Она зажмурилась от яркого света. После тёмного подвала ордена защитников, огромный ослепительный зал угнетал. Вместо потолка над головой переливались застывшие капли светящейся воды. Она медленно стекала по куполу и впитывалась в зыбкие, бегущие волнами стены.

– С прибытием!

Оксана прикрыла глаза рукой и, прищурившись, осмотрелась.

Он стоял в тонкой высокой арке сотканной из ручейков, перекручивающейся, журчащей, мерцающей воды. Высокий, статный, с благородной выправкой. Длиннополый то ли плащ, то ли камзол подчеркивал королевское изящество, а сияние добавляло потустороннего совершенства.

– Ваше величество! – она, подчеркнуто наигранно, поклонилась.

– Перестань, – Константин скривился, – Благоградский трон меня не прельщает, а твоё фальшивое обращение лишь расстраивает.

– Прощу прощения, ваше величество. Не знала, что вы столь чувствительны.

Неудавшийся король горько усмехнулся:

– Зачем ты так?

– А ты? – сухо спросила Оксана.

– Милая…

Он подошел ближе.

– Я стараюсь для всех нас.

– Особенно для моего дяди! – выкрикнула она.

– Милая, он пожертвовал собой для общего блага!

– Оставь эту высокопарную чушь для прыщавых фанатиков!

Оксана отвернулась. В глазах трепетали бессильные слёзы. Развоплотила бы его, растёрла в пепел, развеяла по ветру. Нет, хуже. Сдала бы магистрату! На потеху чернокнижникам. Их заплечных дел мастера сбили бы с него спесь, стерли мерзкую ухмылку с мужественного лица.

– Прости, – искренне выдохнул Константин. – Не знал, что так случится. Моё сердце скорбит вместе с тобой. Дорогая, нас всегда покидают самые лучшие. А нам остаётся лишь нести их знамя. Иначе…

– Его жертва будет напрасной? – заорала Оксана. – Ты это хочешь сказать?

Она повернулась к сообщнику, прожигая горящими от бешенства глазами. Только дрожащие губы выдавали истинное состояние.

– Милая, – Константин печально склонил голову. – Иначе мы станем следующими, – горько договорил он. – У нас не осталось выбора, либо мы их, либо они нас. Звучит пафосно, но я не умею говорить по-другому. Ты прекрасно знаешь, я вырос при дворе, меня так научили. Я их ненавижу, но меня уже не переделать.

Оксана закрыла лицо руками.

– Мы отомстим за твоего дядю. За моего брата. За всех, кого вынудили расстаться с жизнью, – его голос дрогнул. – И заживем иначе, так, как мы хотим. С тобой вдвоем. Тогда, ты научишь меня разговаривать, как простые люди. У нас будет куча времени.

Константин обнял её, прижав к себе.

Оксана не сопротивлялась, только тряслась от беззвучных рыданий.

Справившись с собой, бывшая защитница отстранилась, а на раскрасневшемся лице застыла отчаянная решимость.

– Они должны почувствовать себя так же, – прошептала она.

– Обязательно, – подтвердил Константин. – Они получат свою долю безысходности и бессилья!

Он протянул руки, и она крепко сжала ладонь.

Вдвоем преодолев сияющий проём пузырящейся водными потоками арки, они вышли в тёмный коридор с теряющимися во мраке стенами. Едва светился только металлический барьер с барельефом. Массивные фигуры, взявшись за руки, перегородили дорогу. Они отдаленно напоминали волшебников, только со слишком раздутыми, мощными, перевитыми бугристыми мышцами телами. Пустые, неживые лица уродовала обреченность. Из груди самого угловатого, с размазанными чертами, торчал ажурный крест. Тот самый, оберег путей, сотню лет хранившейся в семье Росянко. Другой выплавленный из металла чародей сжимал в ладонях рукоять радужного скипетра. У третьего, болезненно оскалившегося, во лбу торчал хрустальный ключ. Четвёртого пронзил громовой посох из Тринадцатого Тёмного объединенного мира.  А за спинами перекошенных колдунов из морских волн поднимались длинные ступени с грозным строем поглотителей. Рога упирались в пустое, без облаков, солнца, луны и звезд, небо. Самое крупное чудище с победно воздетыми руками собиралось выпрыгнуть из барельефа. Кривило клыкастую пасть и таращилось выпученными глазами. На бугристой башке не хватало одного рога. Выше по лестнице над гротескной стаей поглотителей блестели крепостные ворота, перекрывшие проход в горах.

