– Отец ваш будет у меня в течение недели, пока не исчезнет угроза воспаления раны. Мне надо будет шесть раз в день ставить ему уколы. Только тогда он останется живой. В противном случае ваш отец умрет. Понятно? – после этого я вколол ему раствор люминала, чтобы он уснул.
Парни постояли еще возле спящего отца, и который постарше положил на край стола потертый серебряный рубль:
– Возьми, барин, за ради Бога, если мало, то мы отработаем, готовы в закуп пойти ради батьки!
– В закуп мне вас, братцы, не надо, да и отца вашего я пока не вылечил, а только начал его лечить. Сейчас все зависит от его организма и ваших молитв. Вот как вылечится, тогда и поговорим. А деньги возьмите, отцу надо будет каждый день курочку отварную с бульончиком, будете по утрам приносить и кормить отца. – братья ошарашенно и растерянно смотрели на меня, ну не говорить же им о клятве Гиппократа, да и что мне их рубль, я от этого не разбогатею, да и не обеднею тоже. – Давайте, топайте, ребята, я сегодня устал, да и дел еще у меня много! Приходите завтра, сейчас отец уже спит, так что отдыхайте тоже!
Лада, услышав это, категорично выставила их за порог. Умывшись, я вспомнил об обещании бедному влюбленному, который терпеливо ждал меня на ступеньке крыльца.
– Данила, позови сотника и двух дружинников с ним! – попросил я своего нового лекаря.
Тот кивнул мне, ни о чем не спрашивая, надо – значит надо! Вскоре подошел сотник, который еще был во всеоружии, так как не сдал смену.
– Послушай, видишь вон того парня, которого изувечили из-за его невесты? Приведи мне изверга, который это сделал, и в холодную. Поговорим сегодня с ним, а завтра судить принародно будем. – объяснил я его задачу.
– Будет сделано, Андрей Иванович! – сотник повернулся и вышел на крыльцо, следом за ним протопали два воина.
Лошади были уже оседланы, поэтому парня аккуратно усадили в седло, и группа тронулась за виновником. Где-то часа через два привезли связанного и перекинутого, словно куль, через седло, виновника. Сбросив его с седла на землю, воины развязали ему ноги, чтобы мог передвигаться. Парень дрожал, как побитый щенок, руки его были стянуты за спиной, поэтому он не мог вытереть струйку крови, вытекающую изо рта. Видно, при ударе о землю прикусил язык или губу, может и ребята мои «постарались», если кочевряжился.
– Ты чей будешь? – спросил его я.
– Из купцов мы, Кондрашовы, – залебезил он, понимая, что здесь теперь все зависит от меня. – отец, Артем Иванович, владеет тремя лавками, одной ладьей…
– Стоп! – остановил его я, – Меня твое состояние не интересует. И так будешь ты, платить за то, что изувечил горожанина, а не твой отец! Хотя и с ним я разберусь, – вспомнив, что мать мальчика с дифтерией уволил как раз Кондрашов, решил я. С этим аспидом тоже будем разбираться.
Глаза парня бегали из стороны в сторону. Мысли путались, от страха ничего не приходило в голову. И дернуло же его избить этого замухрышку, мало что ли девок в городе, которые за деньгу небольшую, готовы на все. Гонор заело, что на него внимание девка не обращает, вот теперь и расхлебывай. Вон воевода, как злобно смотрит на него, от такого золотым не отделаешься, как бы под плети не угадать из-за этого замухрышки. Отца бы известить, он бы что-нибудь придумал! Ох, как всего колотит, даже зубы стучат от взгляда воеводы.
– В «холодную» его, пусть до утра посидит, а там на суд людской! – распорядился я.
Сотнику сказал, чтобы известили людей, что в обед будет на площади суд воевода вести, да парня с невестой чтобы пригласили, как пострадавшую сторону. Сам же пошел спать, устал, однако.
Утром подняли меня ругань и крики со стороны ворот. Сквозь охрану пытались прорваться двое братьев, что-то объясняя охране и показывая на дом. Зевнув, посмотрел на часы, доходит 7 часов, рановато парни приперлись, однако. Видно, сильно отца любят, не побоялись князя будить. Умывшись, спустился к больному. Лада была уже возле него и поила больного своим отваром из трав. Поздоровался со всеми и пошел к рукомойнику тщательно мыть руки с мылом, после чего обтер их спиртом. Только после этого приступил к осмотру раны. Опухоль опала, но краснота еще настораживала. Вогнал ему вновь пенициллин, и снова приложил салфетку с синтомициновой мазью. На срастание костей хорошо бы дать ему мумие, но где ж его взять.
