, соотносится ли вообще с ситуацией. Обычными его слушателями были те, кто и сами, с практической точки зрения, ничего не делали и ограничивались, как им казалось, великими рассуждениями, получая от этого удовлетворение.

Так получилось и при метании снежков. Леня где-то от кого-то слышал о стрельбе в биатлоне и решил применить свои знания в качестве советов. Но он не учел, что зверушки не стреляли, а метали снежки, и, скорее всего, все те правила, которые действовали при стрельбе, здесь не работали, поскольку не было ни винтовки, ни курка, ни дула, и теперь, видимо, из-за этих советов над ним будут подшучивать. Но все его поступки были искренними, с желанием помочь, и это не могло не подкупать его оппонентов. И сейчас он, услышав, что его берут в сборную Южной Америки в качестве сервис-зверя, который должен следить за инвентарем, разлился в широчайшей улыбке. Его душу наполнила огромная радость, так как он в глубине души точно знал, что он должен где-то пригодиться и может внести свою лепту в будущие победы. И вот он, шанс, – судьба ему его предоставила, и он должен на деле доказать, что он что-то значит. Но, взяв себя в руки, Леня решил перепроверить и спросил: «Шутить изволите?»

– Какие тут шутки, – ответил дикобраз, смотря на свои песочные часы, – от всего тренерского совета я должен вам сообщить: так как соревнования не за горами, а горы впереди нас, то для быстрой нашей доставки к играм ты должен договориться с правителями верховного мира о наших перелетах.

– Я? Как я? Так – это как? Как это так?.. Это… – Леня замешкался. В нем перемешались радостные чувства и страх перед правителями верховного мира – так называли андских кондоров, самых больших в мире летающих птиц. И вдруг чувство отчаяния посетило его от мысли, что он не справится с такой задачей и не проявит свою значимость.

Панта, видя это, решил в шутливой форме поддержать Леню:

– Если ты не договоришься, то тебе придется ковылять пешком – так наковыляешься, что дуло раздуть может.

– Какое дуло? Вы хоть понимаете, где я живу, а где кондоры? Если я их и видел, то высоко в небе, – говорил Леня, пытаясь не брать на себя столь ответственную роль.