– Пора пятому ключу занять своё место.

Оксана вынула из бездонной сумки рог. Он сверкал всеми цветами радуги. Свечение разгоралось, и тянулось к барельефу. Безжизненная кость дрожала в руках защитницы, подпрыгивая, как живое, пытающееся вырваться существо.

– Отпусти, – тихо попросил Константин.

Оксана разжала пальцы. Пятый ключ вырвался из ладоней, будто выпущенный из баллисты снаряд. Ударился в потемневший металл и прирос к голове однорогого поглотителя.

– Мы победим! Осталось недолго, – пообещал Константин.

Защитница едва кивнула, зачарованно разглядывая барьер. Коренастые фигуры магов сомкнули строй, их пустые лица наполнились неустрашимой волей. Зажглись незаметные доселе диски и шестеренки под их ногами. Закрутились, вырывая из витой рамы барельефа вращающиеся валы. Поглотители заволновались, звериные рожи исказила боль. Склонив рогатые головы, они спустились по ступеням, оставив на лестнице лишь одного собрата. Того самого, что обрёл рог. Самое крупное чудовище задрало голову. Пасть распахнулась, и Оксане почудилось, что из глотки вырвался пар. По ушам резанул тонкий свист. Звук крепчал, перенимая басовитые нотки. Поглотитель оскалил длинные клыки и неожиданно замер, поперхнулся. Шестеренки под ногами магов запнулись и истерично задергавшись, остановились. Замерли и вышедшие из пазов валы. Из-за металлического барьера раздался лязг и скрип механизмов, ворота, загораживающие проход в скалах, дрогнули, но так и застыли непроходимой преградой.

– Я добуду шестой, – заверил Константин. – А ты разберись с седьмым ключом!

– Но я так распрощалась с Люсьеном…

– Ты справишься, я уверен.

Директор Благоградской тюрьмы не любил кататься на коньках! На первый взгляд у него вообще не было пристрастий, кроме чрезмерной тяги к порядку и чистоте. Но на второй было заметно, как он тяготел к знаменитостям.

– Величественной тюрьме – известнейшие заключенные! – в сотый раз повторил он.

Общение с Евлампием не пропало даром, я вежливо улыбнулся в ответ.

Он  имел право так говорить про свой волшебный каземат. Здесь потрясал каждый зачарованный камень. Колдовство таилось во всякой песчинке. В сверкающей солнечным светом пыли. В заполняющем камеры воздухе.

Я вздохнул. Даже всю жизнь вызывавшие трепет чудеса не отвлекали от угрюмых мыслей о символе свободы. Более всего на свете хотелось сорвать ошейник и навсегда избавиться от голема и хранителя вкуса.

– Вам у нас комфортно? – осведомился директор.

Я почтительно кивнул. Не расстраивать же его. Как можно чувствовать себя в кутузке? Чай не императорская гостиница. За решеткой удобно только директору тюрьмы. По крайней мере, по его сияющему лицу кажется, что он счастлив!

Кряжистый коротышка в сером камзоле, весь заросший рыжей бородой и торчащей во все стороны шевелюрой, протянул руку и, встав на цыпочки, отряхнул ворот моей рубахи.

– У вас прическа неровная, – промычал директор, попытавшись пригладить волосы на моём виске.

Я отклонился назад.

– Чем могу быть полезен, господин управляющий? – поинтересовался я.

Директор придирчиво оглядел камеру. Пустая каменная коробка. Шершавые серые стены без окон, свет тусклым сиянием разливается из гладкого потолка, бросая кривые тени на линялый матрас в углу. Не найдя изъянов, заключённым чародеям не положено личных вещей, управляющий отстранённо сказал:

– Вас ожидает Сыч.

У меня похолодели руки.

– Меня повезут в тайную канцелярию? – сдерживая дрожь в голосе, спросил я.

– Нет, – ответил коротышка, заморгав зелёными глазами. – Он ждет в приёмной. Идёмте. Только по дороге вымойте руки. У вас грязь под ногтями. В таком виде нельзя беседовать с главой тайной канцелярии.