– Лада, отваривайте ему каждый день по две больших луковицы утром, в обед и вечером, а также отвар из ягод шиповника, погуще. Это поможет ему быстрее срастить кости. Эх, было бы мумие, тогда бы в разы быстрее поставили его на ноги! – вздохнул я.
– А что такое мумие? – заинтересовалась Лада.
– По-другому, горная смола. – ответил я, бинтуя больному ногу.
– Дак, я видела на рынке у купцов черные комочки! Они сказали, что от болей в желудке надо принимать. – обрадовала меня Лада.
Я достал серебряный рубль и отправил ее на базар, сказав, чтобы охрана пропустила братьев. Сыновья зашли и принесли горшок с вареной курицей, завернутый в толстую дерюгу, чтобы не остыла. Я вышел, чтобы не смущать мужика, которому, видно, полегчало, так как он начал есть с аппетитом. Вскоре приехал вчерашний купец с вырванным зубом. Осмотрел и его, опухоль со щеки спала, десно начало закрываться на месте вырванного зуба. Дал ему пачку фурацилина и сказал, чтобы полоскал им рот, особенно после еды. Кроме того, посоветовал заваривать кору дуба для полоскания полости рта, с целью укрепления десны и избавления от бактерий и вирусов. Благодарный купец выложил кошель с серебром на стол.
– Не многовато ли платишь за свой зуб, уважаемый? – спросил я его.
– Никто не брался за мой зуб! Бабки нашептывали его, заговаривали, пихали в рот всякую гадость, а он, собака, болел все сильнее. Ладно, купцы посоветовали тебя, княже! Поверь, первый раз выспался за это время, без боли и холодных примочек. Так что бери, это я тебе от чистого сердца. – поклонился мне в пояс купец.
В это время вернулась Лада с мумием и влюбленным женихом со сломанной рукой. Осмотрел его руку, чтобы не ослабли дощечки, которые заменяли гипс и удерживали срастающиеся кости. Все было в порядке. Взял у Лады мумие и дал часть его парню, сказав, чтобы ел три раза в день по маленькому кусочку. Оторвал и показал, по какому, заставив его проглотить мумие. Посоветовал побольше есть холодца, пить настой ягод шиповника и есть отварные луковицы лука. Перечислив все это ему, приказал в полдень прийти на площадь с невестой, где будет суд над его обидчиком. После чего пошел на кухню позавтракать, а то как говорит моя милая кухарка Пелагея «все ездют и ездют на барине, одни кожа и кости остались…».
Завтрак, как всегда, был изумительный: гусь, тушеный в капусте, каша с мясом и овощами, пироги рыбные, компот, остальное, братцы, не пробовал. Взмолился, что лопну от такого количества вкуснятины. Морщинистое лицо моей кухарки расплылось от такой похвалы. Поцеловав ее в щеку, я оставил ей серебряный рубль из кошеля купца и поехал на строительство кинематографа. Благо время до обеда у меня еще было.
Нашел мастера-прораба, и обошли все здание. Работа с утра уже вовсю кипела, начали перекрывать крышу, главное, успеть до дождей. Другие вставляли оконные блоки, третьи – двери… Просмотрев все, похвалил мастера за правильно организованную работу. Спросил, что еще ему нужно для стройки? Он попросил доставить быстрее стекло и железо для кочегарки в подвале. Пообещав в ближайшее время все подвезти, я поехал на площадь, благо время уже подходило к 12 дня.
Толпа на площади уже собралась большая, сзади все подходил народ, потихоньку заполняя свободное пространство вокруг помоста, где уже стоял обвиняемый с двумя стражниками. Я подъехал на коне к помосту и легко взбежал на него, где поздоровался со всеми пришедшими сюда гражданами Рязани, поклонившись им в пояс. Крики восторга чуть не оглушили меня, так как весь город знал меня как организатора просмотра фильмов и как лучшего лекаря. Взмахнув рукой, требуя тишины, я начал свою речь, рассказывая о счастливой паре, которые любят друг друга и вот-вот должны обвенчаться, но злобный сын купца Кондрашова коварно изувечил парнишку и стал домогаться до его невесты. Народ затих, слушая мою речь, бабы вытирали краешком платка слезы, услышав, как кричал раненый парнишка, что не уступит, пусть даже его убьют, своей любви. И о том, как я весь вечер спасал ему его руку, чтобы сохранить ему ее для его любимой. И вот сейчас народ будет его судить, что присудит, так тому и быть.
