— Там образовалась пробка.

— Мне плевать на пробку. Когда я говорю двенадцать тридцать, я имею в виду двенадцать тридцать пять?

— Нет.

— Нет, что?

Я пристально смотрю на него. Или, может, это что-то более сильное, чем пристальный взгляд, когда я выдавливаю:

— Нет, сэр.

Его глаза встречаются с моими, и я оказываюсь запертой в клетке, такой дикой и темной, что жалею, что вообще посмотрела ему в глаза. В любом случае, каково было мое решение насчет Дэниела?

— Вы пристально смотрите на меня, мисс Адлер?

Я качаю головой.

— Тогда перестаньте так себя вести и опустите свои гребаные глаза.

Я поджимаю губы и смотрю на свои туфли, повторяя заклинание.

Это ради Джея.

Ты нуждаешься в этой работе сейчас больше, чем в любое другое время.

Ты не можешь бросить пакет с едой на вынос в его глупое великолепное лицо и уйти.

— Вы собираетесь отдать мне еду или мне подождать еще пять минут?

Я двигаюсь так энергично, что спотыкаюсь, но в последнюю секунду ловлю себя и еду. Это только раздражает Дэниела, потому что он бросает ядовитые стрелы в мою сторону из-за своего стола.

Поставив пакет на поверхность, я выпрямляюсь.

— К вашему сведению, ваш шеф-повар, мисс Катерина, отказалась приготовить мне стейк и настояла на том, чтобы вам было подано ее драгоценное меню дня, хотя я дважды повторила, что вы не любите песто и пармезан. Так что я была бы признательна, если бы вы не винили меня в этом. Это явно не моя ошибка, и я не хочу расплачиваться за упрямство и нежелание сотрудничать других людей. Ох, и она передает вам привет. Извините, я имею в виду ее любовь. А теперь, если вам больше ничего не нужно, я пойду.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, понимая, что у меня только что произошла мини-тирада перед ним, которая, возможно, не одобряется в его словаре стоицизма.

Но я ничего не могу с этим поделать. Накопление мыслей о новой встрече с ним, о том, что произошло ранее, и иск об опеке превращают мою голову в кашу.

— Остановись. — авторитетное слово Дэниела заставляет мои ноги остановиться. — Повернись.

Я медленно делаю это, мое сердце бешено колотится в груди. Пожалуйста, не говорите мне, что на этот раз он выполнит свои угрозы и уволит меня.

— Откуда ты знаешь, что я не ем пармезан и песто?

Его вопрос застает меня врасплох. Из всего того, что я только что произнесла, это то, что он услышал?

Я прочищаю горло, призывая небрежность.

— Это должно быть в миллионе требований, которые вы мне прислали.

— Нет, этого не было, и я сказал тебе избавиться от такого поведения, прежде чем я найду неприятный способ вытянуть это из тебя. А теперь скажи мне, откуда ты знаешь о моих предпочтениях в отношении пармезана и песто?

— Я просто знаю это. Почему это так важно?

— Я никогда не делился этим с тобой, так как ты узнала?

— Должно быть, подслушала, как кто-то из других помощников упомянул об этом.

— Лгунья.

Он встает, и мое сердце сжимается, когда он

крадется ко мне. В тот момент, когда я чувствую его запах, сосну, лайм и бергамот, я становлюсь пьяной.

Но не только от его запаха.

От его присутствия.

Его близости.

Я давным-давно бросила свою зависимость от него — я одиннадцать лет трезва — так почему одного удара достаточно, чтобы я вернулась к вредным привычкам?

Когда он говорит, его голос звучит слишком близко к моему уху, я дрожу.

— Даже моя лучшая подруга не посвящена в эту деталь обо мне. На самом деле, никто не знает об этом. Так как знаешь об этом ты?

— Я не помню.

— Да?

— Да, я вроде как легко все забываю. Теперь я могу идти?

Я делаю движение, чтобы повернуться, но он хватает меня за локоть, и я чуть не вскрикиваю, когда он притягивает меня обратно к себе.

— Нет, не можешь.

