Луна и фонари заливали светом двор. Даже самые беспокойные и загульные постояльцы ушли в номера. Бар закрыт роллетами, шезлонги сдвинуты, убраны столы.

Дядя Мышь бежал вдоль бассейна. Он согнулся в три погибели, как бабушка, когда у той стреляла спина. Руки почти волочились по полу. Ваня прижался к балясинам и затаил дыхание, словно опасаясь быть обнаруженным. Цикады шумели в кронах деревьев. А Дядя Мышь гнался за крысой. С балкона, с высоты четвертого этажа Ваня разглядел черного грызуна, улепетывающего по плитке.

«Спасайся!» – подумал Ваня.

Дядя Мышь схватил крысу голой рукой и резко выпрямился. Живое существо извивалось в его пальцах. А через миг живое существо стало мертвым существом. Дядя Мышь сжал кулак, и фантазия Вани озвучила сюрреалистичную сцену хрустом косточек, который Ваня, конечно, не мог услышать.

С дохлой крысой в горсти Дядя Мышь посеменил к отелю. Оранжевые отсветы плясали на плексигласовом забрале.

Родители не поверили Ване.

– Что за ужасы ты рассказываешь! Тебе приснилось!

– Нет же!

– Хватит, Иван! – отрезал папа. – Тебе тринадцать, а не пять!

В пять лет, как вспоминали родители, Ваня нафантазировал огромного паука, якобы обитающего под кроватью.

– Я тебе верю, – шепнула за завтраком Лиска. Ваня посмотрел на нее с благодарностью. – Странно, что Дядя Мышь ту крысу не слопал, а так унес.

– Может, в норе своей слопал, – предположил Ваня, и холодок защекотал позвоночник.

Старший менеджер следил за тем, как люди набирают еду. Вдруг он вскинулся и бросился через зал – к миловидной девушке, попытавшейся вынести из столовой кусок арбуза. Дядя Мышь больше не казался Ване комичным с этими высоко натянутыми штанами и залысиной. Талдыча «not good», он указывал то на арбуз, то на дурацкие таблички. «Что такого, – подумал Ваня, – съесть арбуз у бассейна?»

Молодежь – голосистые немцы-старшеклассники – заслонили менеджера и девушку. Когда они прошли, Ваня увидел, что девушка удаляется не солоно хлебавши, а Дядя Мышь сжимает отвоеванный арбуз. Смотрит на него и всем видом мурлычет: «моя прелесть».

В море Ваня представлял нору менеджера. В ней висят портреты предков, которые, естественно, тоже были менеджерами. За стеклом – засушенная крыса, кусочек арбуза, полотенца. Дядя Мышь в кресле листает громадную книгу, озаглавленную: «Правила отеля».

Весь день Тереховы курсировали между пляжем и «Тавросом». Мама вздыхала, что с такими обедами потолстеет на десять кило. Папа глотал пиво и благостно улыбался. Лиска снимала ролики для Тик-Тока. А Ваня наблюдал за Дядей Мышью. Как тот спешно перекусывает, уединившись под лестницей, но не забывает посматривать на постояльцев. Как мечется из столовой к бассейну и обратно. Как отчитывает подчиненных и как подчиненные, когда он отворачивается, устало закатывают глаза. Среди нарушений, предотвращенных Дядей Мышью, была попытка искупаться в шортах и попытка взять на баре два коктейля в одни руки. Причем даже татуированный бармен показал в спину Дяди Мыши язык. Никто не любил этого помешанного на правилах суетливого человечка.

А вечером Дядя Мышь повздорил с Ваниным папой. Бар закрывался в одиннадцать, папа решил запастись алкоголем. Он припрятывал стаканы с джин-тоником под стол. Хитро, но не настолько, чтобы провести Дядю Мышь. Ваня не удивился, заметив менеджера, спешащего к их семейству. Руки Дяди Мыши были прижаты к туловищу, а ноздри раздувались.

– Not good! One person – one serving!

– Тебе-то какое дело, гестаповец?

Ваня не знал, кто такой гестаповец. Он радовался, что папа теперь тоже не любит Дядю Мышь. А еще он помнил, какими цепкими были пальцы менеджера, сжимающие арбуз. И как красный сок тек по запястью…

Папа возмущался, но Дядя Мышь долдонил про правила и таки победил. Он отобрал лишние стаканчики и под папины сердитые выкрики выбросил их в урну.

– Вы за Гитлера воевали! – рычал папа. Мама гладила его по плечу. Дядя Мышь, гордо вскинув голову, потопал к отелю, а затем побежал, видимо заметив или унюхав кого-то, нарушающего правила.

