Она, водя бледными руками по пульту управления пауком, скребнула пару тумблеров, заставив машину поближе приблизиться к парню. Затем девушка протянула руку к лицу Эрика, поставив один из пальцев ему на лоб, и начала внимательно изучать его лицо. На каждом пальце напёрсток, а самих пальцев по четыре на руке, что прямо говорило – перед Эриком не человек.

– Точно не отсюда, – сказала она, и убрала руку. – Но ты лично знаком с Лином, и он просил тебя найти… Манфисталя? А ещё Готинейру. Ты понимаешь, что я не знаю, что думать по этому поводу?

– Будто я что-то понимаю, – проговорил он сквозь стиснутые зубы, стараясь не показывать свой страх. – Ты здесь хоть живёшь, верно? А я тут от силы минут десять нахожусь.

Подозрительный взгляд девушки продолжал оставаться застывшим. Она даже бровью не повела.

– Это ты завернула меня в кокон? – не моргая, спросил Эрик, прервав паузу.

– Видишь ли, ты из неоткуда появился тут… телепортировался, да ещё в этом убогом тряпье. Мне пришлось скрыть твою рванину от своих глаз. Как же мерзко она выглядит.

– Что? – опешил Эрик. – Что в ней ужасного? Ты та самая кошмарная сестрица, ненавидящая такую одежду? Но почему?

– Потому, что нет на свете ничего ужаснее безвкусного и отвратительного, чем сшитое для зверья нательное покрывало. Вот как, скажи мне, можно откровенное шарлатанство выдавать за гений портного ремесла? А ведь находятся дураки, которые это ещё и натягивают на свои косточки. Ты же надел на себя эту гниль фантазии. Кто из твоего мира считает это тряпьё великолепным? Любители безвкусицы, которые боготворят создателей за «оригинальный шедевр», который с кислыми минами штампуют полчища бедолаг в катакомбах? Мерзость. Великое искусство превратилось в круглосуточный конвейер, где погоня за оригинальностью переросла в безжизненную гонку блюющей самыми отвратительными отбросами фантазии, запоров саму сущность портного ремесла.

– Ох… я даже подумать не мог, что тебя это настолько заденет, – насторожился он, уже ожидая чего-то плохого.

– Э вон как мягко выразился. Одежда… это не просто тряпьё! Это второй облик, вступающий в симбиоз с её носителем, складывая и преумножая качества своего хозяина, подчёркивая его сильные стороны и скрывая слабые, придавая ему совсем иную сущность, а порой перевоплощая. А если уж так хочется согреться, то и тряпка подойдёт! – с маниакальным настроем говорила она. – Может… ещё выплеснуть ведро краски на холст и назвать это шедевром, парируя любую критику абсурдностью мыслей? Ну, так давай, раздевайся догола, я обмажу тебя барсучьим салом, обмотаю твоё тело рулоном ткани, а потом заявлю, что получившийся кошмар – это уникальный дизайн, являющийся вершиной искусства, гением портного ремесла! А кто не согласен – тот просто не имеет вкуса!

– Тихо-тихо, – произнёс Эрик, пытаясь успокоить девушку. – Я же ничего такого не говорил.

– Я бы и не стала тебя слушать. Раз ты носишь такое, то грош цена твоему вкусу.

– Но ведь… слушай, мир, откуда я пришёл… там с одеждой всё обстоит иначе. Я оделся в это для ночной прогулки, а не красоваться перед кем-то.

– Я тебе уже всё высказала по этому поводу. И, знаешь, выбросила бы тебя вон, но о твоём нахождении здесь позаботился сам дядюшка Лин!

– Стоп. Дядюшка?

– Ну да, вот и весь секрет того, почему ты ещё здесь. Странно, конечно, что он доверился такому, как ты. Но… если он тебе доверяет, раз послал найти Готинейру, то и мне придётся тебе… не довериться, но… что-то такое. Не знаю, как это назвать.

– То есть, ты меня не собираешься убивать?

– Убивать? – рассмеялась она. – Даже в мыслях не было.

– Тогда что за манекены вокруг? Я думал, это какие-то переделанные люди.

– Нет, просто манекены, которые мне некуда деть. Завёрнуты, как и ты, в хлопковые нити.

– Спасибо за разъяснение, а то я уже напридумывал себе всякого… – он сам не понимал, как ему успешно получается вести диалог, вовремя подбирая нужные слова.

– Не за что. А на счёт поисков… Манфисталя я не знаю, а вот Готинейру… вполне.

– И… кто же это?

Девушка широко улыбнулась.

– Она перед тобой, – заявила черноволосая, скрестив руки на груди. – Готинейра, либо просто Готи.

Рот Эрика слегка приоткрылся.

– Вот же не ожидал такого, – он поворочался внутри кокона от неудобства. – Слушай, прежде, чем я продолжу… эту штуку можно как-то снять с меня? – его страх уже поутих достаточно, чтобы парень мог чувствовать себя более-менее спокойно.

Готи перевела взгляд в сторону, моргнула, и опять посмотрела на Эрика, подняв правый уголок губ. Без всяких слов она достала ножницы из кожаной сумки, прикреплённой рядом, на паровой махине, и, наклонившись вперёд, начала разрезать ткань кокона. Когда парень оказался свободным от своей тюрьмы, то начал падать вниз, приземлившись в глубокую гору ваты. Здесь было слишком темно, но отсюда открывался красивый вид на все чудеса помещения башни.

Готи, управляя механическим пауком, спустилась к Эрику.

– Ну, как ощущения?

– Очень смешно, – возмутился Эрик, , хоть и пытался не показывать своих эмоций, чтобы как-о не разозлить девушку

– Ладно, хватит этого цирка. Что-то мне подсказывает, что он ещё будет с избытком.

Механическая лапа потянулась к парню, взяв его, и, достав из ваты, подняла и поставила на балкон, который прятался во тьме. Эрик обнаружил рядом с собой одетый манекен.

– Если хочешь продолжить, то надевай этот костюм, – безразлично сказала Готинейра, отвернувшись. – Я подожду, – она включила прожектор, чтобы Эрику было удобнее.

Парень хотел возразить, но опомнился, что он не в особо выгодном положении для спора. Ему пришлось повозиться, снимая с манекена одеяния. Рубашка из ярко-бордового шёлка, а поверх неё фрак без рукавов и с высоким воротом. Ткань на задней часть, ниже пояса, разделялась на две полосы, похожих на крылья жука, что свисали до уровня колен, заостряясь в самом конце. Матовые, тёмные штаны, а рядом с манекеном высокие, чёрные, кожаные, а ещё немного лакированные то ли ботинки, то ли мужские туфли, либо своеобразное подобие коротких сапог. Фрак, стоит уточнить, скорее напоминал мантию в связи с нестандартностью фасона: вроде приталенный, но при этом выглядящий свободно из-за складок, которые совсем не портили вид, наоборот, придавали некую изюминку. И вся ткань, словно живая, иногда размывала собственные границы, походя на чёрный, как смоль, дым, временами трансформирующийся в головы каких-то зверей. И, опять же, несколько трубок, состоящие из сегментов, проходили через всё одеяние, придавая большей фантастичности. Непонятно их значение, но парень чувствовал, как они упираются в кожу, присасываясь.