Глава 7

Николь

Прошли годы с тех пор, как я была в таком положении. Нет, больше десяти лет.

Безумие, как сильно течение времени может изменить чью-то точку зрения на все.

Одиннадцать лет назад я бы растаяла, если бы Дэниел хотя бы взглянул на меня. Если бы он прикоснулся ко мне, я бы в мгновение ока полетела в страну эйфории.

Из-за него я много раз психически и физически была не в себе. Из-за него я пряталась в туалетах и плакала там, где никто не мог видеть слабость гордой Николь.

И из-за него моя жизнь резко повернула к худшему.

Но с этим давно покончено.

Это в прошлом.

Странно, как годы и события могут изменить человека.

Как наши перспективы могут перевернуться на сто восемьдесят градусов, будто это существует в параллельной вселенной.

Хотела бы я, чтобы было так. Жаль, что я не встретила его сейчас впервые, и он был просто моим боссом. Может, тогда он не был бы таким мудаком.

Может, тогда я бы не думала о том, как его пальцы обхватывают мой локоть, или о том, как они прожигают мою рубашку и достигают кожи.

Он всегда хватал меня за локоть, словно не хотел прикасаться ни к какой другой части меня.

Но это не уменьшает воздействия жеста или того, как этот маленький уголок моего тела приближается к точке саморазрушения.

Я осмеливаюсь медленно поднять свой пристальный взгляд и поискать его в попытке охватить мой хаотичный разум этим.

Но в тот момент, когда мои глаза встречаются с его, я жалею, что посмотрела на него.

Я даже жалею, чтобы никогда больше не встречать его. Я бы хотела, чтобы наша злополучная связь умерла в тот день, когда он метафорически убил меня одиннадцать лет назад.

Из-за того, как он смотрит на меня?

Это не что иное, как властность. Его квадратная челюсть сжата, ноздри раздуваются, а эти глаза, в которых я когда-то находила утешение? Теперь они судят меня хуже, чем преступника в суде.

Так же, как и все остальные тогда.

Дэниел ничем не отличается от них. Во всяком случае, ему следует предложить возглавить мой анти-фан-клуб.

Да, теперь он мужчина, но он все еще тот парень, который ударил меня в сердце и растоптал его, будто мои чувства ничего не значили.

Он все еще тот парень, который вызывал у меня злобных бабочек и заставлял мое сердце опасно буйствовать, просто существуя.

Он все еще единственный человек, которого я не могу забыть, как бы сильно я ни старалась.

— Не могли бы вы, пожалуйста, отпустить меня?

Я не знаю, как, черт возьми, я могу говорить спокойно, когда внутри меня разгорается дикий пожар.

— Зачем? — его голос понижается до почти зловещего тона. — Вам некомфортно?

— Да. Конечно, вы знаете, что это сексуальное домогательство.

Дэниел опускает голову, чтобы говорить мне на ухо шепотом.

— Ты, как никто другая, не должна говорить о сексуальных домогательствах, когда подсыпала мне в напиток наркотик для изнасилования на свидании.

Я замираю, холодный пот стекает по спине и по лбу.

Это первый раз, когда он выказывает намек на то, что узнает меня. Со вчерашнего дня я начала сомневаться в себе и думать, что, возможно, он действительно вычеркнул меня из своей жизни.

Я подумала, что, может, я снова стала невидимой и что я существую только как боксерская груша, на которой он мог бы выместить свое придурковатое отношение.

Но нет.

Он помнит.

Понятия не имею, почему это наполняет меня в равной степени страхом и облегчением.

Но сейчас это не имеет значения, потому что его слова отзываются во мне эхом, как голодный зверь.

— Это то, что ты думаешь? Что я подсыпала тебе в напиток наркотик для изнасилования на свидании?

— Это факт, а не просто мысль. Той ночью ты подсыпала наркотик в напиток, и я случайно его выпил, но ты меня не остановила.

— Ты не дал мне шанса. Кроме того, это был экстази, цель которого заставить кого-то почувствовать себя хорошо. Это не наркотик для изнасилования, и я сама его принимала.