========== Часть 1 ==========
Ей очень нравились его усы и морщинки вокруг глаз. В воображении она представляла, будто в молодости он очень много улыбался, а теперь стеснялся появившихся на коже отметин, будто видел в них не повод для гордости, а нечто постыдное. А ещё ей нравилась проседь у него в волосах — едва заметная, у самого краешка висков — и очень не хотелось, чтобы он закрашивал её в попытке угнаться за молодостью.
У Сони не было отца — он ушёл из семьи, когда она сама ещё под стол пешком ходила. Мама не любила о нём вспоминать, но и сказками её не пичкала: «Нет, милая, папа не уехал в дальнее плавание и не улетел в космос, папа просто ушёл и не вернулся, скатертью дорожка, нам и вдвоём хорошо будет». И маленькая Соня верила маминым словам, пока не стала достаточно большой, чтобы ходить к подругам в гости. Не у всех её подруг были отцы. Но у Насти он был: он тоже ушёл, но не так, как её папа, не на совсем. Они с Настиной мамой, Светланой Игоревной, как говорят взрослые, расстались друзьями. Позднее Соня, конечно, поняла, что друзьями не расстаются, но ради дочери Светлана Игоревна и Евгений Павлович старались поддерживать иллюзию, будто всё хорошо, а потом всё и впрямь наладилось: Светлана Игоревна снова вышла замуж, да и Евгений Павлович зря время не терял, встретил какую-то женщину, от упоминания которой Настя всегда морщила нос и говорила: «Она неплохая, но как же бесит». Так же и отчим Насти — неплохой: и Светлану Игоревну любил, и Настю на ЕГЭ по математике натаскивал. Но Соне казалось, что лучше Евгения Павловича он не был — он не водил Настю в зоопарк, не дарил цветы на день рождения, ограничиваясь полезным подарком, кривился, когда нужно было отводить её на кружки, и не устраивал ей «серьёзных разговоров» по поводу мальчиков.
Настя тогда раздражалась из-за отцовских бесед: «Я уже взрослая, сама могу решать, с кем мне гулять! Ну и что, что он видел Сашку на трубах за гаражами и с пивом в руках? Не со шприцом же!» А Соня только и думала, что ей так никто не скажет, потому что папы у неё не было. Была мама, и от мамы всяких ухажёров, если б они были, стоило держать подальше: «От мужчин одни проблемы, дочка, ты должна полагаться на себя. Сначала отучись, карьеру построй, а потом уже мальчики». Вроде бы то же самое, а нет — Настя пробегала с Сашкой весь восьмой класс, отец поругался с ней пару раз, да и бросил это дело. Не хочет слушать взрослых — пусть обжигается, ничего страшного не произойдёт. Её же мама каждого вскользь упомянутого парня расписывала в красках так, что даже круглый отличник из приличной семьи казался потом мерзким, что уж там Сашка из-за гаражей. Против Витьки, старосты класса, Евгений Павлович точно не был бы против. Но Витька, заикаясь от робости, пытался подружиться с Соней, а мама в штыки: «Рыжий, конопатый, зануда, трудоголик, на работе днями и ночами пропадать будет, там себе и жену найдёт, будет с ней пропадать, а тебя бросит, к тому же учёба, в университет поступит и уедет, а ты страдать будешь». Соня только кивала и на своих ровесников больше не смотрела.
В школе её это не слишком заботило: ну и что, думала она, что у меня парня нет? Мне ещё и восемнадцати не исполнилось, я совсем ребёнок, какой мне парень? А парочку весьма откровенных снов с участием Евгения Павловича она отпихивала на задворки сознания и изо всех сил старалась забыть. Настин папа старый, и даже думать о нём подобным образом странно, повторяла она про себя и зарывалась носом в учебники и задачники.
В институт они с Настей поступили вместе, оказались в одной группе и всё у них шло гладко. Светлана Игоревна родила сына, а Настя под предлогом, что ребёнок будет мешать ей учиться, съехала на съёмную квартиру, предложила Соне стать её соседкой, и Соня воспользовалась этой возможностью вылететь из-под материнского крылышка. Мама, конечно, ругалась, но не в Сибирь же она уезжала — всего-то полчаса езды на автобусе, зато и ей до института ближе добираться, и Насте спокойнее с подругой жить, а не с незнакомкой.