– Не воевали греки за Гитлера, – сказал Ваня, погуглив.

– Помолчи, – шикнула мама.

На следующий день папа бросил Дяде Мыше сквозь стиснутые зубы, будто проклятие:

– Фо зиро севен!

Но после завтрака Тереховы поехали на экскурсию и про вредного менеджера забыли. Вернулись поздно – ужин кончился, и родители расщедрились на ресторан. Мама и Лиска надели красивые платья, все смеялись и фотографировались, художник у античного фонтана нарисовал портрет Лиски.

Курортный городок кишел цыганскими детьми. Они клянчили евроценты или втюхивали иностранцам бисерные украшения, воздушные шарики и прочую мелочь. Раньше Лиска пугала брата, что родители продадут его в табор.

Смуглая девчонка, ровесница Вани, пролезла на территорию «Тавроса» и предлагала сидящим у бара увядшие розы. Ваня начал мысленно считать.

Два. Три. Че…

Дядя Мышь вылетел из отеля и понесся к девчонке, окольцевал ее запястье и грубо выволок за ограду.

– Not good!

Повинуясь неосознанному порыву, Ваня вышел следом. Была ночь, над крышами сверкали звезды. Родители не остановили Ваню, прилипнув к гаджетам.

Он повертелся на пустынной улице и увидел Дядю Мышь. Менеджер тащил упирающуюся цыганку к заброшенному зданию.

«В логово…» – мелькнула мысль.

Тени, маленькая и большая, Дяди Мыши и цветочницы, взмыли по белому фасаду. И тут же исчезли. Дядя Мышь втащил добычу в пустой дом.

– Чего ты здесь? – спросила Лиска, подошедшая сзади. Ваня вздрогнул.

– Дядя Мышь… девочку… туда…

– Он маньяк, – сказала Лиска и зевнула. – Идем спать, тебя мама ищет.

Ване приснился сумрачный коридор «Тавроса». Он шел… нет, плыл не по своей воле к распахнутым дверям четыреста седьмого номера. Навстречу прошаркала горничная, горбатая старуха с бородавками на подбородке. Она несла целлофановый мешок. Из мешка на пол капало багровое.

Ваня вплыл в номер, в родительскую комнату. Простыни пропитались кровью. На подушках лежали отрезанные головы мамы и папы. Ваня распахнул рот, но голосовые связки не подчинялись ему. Дядя Мышь поднялся из-за кровати, как кошмарный паук. Рубашка и маска залиты красным, липким и лоснящимся. Красным был рот под экраном, словно Дядя Мышь воспользовался помадой. Губы расползлись, оголяя волчьи клыки.

Ваня проснулся в поту. За окнами надрывались цикады. Но родители мирно спали за межкомнатной дверью, и Лиска ворочалась рядом. Ваня перевернулся на другой бок.

По пути к пляжу он отстал от семьи и несколько минут изучал белое здание, заросшее сорняком. Покосившиеся ставни, стеклянные двери, замалеванные синей краской. На крыше дырявая цистерна, а во дворе тележка из супермаркета, забитая пластиковыми баклажками. Как долго Дядя Мышь был внутри? И что стряслось с цветочницей? Он же отпустил ее, попугав?

Не отпустил.

Ваня представил цыганку: засушенную, возле других трофеев.

Из «Тавроса» вывалились гогочущие немцы. Вчера они нарочно забрали последний надувной матрас, к которому Ваня шел.

«Придурки!» – Ваня поспешил ретироваться.

Позже в бассейне он подплыл к сестре.

– Может, в полицию обратиться?

– Ты про ту девочку? Да я же прикалывалась. Ну какой он маньяк? Просто помешан на своей работе. Фанат порядка.

– Но… – Ваня поник. Лиска взъерошила его волосы, как делала очень редко. И Ваня решился: – У Дяди Мыши глаза на затылке. Он знает, когда правила нарушают.

– Проверим? – Лиска хитро улыбнулась.

– Как?

– Писать в бассейн запрещено?

– Конечно!

– Но я писаю в него прямо сейчас.

Ваня посмотрел ошарашенно на сияющую сестру.

– Нет!

– Да! И никто мне не указ!

Лиска оттолкнулась от бортика и поплыла на глубину. Ваня обернулся. Взор уперся в Дядю Мышь. Менеджер стоял в тени сосны и с ненавистью таращился на Ваню. Кулаки стиснуты, а крошечные глазки налиты кровью. У Вани закружилась голова…