Без привычной десятины церкви обнищали, помирали капелланы, а попы тощали.
Тут пошло за чудом чудо: плакали иконы, от пречистой девы где-то родились драконы;
бабам в небе и повсюду виделись знаменья хлам сбывали, ожидая светопреставленья;
бабам виделись знаменья в небе и повсюду гул всемирного потопа был-де слышен люду.
В день венчанья приключились роды у молодки. Быть потопу! Люди, люди, покупайте лодки!
Песнь шестая Аудиенция
Пригласил к себе Владимир цвет двора в хоромы так издревле начинались важные приемы.
Члены тайного совета, знать и кавалеры стали "Richt euch"!* - словно груши по бокам шпалеры.
Перед ними, на коленях плюй, кто хочет, в темя!секретарское пристойно разместилось племя.
На шнурке - чернила в склянке, перышко - в деснице и для сбора челобитных куль на пояснице...
Сзади всех - жандармы князя: разместились кучей, приготовив связку розог, так, на всякий случай.
По паркету перед троном, в раболепном духе, ходоки от духовенства ползали на брюхе.
В этот день прием на редкость выпал громозвучный ведь со всей Руси великой клир собрался тучный.
Все попы и протопопы, и дьячки и служки, звонари с пономарями, сторожа при кружке;
а за ними с прочим сбродом -регенты, хористы, все могильщики, просвирни и семинаристы.
Лишь забили барабаны, зазвучали туши, возвещая, что отверсты у монарха уши,
как в слезах запричитали, покраснев с натуги, словно старые цыганки, все господни слуги.
Все попы и протопопы, и дьячки и служки, звонари с пономарями, сторожа при кружке;
а за ними - с прочим сбродом регенты, хористы, все могильщики, просвирни и семинаристы.
"Что случилось? - князь спросив их, молвите сейчас же!" А они единогласно: "Погибаем, княже!"
Причет весь к подножью трона подступил вплотную, и оратор семинарский речь повел такую:
"Славься, славься, князь Владимир! Свято княжье слово! Бога нашего казнивший, нам назначь другого!
Кто он будет - нам неважно, лишь бы звался богом, чтоб крестьян в повиновенье мы держали строгом.
Мы-то знаем: их смиренье только пар непрочный, чтоб молитвы слать за князя, нужен адрес точный.
Кто-то гром хранить для смердов должен в небе синем! Бог им нужен, и немедля, а иначе - сгинем!"
И немедля уступая этим аргументам, сердце князя отозвалось чутким инструментом.
Как и все монархи мира, чувствовал он тонко; он не стал бы даже, кроткий, обижать цыпленка:
"Клир мой верный! Говорю вам с лаской - до свиданья! Ваша жалоба бесспорно требует вниманья!"
Песнь седьмая Совет министров
В тайном зале круг вопросов ограничен строго: бились вечером министры над проблемой бога.
Все участники совета были в том согласны, что без бога над народом господа не властны.
Но в подробностях вельможи разошлись, однако, и взирали на явленья, как везде, двояко.
Модернисты на проценты обращают взгляды, а места с подножным кормом ценят ретрограды.
Минвнудел к своим коллегам обратился: "Братья! Конкурс должен быть, конечно, возвещен печатью.
А когда пройдут проверку кандидаты в боги, может князь, в анкеты глядя, сделать выбор строгий".
Иностранных дел министр убеждал прилежно в том, что клич недурно б кликнуть в прессе зарубежной:
"Кумовства не разведется, сгинет панибратство, будет к богу с уваженьем относиться паства.
Только выскочек не надо, щелкоперов этих! Нужен бог - солидный практик, а не теоретик.
И не будемте на ставках мелочь экономить, коль придется заграницу с нами познакомить".
Тут вступил министр финансов, скопидом и скаред: "По карману этот конкурс больно, мол, ударит;
надо пост тому вакантный сбагрить кандидату, что скромнейшую за службу взять решится плату;
только с тем, чтоб двор монетный в храмах, как когда-то, собирать имел бы право серебро и злато.
Да чтоб фонды шли на бирже курсом номинала!" Все же прочее министра беспокоит мало.
А министр хозяйства молвил: "Загребемте жар мы монастырские строенья превратим в казармы!
Так, случившуюся с богом редкую заминку обратить мы в прибыль князю сможем под сурдинку..."
Слово взял министр права: "В интересах чести, я в газетах возвестил бы, на виднейшем месте,
что за ложную присягу перед богом новым будет он раскатом тут же поражать громовым.
Разве можно, с князем вровень, всяким вшивцам драным храм Фемиды, извираясь, делать балаганом?"
План министра просвещенья, (Ввек не надивиться!) "Пусть под вывескою бога сядет, мол, вдовица!
Ей помог бы фирму эту уберечь от краха кто-нибудь из иезуитов иль слуга аллаха".
При умеренном бюджете было б дело в шляпе, он-де ментором их будет на первом этапе...
Кровно связан был пройдоха с храмовым сословьем: сам вертеть он был намерен заведеньем вдовьим.
В речь военного министра не внесешь поправки: "Быть всевышним смог бы всякий генерал в отставке.
Он тянулся б, по уставу, в струнку перед троном, у казны же было б больше целым пенсионом.
Всем я лично предпочел бы князя Виндишгреца:* на него, на случай бунта, можно опереться.
Некий враль, авторитетный в стане щелкоперьем, был бы к маршалу приставлен боевым подспорьем.
Общая нужна солдатам и попам команда, пусть отведает муштровки храмовая банда!"
А полиции министр, не спеша с советом, ограничился секретным докладным пакетом.
Ведь полиция в потемках любит красться кошкой, как бы ей под луч огласки не попасть оплошкой...
Хоть доклад свой под печатью он представил князю, вот его простые мысли в кратком пересказе:
исповедь, иезуиты, месса по-латыни, культ покорности, причастье, лямка для гордыни,
поплавок небес на леске, сброд святых в заплатах, власть, ниспосланная свыше, тьма чертей рогатых!
Песнь восьмая Камарилья
Как в любом краю - над Русью простирая крылья, всех министров закогтила княжья камарилья.
Господи! Храни здоровье Шумавского Франты!* "Камарилью" в женском роде ввел он в фолианты.
Князь Владимир был к тому же раб своих желаний: львиный нрав являл мужчинам, женщинам - кабаний.
Он имел жену-болгарку и жену-гречанку, пару чешек и впридачу к ним одну норманнку.