Жить с Настей было сложнее, чем с мамой, — ни приготовленного ужина на плите, ни продуктов в холодильнике, но такой вот и была взрослая жизнь, полагаться на подругу не приходилось. Зато полы у Насти всегда блестели, вещи были разложены аккуратными стопочками, и в любой момент она могла позвонить своему папе, если что-то в квартире нуждалось в починке. Так вот кошмар и подкрался — незаметно, с той стороны, с которой Соня и не ждала.
Оказалось, что в руках у Насти сломаться и разбиться могло буквально всё — и если тарелки ремонту не подлежали, то табуретку с отвалившейся ножкой спасти ещё представлялось возможным. Евгений Павлович ругал дочку за неловкость, Настя обиженно поджимала губы и закатывала глаза, а Соня стала замечать, что у неё от этих укоров по спине пробегают мурашки и волосы на руках встают дыбом. Давно забытые, оставшиеся в глупом школьном возрасте сны внезапно вернулись. Евгений Павлович систематично приезжал что-то чинить, а Соня систематично надеялась, что не увидит никаких эротических снов, в глубине души мечтая об их возвращении.
*
Спустя три года изменилось, конечно, многое, но у Сони всё было по-старому. Настя вышла замуж и съехала. Соня на её свадьбе была подружкой невесты, немного выпила и переспала с другом жениха. Хороший был парнишка, стихи ей читал. Провстречались они месяц и расстались из-за того, что во сне Соня тихо стонала имя «Женя». Самой Соне казалось, что слишком мало одного имени для такой реакции, но уточнять не стала — боялась узнать совсем уж лишние подробности.
Вроде и жизнь шла своим чередом, и не так уж и часто Соня думала о Евгении Павловиче, но он стал чем-то самим собой разумеющимся. Вроде и не общалась она с ним давно, и не видела, а всё равно был он где-то там, глубоко-глубоко в мозгу — на поверхности не заметно, но если покопаться…
Соне было почти двадцать два. Новогодние праздники убили в ней всякую веру в чудо, а встреча с загорелой после отложенного на зиму медового месяца Настей и вскользь выведанный ответ на вопрос, есть ли кто у её папы, подтолкнули Соню к отчаянному шагу, на который прежде она ни за что не решилась бы.
На календаре было девятое число. Скопировав все важные файлы на флэшку, Соня приготовилась сделать то, чего никогда в жизни не делала, — сломать вещь. Намеренно вывести из строя ноутбук. Лишних денег у студентки нет, а на ноутбуке все билеты к экзаменам. Что же делать бедняжке, если не обратиться за помощью к отцу лучшей подруги?
Оказалось, в интернете просто уйма сайтов, блогов и статей, посвящённых созданию вирусов. Одним из вредных советов оттуда она и воспользовалась, решив, что в случае неудачи просто-напросто прольёт на клавиатуру воду. Не хотелось, конечно, портить вещь настолько, однако страдать от тайных чувств хотелось ещё меньше. Но ей повезло — ноутбук завис, как и обещал некто под ником LooZero, и благополучно не отвисал уже пятнадцать минут.
Любить человека в два раза старше себя — странно, любить человека, которого знаешь с малых лет, — ещё страннее, ломать собственные вещи ради короткой встречи с ним — вообще бессмысленно. Внезапно Соня подумала: а если он не ответит или откажется? Ведь может быть и так, что он занят, у него свои планы, в конце концов, кто она ему такая? Это Настя могла беспардонно отрывать его от любых дел — дочь всё-таки, а к ней он приедет?
Но половина дела уже была сделана, и дрожащими руками Соня набрала номер телефона Евгения Павловича. Один гудок — три удара сердца, второй — голова кружится, третий — обнимите, поцелуйте и никогда больше не отпускайте. Четвёртый — удивлённое «Алло, Соня?» в ухо, её радостный вздох у телефона и мысль, набирающая силу: «Мой номер, у него вбит мой номер!»
— Евгений Павлович, добрый вечер. Я вас не побеспокоила? — Соня изо всех сил старалась, чтобы её голос казался самым обычным, будничным, будто не произошло ничего страшного и странного, будто не она только что чуть не упала в обморок от ожидания и не она вчера занималась всяким непотребством, глазея на усы Боярского в «Трёх мушкетёрах».
