– Ага! – Лора уловила, что собеседник поддался профессиональной эмоции и сейчас может брякнуть лишнего.

– Да что я с вами говорю? Мы говорим на разных языках! – отчаялся собеседник. – Человеку сложнее занять свободную нишу, чем собаке. Если та живет с хозяином и привыкает к нему, через несколько лет она становится… такой же, как он, но в теле собаки и с собачьими мозгами. Мысли, существовавшие как четыре условных информационных потока разноокрашенной эмоциональной динамики, сливаются в единую струю. Положим, пес ощущает запах. Потом осознаёт его влияние на свою психику, а затем рассматривает возможные действия при этом запахе. Получается завершенный цикл! Поведение животного больше не опирается на инстинкты, и мыслительный процесс скорее напоминает… человеческий. Даже если на тарелке вкусная еда, собака может повременить с приемом пищи, сделать что-то более важное. Например, поприветствовать хозяина и узнать от него новости. Может имитировать. Победа над инстинктом означает, что животное доросло до человека. Так понятно?

– Ну да! Потом-то что? Ниша на каком этапе появляется? – съязвила Лора.

Не обратив внимания на колкость, ученый провозгласил:

– Тогда и появляется. В нише открывается дверь. И собака может забежать. До этого она гуляла туда-сюда по коридору, условному коридору. Но в один момент распахнулась дверь – за ней светло, ясно. Поймите, иная собака испугается такой двери, хотя, может, и подошло ее время перехода. Дальше пройдет только смелая! Но для этого она сначала должна умереть… – профессор запнулся. Он не рассчитывал рассказывать так далеко.

– Мне повезло, что я не видел такого, только догадываюсь. Хочу оказаться не прав – смерть не должна быть последним словом в эволюции. Домыслы в науке не считаются…

В приемную, где проходила их беседа, без стука вошел лейтенант. Подойдя к профессору, он отдал честь и открыл рот для сообщения. Тут он заметил женщину, но не усмотрев в ней ничего подозрительного, сухо отчеканил:

– Сатурн при смерти. Вам приказано явиться в лабораторию!

Глава 15.

Лора приложила усилия, чтобы не вскрикнуть и не засветиться, что знает про Сатурна. Оба мужчины, обгоняя друг друга, устремились в длинный коридор, и о Лоре уже никто не вспоминал. Только издалека до нее донесся знакомый голос, обращенный то ли к лейтенанту, то ли еще куда-то:

– Ворона, твою мать!… накаркала!

Женщина пребывала в недоумении: ее интересовало, чье же место займет сейчас бедненький Сатурн?

«Конечно, этого солдата, как его звали… э, Баум!» – нарисовалось отчетливо в ее сознании. «Лжелизе» сделалось радостно, будто она знала этого Баума и была уверена, что более достойного места для Сатурна просто не найти. Только представить: занять нишу славного парня!

Ну, что могла знать эта собачка – только команды, дрессировку, черствых военных. Теперь она увидит природу, восхитится ее красотою и познает прекрасные человеческие чувства! Ощутит любовь, долг, славу! Вкусит, однако, и предательство, боль, одиночество. Но все лучше, чем жить в шкуре и подчиняться инстинктам. Потом, какой замечательный подарок – у нее появится интеллект. Человеческий ум, который можно обучить, призвать к рассуждениям, выбирать и… любить!

Тут Лора наткнулась на тупичок в сладкой дреме своей фантазии – любить животное способно даже больше, чем человек, и ум совсем не при чем. Но ей ни за что не хотелось прерывать сладостного состояния, в котором она очутилась. С умением, присущим только женам военных, она маневрировала от проблемной мысли к чувственному потоку, не омраченному тяжестью и противоречием. Ей казалось прекрасным освобождение существа из животного обличия и дальнейшее странствие в человеческий мир.

При мысли об облике она непроизвольно достала зеркальце и притупленным взглядом уставилась в отражение.

«Как бы мне хотелось посмотреть на себя в новом теле! Если Даре предстоит занять мое место, то кем же стану я? Кем я буду?» – Лора заметила, что повторила эту мысль дважды про себя. Воображение сработало необыкновенно быстро, и сознание женщины дорисовало вожделенный облик без малейшего напряжения – лицо с перламутрово-прозрачной кожей, источающее едва заметное свечение. Глаза глубокие – насколько хватает духа в них нырнуть. Лоб высокий с ритуальным рисунком, необыкновенно изящным, похожим на инкрустацию тончайшей драгоценной нити.

