Судя по дальнейшему содержанию письма, Желиховская не только не согласилась отсрочить свадьбу, но, наоборот, настаивала на том, чтобы венчание состоялось ранее обговоренного при свидании срока. И Брусилов вынужден был оправдываться и объяснять: "Я не мог исполнить Твоего желания ускорить нашу свадьбу на 8-е потому, что не хватило бы времени на исполнение всех формальностей и на получение разрешения вступить в брак, ибо Скалой (командующий войсками Варшавского военного округа. - А.Г.) ездил в Вержболово встречать Государя и вернулся только сегодня, а разрешение он должен сам подписать".

Генерал разработал детальный план венчания. Учитывая, что штаб его корпуса дислоцирован в Люблине, а Желиховская жила в Одессе, местом венчания назначил Ковель, где сходились железнодорожные линии из этих городов и был дислоцирован подчиненный Брусилову драгунский полк. Примерно семь часов - время между прибытием в Ковно поезда из Одессы и отправлением поезда на Люблин отводилось на церемонию венчания.

Кадровый военный, для которого соблюдение соответствующей случаю формы одежды было делом само собой разумеющимся, инструктирует будущую генеральшу: "Имей в виду, что венчаться женщина должна с покрытой головой, таков церковный устав. Так как Ты венчаешься в дорожном, а не в свадебном платье, то нужно будет Тебе иметь (не знаю, как это у вас называется) чепец или наладку или же не чрезмерно высокую и широкую шляпу на голове".

В последнем предсвадебном письме от 6(19) ноября Брусилов оговаривает способ оповещения о выезде Желиховской из Одессы в Ковель: "Дорогая моя невесточка! 9-го ноября, при отъезде из Одессы в 11 ч. 50м. у[тра}, пошли две телеграммы на мое имя. Одну - срочную (подчеркнуто Брусиловым. - А.Г.) в Люблин (иначе я ее наверно не успею получить), а другую: Ковель, вокзал, до востребования, генералу Брусилову. В обоих сообщай кратко о часе выезда. Таким образом не здесь, так там, я получу одно или оба извещения о Твоем выезде".

Утром 10(23) ноября генерал Брусилов встретил свою невесту на вокзале в Ковеле. Венчание состоялось в церкви драгунского полка. Жених был в блестящем парадном мундире, невеста - в сером суконном дорожном платье и белой шляпе. На венчании присутствовало только несколько свидетелей. Родственникам и знакомым, в соответствии со списком, составленным Брусиловым, были посланы извещения. Обряд состоялся в намеченный час и прошел точно по плану. Так, менее чем через два месяца после начала, успешно завершилась матримональная кампания генерала Брусилова.

В дореволюционной России родственные связи играли существенную роль. Поэтому семейные унии являлись объектом пристального внимания. Показательно, что отставной премьер С.Ю. Витте, мать которого была родной сестрой бабушки Н.В. Желиховской, счел необходимым сразу же отметить в воспоминаниях новость замужество родственницы, крестницы его младшего брата Александра{26}.

Выиграв кампанию на личном фронте, Брусилов стал деятельно готовиться к боевым действиям на фронтах неумолимо приближавшейся, неизбежной, по его убеждению, войны. Летом 1913 г. он участвовал в качестве главного посредника в маневрах войск Киевского военного округа. Приняв тогда же назначение командующим 12-м армейским корпусом этого округа, дислоцированным на границе с Австро-Венгрией, организовал в течение зимы 1913/14 г. и весны 1914 г. военные игры и полевые поездки для всех подчиненных ему начальствующих лиц. За три месяца до войны, в апреле 1914 г., он участвовал в военной игре старших войсковых начальников, предназначавшихся к занятию должностей командующих армией, фронтами и соответствующих начальников штабов. С объявлением войны Брусилов получил назначение командующим 8-й армией Юго-Западного фронта. Полгода спустя боевой генерал, уже отмеченный за успешные действия руководимых им войск двумя орденами Святого великомученика и победоносца Георгия и, по собственному признанию, вполне почувствовавший, что такое ответственность{27}, писал жене: "Мне, военному, всю мою жизнь усердно изучавшему военное искусство, хотелось принять участие в этой великой народной войне и этим завершить военное и земное поприще... Но из этого не следует, чтобы мне не было часто страшно тяжело"{28}.

Однако главные испытания и "звездный час" генерала были еще впереди.

В 1915 г. Брусилову, начавшему войну наступательными операциями, пришлось пережить горечь отступления, в ходе которого было потеряно то, что столь недавно приобреталось трудом и кровью руководимых им войск. Генерал не питал иллюзий ни в отношении масштабов, ни в отношении продолжительности войны. "Это исключительная, мировая война, не ожидай ее скорого конца", - разъяснял он жене. Но войну "выиграть необходимо во что бы то ни стало (подчеркнуто Брусиловым. - А.Г.)"{29}. Что из того, что противники "считают себя по праву факта победителями. Предстоит им доказать, что они ошибаются, для этого их нужно разбить и выкинуть вон из нашей страны. Это, несомненно, будет, но не так-то скоро... как ни тяжело, но мира не может быть, пока не разгромим немца"{30}. В марте 1916 г. Брусилов получил назначение главнокомандующим Юго-Западным фронтом. В письме к жене об этом он писал: "Таким образом увенчиваетс моя военная карьера. На сердце у меня смутно, радости нет, но есть тяжесть страшной ответственности"{31}.

"Прошу разрешения действовать наступательно"

Чувство личной ответственности перед Родиной побудило Брусилова предпринимать шаги, необычные для высшего генералитета времен последнего российского самодержца. Он решительно оспорил мнение своего предшественника и штаба верховного главнокомандующего, согласно которому войскам Юго-Западного фронта в кампании 1916 г. предназначалось сугубо пассивная, оборонительная роль. Через неделю после назначения генерал заявил Николаю II, что если ему не будет предоставлена инициатива наступательных действий, он в таком случае будет считать свое пребывание на посту главнокомандующего фронтом не только бесполезным, но и вредным и попросит о замене.

"Государя, - вспоминал Брусилов, - несколько передернуло, - вероятно, вследствие столь резкого и категорического моего заявления, тогда как по свойству его характера он был более склонен к положениям нерешительным и неопределенным... Тем не менее он никакого неудовольствия не высказал, а предложил лишь повторить мое заявление на военном совете, который должен был состояться 1 апреля, причем сказал, что он ничего не имеет ни за, ни против и чтобы я на совете сговорился с его начальником штаба и другими главнокомандующими"{32}.