– Я про блондина с чуть кривым носом.

– Да, это он, Кирюха Варламов. Он ведь боксёр, разрядник. Поэтому нос кривой. Вся школа гордится им. У него отец – депутат. А что вас конкретно интересует?

Этот вопрос привёл Свету в замешательство.

– Как бы тебе сказать… он что, ненавидит Немову и Крапивину?

– Да, конечно. А кто их любит-то? Они – злыдни. Впрочем, Кирюха их ненавидит сильнее всех. Знаете за что? Он раньше встречался с Ленкой Шкилёвой. Они ведь все в одном классе учатся. А потом Крапивина завлекла его к себе в гости и там у них что-то было. Немова это дело сфоткала. Она пряталась под столом. И эти две твари знаете, чего сделали? Показали фотки Ленке Шкилёвой. Она, конечно, Варламова послала. Он чуть не повесился. Потому что сильно её любил и до сих пор любит, хотя она с другим парнем уже встречается.

– Всё понятно, – пробормотала Света. Приблизившись с ней к подъезду, Надя набрала код и открыла дверь. На втором пролёте они столкнулись с пожилой дамой в длинном пуховике. Встретившись с ней взглядом, Света невольно остановилась. Именно такое лицо, подумалось ей, было у булгаковской Аннушки, погубившей бедного Берлиоза. Но девочка поздоровалась со своей соседкой очень тепло, назвав её тётей Люсей.

– Здравствуй, Наденька, здравствуй, – отозвалась старушенция, оцарапав Свету серыми сыщицкими глазами, – Эдик стоит? Нет ли у него яблочек на выброс? Мне для компота сгодились бы.

– У него, по-моему, всё на выброс, когда вы к нему подходите, – усмехнулась Надя. Аннушка на этом не успокоилась.

– До Малыша добрались? – спросила она, остановив Надю, рвавшуюся вперёд, – я его терпеть не могла. Он воришка был. Как сорока. Увидит яркое – и хватает! Очки у меня украл, когда я их уронила, сидя на лавочке. Еле-еле я догнала его, аж вся выдохлась!

– Надо вам купить другую метлу, – дала совет Надя.

– Чего? Какую метлу?

Но Надя без объяснения устремилась дальше, Света за ней. Им вслед было крикнуто, что они – мерзавки и сволочи. На втором этаже две сволочи, торопливо звеня ключами, отперли двери своих квартир, затем пожелали друг другу всего хорошего и избавили лестничную площадку от своего мерзкого присутствия.

Полуголая Рита на кухне жарила баклажаны с сосисками. Остро пахло чесночным соусом. Дело шло к завершению. Поглядев на лицо подруги, Света сообразила, что это было первым её занятием после трудного пробуждения. Сев за стол, Света поинтересовалась у Риты, куда она сегодня намылилась.

– Есть одно небольшое дело, – зевая, сказала Рита. Погасив газ, она переставила сковородку на стол, взяла нож и вилку, села и стала есть. Света неотрывно глядела на её правую ногу, закинутую на левую. Ноги Риты ей весьма нравились.

– Ты откуда? – осведомилась Рита с плотно набитым ртом.

– Я в школе была.

– И что?

Света рассказала о всей своей беготне довольно подробно, упомянула она и о разговоре с Наденькой, каковой разговор состоялся десять минут назад. Рита молча слушала, эротично качая голой ногой и звякая вилкой о сковородку.

– Так это, значит, Жоффрей там гавкает? – указала она засаленным ножиком на окно, когда школьная уборщица замолчала.

– Конечно он! Да что они его мучают, дураки? Он уже охрип!

Как раз в ту минуту Жоффрей умолк, поскольку Серёжка взял его на руки – то есть на одну руку, и потащил к подъезду, стуча своей тростью по тротуару. Бульдог тяжело дышал. Лязгнула подъездная дверь, и шаги Серёжки стали звучать по лестнице.

– Бедный парень, – вздохнула Рита, накалывая на вилочку баклажан, – и бедный Жоффрей. И бедный Малыш. Так ты, Светка, думаешь – этот самый Варламов и убивает собак?

– Вполне вероятно, – сказала Света, вставая из-за стола, чтобы сделать кофе, – он ведь не может убить Крапивину с Немовой, так решил отравить им жизнь. Он в школе – король, а у короля должны быть гвардейцы.

– Ты имеешь ввиду – их целая банда?

– Я допускаю возможность этого.

– Ну, и дура! Бандой здесь и не пахнет, по крайней мере, в последнем случае. Потрошить собаку – это маньячество. А маньяки не ходят бандами.