Этот узор сам творит мечту, и та мгновенно исполняется. Мысль – пульсация Абсолюта, нашедшая мимолетный приют в узоре на лбу. Игра мечты и совершенной яви делает весь лик прекрасным.

Внезапно лицо в сознании Лоры стало меняться и стало другим: с темно-фиолетовой, баклажанового цвета кожей, обрамленным иссиня-черными волосами, рот разинут, но не в крике и не в песне. Рот обнажал красный язык, развивающийся, как пламя.

Лора дернулась всем телом и очнулась. Сфокусировав глаза, она боялась увидеть вместо лица чужую маску, но наткнулась на свой же испуганный взгляд. Внезапный мираж казался чем-то виденным прежде. Причем в реальном мире. Где? При каких обстоятельствах она могла встретить облик черноволосой незнакомки? Промелькнувшие перед мысленным взором подружки даже отдаленно не напоминали зрелища из недавнего миража.

Окончательно придя в себя, Лора вспомнила о Сатурне и устыдилась своего сладостного забвения. Смерть прочно ассоциировалась у нее с печалью.

«Кем буду я? Кем буду я?» – эхом отзывалось в ее памяти.

Кто-то протягивал ей стакан воды. Это был сторожевой, который принял необычное эмоциональное состояние посетительницы за приступ нервной болезни, но пребывал в недоумении, поскольку сейчас женщина улыбалась и не выглядела расстроенной. Она поблагодарила и направилась к выходу.

Глава 16.

Заведя машину, Лора уже была убеждена, что Дара поедет с ней домой. Причем сегодня, сейчас. Ни к чему ждать до завтра.

– Вот отец-то обрадуется! – вслух проговорила она.

Волна хорошего настроения омывала, как нежный прибой, каждый раз даривший еще одно подтверждение правильности ее решения.

«Возьму Дарку! Милая моя, как ты сможешь меня заменить? Куда мне направиться?» – подумав, она сказала вслух:

– Только не в армию!

Но не хотелось о плохом. В конце концов, муж – военный, и до сих пор их отношения не давали повода к жалобам. Она порою даже гордилась союзом «красоты и силы», в котором себе она приписывала как то, так и другое, а мужу, да чего таить, только частичку второго качества.

«Что же это было за лицо? Какое-то знакомое, – вновь завертелось в голове. – Ну вот, буду теперь себя мучить, вспоминать. У кого из моих знакомых черные волосы? Может, кто из дальней родни? Чернявой была племянница, певичка. Но у нее была светлая кожа. Где же, где?»

Возле дома отца она вспомнила, что хотела позвонить ему и предупредить о своем визите. Теперь поздно. Она уже стучала в дверь.

Отец улыбался самой широкой улыбкой. Дочь чмокнула его в щеку и с порога стала заглядывать через плечо, высматривая Дару. Та была тут как тут. Не успев поздороваться с собакой, Лора услышала папин вопрос:

– Почему тебя так волнует, что я подумаю? Как твои мысли могут знать, что будут делать мои мысли? Они что, знакомы?

– Опять ты в своем духе! Конечно, знакомы. Я твоя дочь. Мои мысли – это детки твоих мыслей. У меня не может быть заумных суждений, тяжелых и старых. Дай поцелуюсь с девочкой!

Старик довольно улыбнулся.

Дара была несказанно рада приходу «живой» Лоры. Ее чаяния и надежды, ее ожидания и мечты все сходились к образу живой души в женском обличии. Лора была по-нят-ной! Легко читаемой и знакомой. Можно без труда расположить к себе, и вообще с ней беззаботно! Не то что с Хозяином. Старик и его «каменная Лора» порядком натянули собаке нервы, и теперь ей хотелось расслабиться.

– Да не крути ты хвостом, оторвется. Ишь, пропеллер! – И, обращаясь к отцу, – Ты почему про мои мысли с порога зарядил? Я вообще не поняла, что ты такое сказал. Слишком мудрено. Повтори! Вообще, от чего заинтересовался моими мыслями?