Он сидел напротив, зажав трубку между пальцев и выпуская дым из сомкнутых губ.

- Аугусто, - сказала я, - какая она, эта женщина?

- Женщина? О ком ты?

- Та, что ездит вместе с Альберто.

- Давай-ка лучше не будем говорить о ней. По-моему, нам с тобой не следует этого делать.

- Но я же ничего о ней не знаю. Я даже не знаю, как ее зовут. И все время себя терзаю, пытаясь представить, какое у нее лицо.

- Ее зовут Джованна. А лицо как лицо. Ничего особенного.

- Значит, она не красавица?

- Не знаю. В красавицах я плохо разбираюсь. Но думаю, что, скорее, она все-таки красивая. Или по крайней мере была в молодости.

- Значит, теперь она уже не очень молодая?

- Не очень, но зачем тебе все это нужно?

- Мне бы хотелось хоть изредка говорить с тобой о ней. Я устаю думать о ней в одиночестве. Ведь я ничего о ней не знаю. Я даже не знала, что ее зовут Джованна. И потому мне кажется, что я все время блуждаю в темноте. Мне кажется, я ослепла и передвигаюсь на ощупь.

У меня упал клубок шерсти, он наклонился и поднял его.

- И какого черта вы поженились?

- Я совершила ошибку, - сказала я. - Большого желания у него не было, но раздумывать он не стал. Он не любит долго думать о серьезных вещах. И еще он ненавидит людей, которые копаются в себе и стараются понять, как им жить. Когда он видит, что я сижу неподвижно, молчу и думаю, он закуривает и уходит. Я вышла за него замуж, потому что хотела всегда знать, где он. Он-то всегда знает, где я. Знает, что я сижу здесь и жду его. А вот я не знаю, где он. Он мне не муж. Жена всегда знает про мужа, где он. И если ее спрашивают: "Где твой муж?" - она сразу может ответить и не боится ошибиться. Я теперь даже из дома выходить перестала, боюсь, что встречу знакомых и они спросят меня: "Где твой муж?" И я не буду знать, что им ответить, понимаешь? Может, тебе это покажется глупым, но мне стыдно, и я вообще не выхожу из дома.

- Так почему вы поженились? - спросил Аугусто. - Что на вас нашло?

Я расплакалась.

- Какая глупость, - сказал он.

Он выпускал изо рта клубы дыма и молча глядел на меня. Его мрачное, непроницаемое лицо словно отказывалось меня жалеть.

- Аугусто, где же все-таки Альберто? Куда он уехал?

- Не знаю, - ответил он. - Спокойной ночи. Мне надо идти. - Он взял со стула свое пальто и спичкой вычистил трубку. Его длинный одинокий силуэт застыл в проеме двери. - Я ничем не могу помочь тебе, поверь. Спокойной ночи.

Всю ночь я не сомкнула глаз. Мне казалось, что Аугусто влюбляется в меня и становится моим любовником. Каждый день я бегаю к нему на свиданья в гостиницу. Возвращаюсь домой очень поздно, а Альберто ждет меня и с тревогой заглядывает мне в глаза, стараясь понять, где я была. Но когда Аугусто через несколько дней вновь пришел ко мне, я смотрела на него и стыдилась своих мыслей. Он подавал мне упавший клубок, набивал трубку, разжигал ее, спичкой вычищал пепел, ходил взад-вперед по ковру, а я все думала про гостиницу и краснела от стыда. Но он явно не собирался в меня влюбляться, да и я не испытывала к нему никаких чувств. Я больше не заводила речь про нас с Альберто, и он молчал, мы вообще не знали, о чем говорить, мне было скучно, и ему, наверно, тоже. Но меня радовало, что мы с ним немножко подружились. Когда вернулся Альберто, я сразу сказала ему, что мы с Аугусто немножко подружились. Альберто, ничего не ответил, но, по-моему, остался недоволен. Он кричал и бушевал в ванной: и вода ему была недостаточно горячей, и помазок куда-то задевался, и еще чего-то он не мог найти. Вышел из ванной побритый, с зажженной сигаретой, я спросила его, как он съездил на этот раз. Он сказал, что съездил так себе и не собирается ничего мне рассказывать, и вообще он ездил в Рим по делам. Я попросила его больше не уезжать, пока не родится ребенок, я боялась, что ночью, когда буду одна, со мной что-нибудь случится. Но он сказал, что я не первая рожаю детей и все эти страхи просто глупость. Потом мы немного посидели молча, я вязала и плакала, и тогда он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Вечером пришел Аугусто, и я провела его в гостиную. Альберто вновь повторил, что ездил в Рим по делам, и поблагодарил Аугусто за то, что тот не забывал меня. Потом Джемма позвала меня на кухню, чтобы показать книжку расходов, а когда я вернулась в гостиную, их обоих там уже не было, голоса доносились из кабинета Альберто. Я не знала, что мне делать: пойти к ним или остаться в гостиной, мне очень хотелось пойти, но я никак не могла решиться, а потом вдруг подумала, что, если я пойду, в этом не будет ничего особенного. Я взяла свое вязанье и хотела войти в кабинет, но дверь была заперта на ключ.

- Да, это бесполезно, - услышала я голос Альберто.

Что бесполезно? Я села в гостиной и стала считать петли. Я чувствовала себя уставшей, отяжелевшей, ребенок шевелился внутри, и вдруг мне захотелось умереть вместе с моим ребенком, чтобы не чувствовать больше ни этой тревоги, ни вообще ничего.

Я легла в постель и заснула, но проснулась, когда пришел Альберто.

- Хочу умереть вместе с моим ребенком, - сказала я ему.

- Спи и не говори глупостей. Я не хочу, чтобы ты умирала.

- Какая тебе разница, умру я или нет. У тебя есть Аугусто, Джованна, и я тебе совершенно не нужна. Да и ребенок тебе не нужен, ну скажи, зачем тебе ребенок, ты ведь старый, жил же до сих пор без детей и прекрасно без них обходился.

Он рассмеялся.

- Но я не такой уж и старый. Мне всего сорок четыре.

- Нет, ты очень старый. Весь седой. Сорок четыре года ты прожил без детей. Зачем тебе ребенок? Он будет плакать, а ты не сможешь к этому привыкнуть.

- Прошу тебя, не говори глупостей. Ты ведь знаешь, что я очень хочу этого ребенка.

- А почему у вас с Джованной нет детей?

Он тяжело вздохнул в темноте.

- Я же просил тебя не говорить со мной об этой женщине.

Я села на кровати.

- У этой женщины, между прочим, есть имя.

- Ну и что?

- Скажи - о Джованне.

- О Джованне.

- Почему у вас нет ребенка?

- Вряд ли ей так уж хотелось иметь от меня ребенка.

- Вот как? Значит, она тебя не любит?

- Думаю, не очень.

- И я тоже не люблю тебя. Тебя невозможно любить. Знаешь почему? Потому что ты трус. Ты маленький человечек, который боится взглянуть правде в глаза. Ты и в самом деле пробка. Никто тебя не любит, и ты никого не любишь.