Не многим дано любить. А она любила!

   Любила преданно и беззаветно, забыв о себе, близких, обо всем - как в последний раз!

  Ее любовь (недоступная пониманию) обрелась и жила не "благодаря", а "вопреки"...

  Впрочем, любовь сама по себе абсурдна и непостижима!

  Противоречит природе, здравому смыслу, порождая, увы, не восторги и наслаждения, скорее страдания и боль!

  Любопытно и легко наблюдать любовь со стороны, пока не зацепит саму.

  Чаще всего избранники подруг видятся недалекими, ущербными, нестоящими, непривлекательными.

  Твой же кажется самым-самым - замечательным, красивым, необыкновенным. Лишь удивляешься - почему подруги не замечают этого? А они понимающе улыбаются, переглядываются за твоей спиной, а иногда и открыто выражают неодобрение...

  Она никак внешне не выказывала свою любовь, но если любимый чем-то радовал или ждала скорая встреча с ним, ее не узнать - лицо светилось, глаза лучились, она становилась удивительно привлекательной.

  В этот момент она могла все - делать неожиданные подарки, наносить комплементы, говорить добрые светлые слова, смеяться от души, петь, танцевать, летать, счастье из нее фонтанировало, вызывая зависть и сожаление.

  Когда же встреча неожиданно откладывалась или переносилась, она тотчас же менялась. Становилась мрачнее тучи - глаза тускнели, плечи опускались, лицо старело, словно ее постигало глубокое несчастье.

  Забивалась в уголок, где бы ее никто не трогал, болезненно переживая вольный или невольный обман любимого.

  Ее молодой человек (много моложе ее) возможно и любил ее, но по-своему - эгоистично и необязательно, а точнее позволял любить себя.

  Она же по крохам собирала свою любовь, отбирая у сына, близких, подруг, и несла ему с открытым сердцем, дарила, ничего не требуя взамен.

  Он милостиво принимал, не зная, что с ней (любовью) делать, спотыкался, пинал ногами, наступал, переступал.

  Пользуясь своим положением, был склонен к обману и делал это на каждом шагу.

  А она и обманываться-то была рада, могла месяцами бесплатно на него работать, давать ему деньги взаймы без надежды на возврат, ехать к черту на куличики, надолго оставляя сына одного, только бы увидеть...

  И без остатка отдавала себя любимому, превознося, возвышая, делая значительным - ЧЕЛОВЕКОМ!

  Человечек же маленький превращался в комарика - она этого не замечала...

  Смиренно делила его с другими женщинами, что, естественно, влекло последствия.

  Любила его молодое, упругое, плотное тело, дарила ласку и нежность, всячески ублажая.

  Ее откровенные ласки нравились ему, снисходительно принимал их, пробуждался, и тогда она, наконец, получала в ответ немного любви, нежности, страсти.

  Любил по молодости эгоистично и неумело, даже не пытаясь сдержать себя, редко доводя ее до любовного экстаза.

  Она не сетовала - ей и этого доставало. Молодой любовник тотчас засыпал, она же еще долго переживала незавершенную близость, нежно целуя, лаская уставшее молодое тело.

  Как же она любила его в эти минуты!

  Он казался таким слабым, беззащитным, хотелось укрыть его своей любовью, как покрывалом, закрыть от невзгод, бед и несчастий...

  А ему это вовсе и не было нужно.

  Молодой, энергичный, напористый, он шел по жизни легко и непринужденно, отметая нравственные принципы и чувства, мешавшие ему.

  Ее любовь тяготила его, утомляла, хотя без нее ему, пожалуй, чего-то недоставало - возможно, он недополучил в свое время материнской любви и заботы?

  Но порой на него вдруг находило, и она получала от него крохи любви, скупые знаки внимания, отмеренные дозы нежности, с трудом пробивающие сквозь коросту бесчувствия и равнодушия, тогда она пребывала на вершине счастья.

  В основном же он демонстрировал свое безразличие, нелюбовь и бесстрастие.

  Она обижалась, неделями не звонила, заставляя себя забыть его.

  Но не могла сдержать, любовь прорывалась наружу, делая ее невменяемой, она теряла голову, роняла достоинство, прятала гордость и, терзаясь унижением, летела к нему по первому зову, выпрашивая внимание, выжидая ласковый взгляд, вымаливая доброе слово.

  Для нее любовь стала соломинкой, она цеплялась за нее, и казалось, убери ее - что останется?

  Она бы потеряла смысл существования.

  Ее счастье было северным сиянием, миражом - нечто зыбкое, призрачное, далекое, исчезающее, но какое же прекрасное, светлое, и как хотелось до него дотянуться!