Левин слушал многословного хозяина, не перебивая. При всей своей нелюбви к словоблудию, профессионально он любил говорунов, с ними не требовалось никаких ухищрений или наводящих вопросов, в особенности в случаях, когда шли воспоминания о молодости, в которую каждый не прочь вернуться, чтобы еще раз увидеть себя там.
- Так вот. В ту зиму они уже ходили почти все расконвоированными. Как-то поздним вечером прибегает сержант Юрка Массалитинов. Кричит: "Фельдшер, давай быстрей! На пустырь бежим! Там что-то с Кизей случилось". Я схватил сумку и вслед за ним. Примчались, смотрю лежит Кизе, на снегу кровавая лужа. Хрипит. Ах ты, господи, как сейчас все помню! Приподняли его, спрашиваем: "Что случилось? Кто вас? - Он... Иегупов... Это Иегупов... Шофер..." - И тут же потерял сознание. Фамилия эта мне запомнилась. Во-первых, не так уж часто встречающаяся, во-вторых, сама ситуация неординарная, такое врезается в память особо, ну и в-третьих, фамилию эту потом все время называли примчавшиеся особисты. Чем у них дело закончилось, не знаю. А Кизе к утру умер. Он получил две пули. Одну в легкое, другую в живот, при выходе она перебила позвоночник. Я был на вскрытии. Вот так, - закончил Цурканов и взглянул на Левина.
- Где его захоронили?
- Там, где всех их. Умирали ведь. Вы знаете, где было еврейское кладбище в Старорецке?
- Там сейчас автобусный завод.
- Совершенно верно. Так вот рядом с еврейским было небольшое кладбище для немцев-военнопленных.
- Тимур Георгиевич, а Кизе до гибели не упоминал при вас фамилию этого шофера или что-либо связанное с ним?
- Нет, никогда.
- А этот сержант, Юра Массалитинов... Его можно разыскать?
- После той истории он вскоре демобилизовался и, как говорится, из моей жизни исчез. Но не думаю, что он добавил бы что-либо еще к этому сюжету... Вы надолго во Львов?
- Нет, завтра утром улетаю.
- Остановиться есть где?
- Да, спасибо. У меня номер в гостинице "Львов".
Он не любил эту гостиницу, бездарно спроктированную и по-плебейски построенную. Останавливался в ней не раз, и всегда ее длинные низкопотолочные полутемные коридоры напоминали коридоры тюрьмы, а двери в номера вдоль них казались дверями в камеры.
В шесть часов он послушал последние известия, затем умылся, причесался и отправился вниз в ресторан поужинать. Народу еще было немного, он уселся за пустым столиком в углу. Молоденький официант, переставлявший тарелки и фужеры, безошибочно признал в Левине скромного командированного, поэтому подошел без карточки меню и сразу сказал:
- Есть лангет и жареная курица с рисом.
- Лангет.
- Что будете пить? - на всякий случай спросил официант.
- Бутылку минеральной...
Через час он поднялся к себе в номер и, не разувшись, прилег, свесив на пол ноги. Ложиться спать было еще рано, а так - лежа с закрытыми глазами, но бодрствуя, можно о чем угодно с пользой поразмышлять. Визит к Цурканову одну линию в судьбе Кизе подвел к итогу: оберст был застрелен неким Иегуповым и захоронен. Так что на главный вопрос, поставленный его племянником Анертом, Левину есть что ответить. Правда, не очень приятно будет сообщать, что место захоронения его дяди, как и прочих соотечественников Кизе, ушло под фундаменты заводских цехов, под асфальт. А вот кто таков этот Иегупов, за что он пристрелил Кизе, - на это должен ответить уже сам господин Анерт, хорошенько порывшись в дневниках своего дяди. Если, конечно, захочет. Но бюро "След" задачу, поставленную Анертом, как полагал Левин, решило, просьба-вопрос мюнхенского бизнесмена, оплаченная валютой, исполнена. На этом можно поставить точку и, спокойно вздохнув, заниматься только поисками пропавшего Георга Тюнена. Но Левин все больше склонялся к мысли, что было бы вовсе не лишним докопаться, узнать, кто таков этот Иегупов и почему он застрелил Кизе. Мотивы должны быть существенными для убийцы, и тянулись, разумеется, из очень далекого прошлого. Но имелся еще один Иегупов (однофамилец или родственник того?) приятель Георга Тюнена. Что и с чем связано, а что оборвано и нуждается в соединении? Видимо, ответ на это без Анерта получить не удастся. Но опять-таки, захочет ли Анерт, деловой человек, заниматься всей этой мутью, уже удовлетворившись знанием обстоятельств смерти дяди и места его захоронения? А что если пока не сообщать об этом Анерту, а продолжать выуживать у него куски из дневников Кизе, определив ему, что и где (в каких годах) искать? Согласится ли потянуть еще Михальченко или скажет: "Условия контракта мы выполнили? Выполнили. Пусть гонит бабки и ауфвидерзеен... Он просил что? Обстоятельства смерти и место захоронения. Ответ у нас готов. Он же не ставил условия выяснить, кто убил, да за что убил"...
Левин посмотрел на часы. Было четверть десятого. Он поднялся, вышел из гостиницы и отправился побродить по вечернему городу, вроде избыв раздумьями все свои заботы.
21
У капитана Остапчука дело шло ни шатко, ни валко. Басик исчез, проворонили. Гость его из Армении по-прежнему жил в своей "Ниве" на стоянке возле кемпинга. Случайным транспортом добирался до города и болтался по улицам, по магазинам, вертелся на Центральном рынке. Явно ждал возвращения Басика и нервничал, потому что без колес: поломавшийся трамблер с машины сняли, а склад запчастей на станции техобслуживания внезапно закрыли на ревизию. Так Остапчук договорился с директором станции, а тот, ничего не объясняя бригадирам, приказал "Нивой" не заниматься вовсе, в модуль ее не загонять - и без нее тесно от машин, пусть ждет на стоянке в кемпинге. Ориентировка на Басика была разослана во все райотделы области...
Во второй половине дня Остапчуку позвонил начальник паспортного стола:
- Максим Федорович, зайти можешь?
- А в чем дело?
- Тут один товарищ пришел. Дежурный его ко мне направил. Но, по-моему, это и тебе будет интересно.
- Ладно, сейчас поднимусь...
В кабинете у начальника паспортного стола сидел поджарый мужчина лет сорока в белой тенниске, красных спортивных брюках с белыми лампасами и в роскошных кроссовках.
- Расскажите капитану поподробней, - обратился к нему начальник паспортного стола.