– Вот про это рассказывать мне не надо, – вспылила Света, гремя посудой, – ты что, забыла, кто мой отец?

– Да как я могла забыть? Ты мне двести раз говорила, что он – конь с яйцами.

– Я не ум имела в виду.

Рита испугалась. Вилка с наколотым на неё последним куском баклажана остановилась на полпути. Чёрные глаза заморгали.

– Вот это да! Что же ты имела в виду?

– Работоспособность. Он хорошо работает. У него награды и привилегии. Очень скоро он займёт пост заместителя генерального прокурора!

– И будет конь без яиц, – улыбнулась Рита, – но не волнуйся. Ты уже, кажется, родилась.

– Тебе это только кажется?

– Да. Ты слишком прекрасна, чтобы быть правдой.

Доев последний кусочек, Рита вскочила и побежала в ванную умываться, а затем краситься. Света села пить кофе, она была очень зла на Риту из-за того, что та вдруг взяла и разрушила её версию. Прислушиваясь, как Рита ходит по комнате босиком в поисках теней и помады, она зачем-то считала её шаги. Потом вдруг не выдержала и крикнула:

– А в себя саму-то ты веришь?

– Нет. Я слишком подвижна, чтобы быть истиной. Если даже меня зароют на километр, всадив мне в грудь осиновый кол, я всё равно выскочу и уйду! Это невозможно, но это так.

– Ритка, это круто! И очень весело. Напиши об этом стихотворение.

– Вот коза! Все мои стихи – именно об этом.

– Ты отовсюду сможешь уйти?

– Откуда угодно, если там будут слишком кислые яблоки. То, что может Высоцкий, могу и я.

Минут через двадцать Рита опять явилась на кухню, чтоб выпить кофе. На ней была мини-юбка, колготки, блузка и пиджачок.

– Ты, сука, взяла у меня тональник, – сказала Света, внимательно поглядев на её лицо. Рита покивала, как будто речь шла о чём-то вроде погоды.

– Едешь со мной? – спросила она, сделав два глотка.

– Сначала скажи, куда.

– К коню без яиц.

– Зачем мы ему нужны?

– Ну, типа, эскорт.

– Ночной клуб?

– Кабак. А дальше – не знаю.

– Я хочу спать, – поморщилась Света, – езжай одна. Ты вернёшься поздно?

– Не думаю.

Рита вскоре пошла надевать ботинки, а Света – спать. Через три минуты подруга к ней заглянула. Света уже лежала под одеялом. Окно было приоткрыто. Слышался голос Эдика, предлагавшего мандарины с праздничной скидкой. На вопрос кокетливой женщины, что за праздник такой сегодня, предприниматель ответил, что день его с ней знакомства. Щурясь на солнце, уже занявшее западную часть небосклона, Рита опять спросила:

– Ты едешь?

– Я уже сплю, – прошипела Света, открыв один левый глаз, – ты что, тварь, не видишь?

– Вижу. Слушай, а почему тебе показалось, что ты Наташу где-то встречала?

– Наташу?

– Да.

– Пошла вон отсюда!

– Как скажешь, – пожала плечами Рита. Её вихрастая голова исчезла и дверь захлопнулась. Потом грохнула и наружная дверь квартиры. За ней подъездная. Со двора донеслись быстрые шаги. Раньше, чем они успели затихнуть, Света уснула.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Серёжка не смог набрать код подъезда. Жоффрей, висевший на его правой руке, стиснутые пальцы которой сжимали трость, дышал ещё тяжелее, чем днём, после развлекухи с ребятами. По Москве опять гулял ветер – более сильный, чем накануне. И на его упругой спине сидела наездница. Все её уже заждались, кроме льда и снега. Это была Весна.

Поняв, что порядок цифр начисто забыт, Серёжка достал из кармана магнитный ключ. Взбежав на второй этаж, он забарабанил в дверь шестьдесят четвёртой квартиры. Не зазвонил, а забарабанил. Потом уже зазвонил. Прошло несколько минут, прежде чем за дверью спросили, не доверяя глазку:

– Это ты, Серёжа?

– Я, я! Открой!

– Ты что, сумасшедший? Два часа ночи!

– Знаю!

Света открыла. У неё не было оснований считать Серёжку маньяком, поэтому его страшный голос не напугал её, а весьма заинтересовал. На ней, как и прошлой ночью, было только бельё. Серёжка это почувствовал, потому что задел её вытянутой рукой, стремительно делая шаг вперёд. Но он не предал этому значения. Торопливо поставив бульдога на пол, он снял с него поводок и прислонил трость к стене. Трость сразу упала. Никто не стал её поднимать.