Федя оказался в действительно просторной комнате, хотя красотой она не отличалась. Обычная комната, лучше спальни конечно, но кабинету директора по изысканности она точно уступала. На противоположной двери стене и справа было по широкому высокому окну, слегка прикрытых простыми, но аккуратными шторами; окна открывали вид на звёздное небо и ломаную чёрную линию деревьев внизу и делали комнату ещё более просторной и лёгкой. У левой стены рядом с окном, ближе к двери, стоял большой платяной шкаф. Напротив – письменный стол с еле горевшей свечой, на нём спокойно тикали небольшие часы, показывая пол-одиннадцатого; рядом – кресло. Федя подошёл к окну напротив двери, вгляделся в темноту и с радостью разглядел внизу, далеко-далеко едва заметные огни знакомой деревни. Ему хотелось верить, что один из них принадлежит тому гостеприимному дому на окраине, что хозяйка напекла пирогов, вкусного хрустящего хлеба и теперь сидит и прядёт при свете свечи. Он перебирал в памяти те немногие воспоминания о собственном доме, где было так хорошо до того, как большие грозные дядьки в фуражках со звездой разорили дом и забрали его сюда.
От воспоминаний его отвлекли холодный ветерок и странное, еле слышное хрипение сзади. Федя обернулся и увидел ту часть комнаты, которую ещё не успел разглядеть: в углу между правой глухой стеной и стояком была широкая, просторная кровать с двумя металлическими спинками и гораздо выше, чем кровати в спальне. Блеклое покрывало с мелкими кисточками свисало до самого пола, а над кроватью, закрывая и угол, висел огромный, до потолка, тканый ковёр с рисунком, гобелен, изображения которого Федя сразу не понял, да он и не очень вглядывался. О хрипе и дуновении он тотчас забыл; пышные подушки, покрытые кружевной накидкой, так и звали скорее зарыться в них и в не менее пышном одеяле и заснуть, забыв обо всём. От жарко натопленного стояка исходило тепло, добавляя комнате уюта… на первый взгляд. Федя загасил практически бесполезную свечу – в комнату проникало достаточно света от звёзд и яркой луны, начинающей заглядывать в окно из-за угла дома. Разобрал пастель и забрался на невероятно мягкую перину, под тёплое одеяло; его даже стало почти не видно. Глубоко внутри какое-то шестое чувство, интуиция, беспомощно пытались его обеспокоить, что в этой комнате следует быть поосторожнее и не забираться в кровать, но мальчик слишком устал сегодня и решил не думать ни о странном испытании, ни о чём другом и просто заснуть. Уже засыпая, он вдруг сильно вздрогнул и проснулся, как иногда, наверно, вздрагивал каждый из нас после тяжёлого дня, уже почти заснув, от сильного сокращения расслабленных мышц. Только это состояние мышц теперь не прошло, а будто всё сжимало тело, которое покрылось мурашками. За секунду до этого в голове мелькнул какой-то жуткий образ…Не понимая, что происходит и плохо контролируя движения, Федя попытался сесть в кровати… Что-то в этой комнате точно было не так.
События эти происходили в 1926 году в большой помещичьей усадьбе, не так давно отобранной по известным причинам у законных владельцев людьми, наивно именующих себя большевиками; в месте, куда ещё долго не добиралась электрификация и долго ещё известия о заведении такого рода не дошли до умов общественности.
