При прощании хозяин категорически отказался взять деньги, даже обиделся. Но гости не могли не отблагодарить его за приют и незаметно оставили всегда нужные в хозяйстве инструменты.

Уже в Москве мать одного из ребят спросила сына, что же больше всего поразило его в этом походе. Он, не задумываясь, ответил: «Люди».

Такая-сякая и такой-сякой

Моя жена – чокнутая. Она периодически роется в пакете с мусором в поисках серебряных ложек, которые лихо попадают туда, когда ею овладевает маниакальный бзик «сгрести все и выкинуть, – лишь бы было чисто и красиво». Я думаю, недаром в прошлой жизни ее первый муж развешивал на дверях умные изречения, в том числе и «квартира – не музей».

Любительница логических построений, по поводу своего бзика она рассуждает так:

– Психологи утверждают, что труднее всего в быту жить людям, воспринимающим мир глазами. Для полного счастья они должны видеть перед собой красивую картинку. Я, понимая, что это – моя проблема, молча за тобой убираю, но при этом так же молча страдаю и поминаю тебя недобрым словом. На весы положены моя жизнь и твоя склонность к беспорядку. Кто дольше живет – человек, не замечающий грязи, или человек, остро реагирующий на беспорядок и грязь? Ты хочешь, чтобы самый близкий тебе человек страдал и меньше жил? Если психологи для тебя не авторитет, то вспомни о правилах человеческого общежития, выработанных на протяжении многих веков? На чьей они стороне?

А как жить с человеком, который задолбал умными речами, а сам режет себе пальцы минимум раз в неделю? Что об этом правила общежития говорят?

– Помой за собой посуду – я опять палец порезала.

Один раз пришлось в травмопункт ее везти. Голову надо лечить, а не пальцы.

***

Муж.… Как много в этом звуке для сердца женского слилось, как много в нем отозвалось!

– И это? – И это. – И это? – И это. – А то? – И то.

– В общем, такой-сякой?

– Именно. И никогда прощения не просит.

– Как же так?

– А вот так.

Раньше ссорились часто. Сестра, бывало, спросит: «Ну что, помирились»? А как узнать? Ты ему готовишь – он молча ест. Теперь все по-другому, – кожа, что ли, у него тоньше стала? Купит чего-нибудь вкусненького и с улыбкой предложит на выбор, а ты умиляешься до слез – как трогательно извинился.

И сразу выстраиваются в ряд воспоминания, связанные с тем, что он положил в твое сердце на длительное хранение.

Фрейд, объясни!

Мне часто снится море. Но я никак не могу в нем искупаться: все время что-то мешает. Уже через день домой, а я еще до моря не дошла. Объяснить такие сны просто. По ряду причин удовольствие поплавать в море мне недоступно. Поэтому вечные антагонисты «желание» и «невозможность его осуществить» запели свою песню в подсознании.

А еще там поселились фантастические города. Раз-другой зашли случайно, произвели впечатление, да и остались навсегда, конкурируя с морем за право попасть в очередное сновидение. Со своими прототипами они не имеют ничего общего.

Совершенно безлюдная малоэтажная в одну площадь Керчь стоит под палящим солнцем на горе, но это не реальная гора Митридат. Очень хочется спуститься к морю и искупаться. Но длинный пологий спуск ведет не к морю, а к мелкой речушке. Почему-то приходится долго идти по правому тенистому травяному берегу или прямо по воде, чтобы найти место для купания. Но в каждом сне речка приводит к высоченным лысым рыжим горам на левом берегу, напоминающим термитные постройки. Они внушают ужас и желание скорее из них выбраться. Один только раз Морфей сжалился надо мной и приоткрыл другой маршрут – не вниз направо, к реке, а налево и вверх, где царила прохлада и мрак густого соснового леса, неожиданно оказавшегося окраиной такого же фантастического, как и Керчь, Кенигсберга. От конечной остановки в туманную глубину сна отъезжал трамвай, но я на него не успела.

