Чтобы находиться поближе к очаровательной малышке и иметь возможность лучше разнюхивать ее, волк Гарри переместился вплотную к решетке со зрительской стороны. С удовольствием втягивая в себя дух, шедший от обоих детей, он одновременно с некоторой скукой прислушивался к рассуждениям троицы, которая, казалось, очень интересовалась Гарри и вела о нем крайне оживленную беседу. Поведение троих при этом было весьма различным. Мальчик, бойкий и пышущий здоровьем крепыш, целиком и полностью разделял мнение, которое он слышал дома от своего отца. Такому волчище, говорил он, только и место что за решеткой зверинца и отпустить его бегать на свободе было бы безответственной глупостью. При случае можно было бы попробовать выдрессировать этого зверя, например, приучить его тягать за собой санки, как это делают полярные собаки, но это вряд ли получится. Нет, он, мальчик Густав, где бы он не повстречался с этим волком, пристрелил бы его на месте.
Степной волк слушал и миролюбиво облизывал свои клыки. Мальчик ему нравился. "Будем надеяться", - думал он, - "что когда мы вдруг встретимся с тобой на одной дороге, у тебя в руках окажется ружье. Будем также надеяться, что я повстречаюсь тебе в открытой степи, а не выйду, скажем, нежданно-негаданно тебе навстречу из твоего собственного зеркала". Мальчик был ему симпатичен. Из него выйдет молодцеватый малый, дельный и преуспевающий инженер или фабрикант или офицер, и Гарри был бы совсем не прочь при случае помериться с ним силами и, если нужно, даже попасть под его пулю.
Как относилась к Степному волку очаровательная малышка, было не так-то легко установить. Поначалу она приглядывалась к нему, причем делала она это с куда большим любопытством и куда более основательнее, нежели двое других, которые полагали, что уже все о нем знают. Девочка определила, что ей нравятся язык и зубы Гарри, и его глаза тоже располагали его к ней, в то время как на несколько запущенную шерсть она смотрела с подозрением и резкий запах хищника, идущий от него, воспринимала с каким-то возбуждением и неприятным изумлением, в которых неприятие и отвращение смешивались с интригующим сладострастием. Нет, в целом он ей нравился, и от нее отнюдь не ускользнуло, что Гарри тоже был прельщен ею и глядел на нее очарованными и страстными глазами; эту его очарованность она впитывала в себя с явным удовольствием. Время от времени девочка задавала вопросы.
- Скажите, пожалуйста, фрейлейн, почему у этого волка пианино в клетке? - спрашивала она. - Мне кажется, ему бы больше понравилось, если бы у него там была какая-нибудь еда.
- Это не обычный волк, - отвечала фрейлейн, - это волк музыкальный. Но тебе еще этого не понять, дитя мое.
Малышка чуть кривила свой симпатичный ротик и говорила:
- Да, наверное, это правда, что я еще многого не могу понять. Если этот волк любит музыку, то пусть, конечно, у него там стоит пианино, хоть целых два. Но то, что на пианино сверху стоит еще такая вот фигура, это, по-моему, уж совсем чудно. Что ему с ней делать, скажите, пожалуйста?
- Это символ, - хотела начать свое разъяснение воспитательница. Однако тут волк пришел малышке на помощь. Он в высшей степени искренне прищурился на нее своими влюбленными глазами, потом вскочил так, что все трое на какое-то мгновение испугались, долго и высоко потянулся и направился к шаткому пианино, о край которого начал тереться и чесаться, и делал он это со все нарастающей силой и интенсивностью, пока неустойчивый бюст не потерял равновесие и не полетел вниз. На полу громыхнуло, и Гете, подобно Гете некоторых филологов, раскололся на три части. Каждую из этих трех частей волк бегло обнюхал, потом равнодушно повернулся к ним спиной и возвратился к девочке.
Теперь на передний план событий выступила воспитательница. Она относилась к числу тех, кто несмотря на платье спортивного покроя и стрижку под мальчика полагали, что открыли в своей собственной груди волка, она относилась к кругу читательниц и поклонниц Гарри, считая себя его сестрой по духу; ибо у нее в груди тоже имелись всякие сложные чувства и жизненные проблемы. Хотя слабое предчувствие и говорило ей, что ее старательно оберегаемая, полная общественной активности, добротная обывательская жизнь все же никак не вяжется со степью и одиночеством, что ей никогда не хватит смелости или отчаяния, чтобы пробить стену этой старательно оберегаемой жизни и, подобно Гарри, решиться на смертельный прыжок в хаос - о нет, этого бы она, конечно, никогда не сделала. Однако она всегда будет выказывать по отношению к Степному волку свою симпатию и свое сочувствие, и она очень желала бы ему это доказать. Как только этот Гарри снова примет человеческий облик и оденет на себя смокинг, ей бы очень хотелось пригласить его, например, на чай или сыграть с ним Моцарта в четыре руки. И она решила предпринять в этом направлении некоторую попытку.
Восьмилетняя девочка тем временем подарила волку свою безраздельную симпатию. Она была в восторге от того, что умный зверь столкнул с пианино бюст, и точно уловила, что это было сделано ради нее, что он понял ее слова и встал на ее сторону, объединившись с ней против воспитательницы. Может, он еще разломает и это глупое пианино? Ах, он был просто бесподобен, этот волк, он ей так нравился.
Гарри между тем потерял интерес к пианино, прижавшись к решетке, он улегся так, чтобы находиться вплотную к девочке, вытянул к ней по полу сквозь прутья свою морду, точно ласкающийся пес, и глядел на нее восхищенным взором, добиваясь ее расположения. Тут ребенок не мог устоять. Малышка завороженно и доверчиво вытянула свою ладошку и погладила темный звериный нос. Гарри же ободряюще состроил ей глазки и начал осторожно лизать маленькую ладонь своим теплым языком.
Когда гувернантка увидела это, ее решение было принято. Она тоже хотела быть замеченной Гарри как чуткая, понимающая сестра, она тоже хотела побрататься с ним. Поспешно развязала она золотую бечевку на небольшой элегантной упаковке из шелковой бумаги, выудила из станиоли аппетитное лакомство, сердце из нежного шоколада, и с многозначительным взглядом протянула его волку.