2
Спустя почти восемьдесят лет здесь мало что изменилось, исчезли только люди этого огромного дома, но сказать, чтобы исчезли и обитатели, я не решусь. Здание с 60-х годов стояло заброшенным, постепенно ветшая под влиянием природных сил. Та деревня неподалёку, ввиду её отдалённости от крупных населённых пунктов, тоже не получала развития и медленно исчезала. По разбитой сельской дороге к ней, тянувшейся более 10 километров от ближайшего села, редко проезжал какой-нибудь такой же разбитый автомобиль. Но вот в один солнечный день конца июля в центре того села, где собрались несколько небольших магазинчиков, а по случаю выходного дня ещё и обосновались торговцы с палатками, предлагавшими местному населению всё от натурального мёда до зимних пуховиков, появился весьма неплохой автомобиль «ауди», отражая солнце вперемешку с окрестными домами и деревьями в хромированных деталях и ярком голубоватом цвете кузова. В нём ехали трое молодых людей – Артём, Вадик и Таня; Артём, как владелец машины, был за рулём. Они являлись студентами ВУЗа и учились на факультете журналистики, а отношения их можно было характеризовать как крепко-дружеские с задатками, возможно, чего-то большего, в чём они пока ещё сами себе боялись признаваться. По теме одной из курсовых работ, которую требовалось сдать с началом осеннего семестра, на этот раз им требовалось освятить какое-нибудь событие прошлого столетия, долгое время бывшее засекреченным и всплывшее на поверхность относительно недавно. Как вы понимаете, места засекреченных событий тоже были засекречены.
Недавно Вадик, самый серьёзный и деятельный из них, прочесывая просторы интернета, вычитал небольшую статейку и некой закрытой школе-интернате, где проводились чудовищные опыты над учениками – сиротами или детьми, ставшими сиротами в свете событий тех лет – вплоть до конца 50-х годов. Затем школа была закрыта по неизвестной причине, но упоминалось, что в ней произошло что-то из ряда вон выходящее даже для такой школы. Несколько лет велось расследование, проводились какие-то работы в здании, потом его закрыли и законсервировали. Таковым оно и оставалось до сих пор. Жителей из деревни рядом с ней, именуемой Ведянка, постарались выселить, но многие разбежались по окрестным густым лесам, спрятались – в общем, не поймали всех. А около двадцати последних лет деревня вообще находится в открытом доступе, благо о ней забыли почти все. Вот Вадик и подговорил своих друзей (а это он как журналист хорошо умел делать) съездить сюда и по возможности выяснить, что же произошло здесь и что это была за школа.
К сожалению, ни интернет, ни карты не предоставили подробной информации, как добраться до той деревни. Говорилось лишь, что она где-то по близости этого села. Вот ребята и ездили по улицам и спрашивали у всех подряд прохожих, как туда проехать. Многие и не слышали такого названия, некоторые о деревне слышали, но на уровне легенд и всерьёз эти сказки не воспринимали. Уже почти отчаявшись, ребята приехали на центральную площадь. Тане, которой эта идея не нравилась с самого начала, уже не первый раз настаивала на возвращении в город:
– Вадик! Ну ты видишь, никто не знает. Поехали отсюда. Напишем о другом чём-нибудь. Тёма, поехали!
Явно расстроенный Вадик (хотя и не подавал вида) никак не хотел расставаться со своей идеей. Он был из тех людей, которых невыполнимая задача только больше привлекает, и они ни за что не поменяют её на более лёгкую.
– Ща, погоди, спросим ещё у кого-нибудь. Останови здесь.
Машина резко остановилась у группы местных мужиков, собравшихся в тени большого клёна у скамейки рядом с магазином и обсуждающих, судя по всему, чей-то сломанный трактор. Несколько замасленная одежда армейских расцветок и прокуренный вид этих мужиков наталкивал на мысль, что они наверно занимаются заготовкой леса и должны знать окрестности. Вадик высунулся в окно:
– Добрый день! Подскажите пожалуйста, не знает ли кто-нибудь такой деревни – Ведянка?
Мужики немного притихли, отрицательно помотали головой.
– Ну что, даже не слышали никто?
Та же реакция, мужики уже возвращались к своей важной теме. Но один из них, тот, что сидел на скамейке с сигаретой во рту и имел наиболее приличный вид из всех – на нём была свежая рубашка видимо по случаю выходного – прищурив левый глаз, спросил:
– Тебе зачем она?
– Да там вроде школа была, вот хотим написать о ней. Мы журналисты.
– Не, не знаем. И нечего там делать. Лучше езжайте отсюда.
– Ну дорога-то туда есть вообще? И откуда вы знаете, что там нечего делать? – его особенность задавать неприятные вопросы в упор была из основных отрицательных качеств для журналиста, но Вадик с ней боролся не особенно усердно. Ему доставляло некое удовольствие повергать людей в ступор.