В свой нереальный Таллин я мчусь каждый сон разными путями и транспортами, как вылупившиеся черепашки к океану. Позади – безликая неясная захолустная часть города, впереди – невиданной красоты дворцы и соборы всевозможных архитектурных стилей. Это мертвый город, без деревьев и людей. Каждое его здание-исполин как бы застыло в вечности. Хочется показать кому-то весь город, но кому, – рядом никого нет. Именно в этом сне я все время спешу назад, потому что боюсь опоздать на поезд.

Ленинград всегда имеет две части – верхнюю и нижнюю. Они разделены рекой. Ты можешь попасть в нижнюю часть или по движущемуся хрустальному мосту, похожему на колесо обозрения, или по стеклянному тоннелю с льющимися потоками воды и фонтанами брызг. В любом случае надо преодолеть страх. В нижней части тебя ждет великолепный сказочный дворец, но описать его ты не можешь, потому что это не дворец, а его образ. Обратно ты летишь в один мах на гигантских качелях, с тоской по оставленной красоте.

Да, без Фрейда не разобраться…

Смех да и только (мой фитнес)

Внизу стоит мама. Кажется, она зовет меня куда-то, потому что каждая клеточка моего существа ощущает ее настойчивое призывное ожидание. Если я на нее посмотрю, – непременно сорвусь: узкий ржавый карниз гнется под ногами. До поворота осталось сантиметров пятьдесят. Только бы ухватиться за угол дома, а там уже спасительное открытое окно моей комнаты. В неясном низу – смерть, в открытом окне – жизнь, с развевающимися шторками и громким звонком, который из комнаты перемещается в мою голову, настигает врасплох не успевший спуститься в нижнюю фазу сон и сразу обнаруживает его абсурдность.

– Ух.…Слава Богу – приснилось…. Спустить с кровати ноги…. Перекреститься. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.

До выхода осталось полчаса. Измерить давление. Скинуть десять единиц на застой крови. Пульс все равно бешеный. Ну и сон – до сих пор испарина на лбу. Принять энап, каринфар, но самое главное – атенолол, а то как-то не выпила – сердце стало выпрыгивать из груди уже около пруда, пришлось домой возвращаться. Помолюсь по дороге. Взять из ванной купальник и шапочку, снять с сушилки форму. Вчера в колготках народ смешила. Что у нас сегодня? Йога? Значит, обувь не понадобится, – вынуть из сумки тяжелые кроссовки.

– Я дверь не закрываю!

– А ты куда?

Что за дурацкий вопрос! Знает, куда, – и каждый раз спрашивает. Как и по воскресеньям: «Ты где была»? Откуда я могу возвращаться в девять утра? Только с ранней службы. Ой – коленка! Опять забыла повернуться задом. Побыстрей пройти второй этаж – Женя Новиков как раз в это время собаку выгуливает. Объясняй потом, что при спуске задним ходом нагрузка на колени меньше. Горе-спортсменка…

– Огради мя, Господи, силой Честнаго и Животворящего Твоего Креста, и сохрани мя от всякого зла.

Хлоп! Простите, спящие соседи, но иначе замерзшую железную дверь не закрыть. Как холодно! Скоро светать начнет. Успеть занять место подальше от инструктора. Хруп, хруп, хруп…. Снегоуборочная машина еще не прошла.

– Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешную…. Царю Небесный, Утешителю, Душе истины…

Что за карниз? Как я на нем оказалась? До сих пор ощущаю ужас, с которым я передвигалась по карнизу, отвоевывая по сантиметру у первой балетной позиции вторую и бесполезно хватаясь руками за стену. Наверное, это подсознание подбросило в калейдоскоп сновидения картинку из какого-то американского детектива. Вечером расскажу мужу. И все-таки – на грани чего я балансировала, и куда может звать умерший человек?

Пять секунд, три…. Можно переходить.

– Отче наш…

Обычно «Отче наш» успеваю до светофора прочитать. Не отвлекаться. Ой, капюшон сорвало! Случая не было, чтобы аэродинамическая труба в этом месте о себе не напомнила.

– От сна восстав, благодарю Тя, Святая Троица, яко многия ради Твоея благости и долготерпения, не прогневался еси на мя ленивую и грешную…

Вот именно – ленивую и грешную. Все не лень, – только с Богом пообщаться лень, всего-то – встать на полчаса раньше. Но я и так сплю не больше шести часов. Ты уж, прости меня, Господи….