Ри чувствовал приближение холодов. Единственным, оставшимся доступным ему, старому слепому чудаку, чутьем. Ему никто не верит. Твердят что для холодов слишком рано, но его старые кости не могут врать. Каждое утро он выходит во двор, глубоко дышит и слушает, что говорят ему земля и воздух. Земля говорит так, что вся его плоть содрогается от ее зычного голоса.

– Скоро начнутся холода. – Снова повторил он. – Нужно беречь ребенка.

Ответом была тишина. Старик рассердился и громко крикнул в темноту позади себя:

– Рона! Мерзкая девица! – темнота разродилась скрежетом открывающейся двери.

– Что тебе?

– Холода приближаются, нужно беречь ребенка.

– Какого ребенка, полоумный?

– Того, что родится с первым холодным ветром.

В ответ дверь пренебрежительно хлопнула.

– Дура, – прошептал Ри, тяжело, всем телом припадая к теплой июньской земле. – Что, что ты говоришь, Земля-матушка?..

Вечером, сидя за столом и пытаясь определить по шуму, вся ли семья собралась, старик повторяет то, что сказал утром.

– Сейчас же начало июня? – Звучит чей-то надтреснутый голос, после недолгой паузы. – Жара.

– О, снова он за своё, – ворчит Рона.

– А ты молчи, безмозглая. – Огрызается Ри. – Июнь, но через месяц подует холодный ветер и родится ребенок.

За столом повисает напряженная пауза.

– Дедушка, – бархатно звучит голос недалеко от него. – Кто же родит это дитя? За столом три женщины: две из них девицы и одна – наша старая мать. И не похоже, чтобы одна из нас несла бремя.

Это обстоятельство он упустил. Ри озадаченно притих. Не ожидая от него вразумительного ответа, сидевшие продолжили трапезу.

– Но он родится! И его надо беречь…

– Ой, да слышали мы. – Снова заскрипела Рона. – Себя побереги лучше! Говорят тебе – нет среди нас беременной. Или тебе сын твой родит?

Послышалось возмущенное кряхтение. Кто-то с набитым ртом пытался съязвить в ответ.

– Да молчи ты, проклятая! Глядишь ты и понесешь! – сердится Ри.

– И что ты думаешь, мне ветром в поле задует ребенка твоего?

– Да, отец, тебе повезло, что ты слеп – видел бы лицо Роны, сразу понял, что это невозможно. – Отозвался ее брат, прикончив остатки пирога.

– Молчала бы твоя ослиная задница, Бру.

За столом послышалась возня – родственники щедро потчевали друг друга тумаками и оскорблениями на десерт.

– Что за ублюдки. – Тихо вздохнул Ри. – При женушке моей не было такого.

– Вот именно, ступал бы ты следом за ней уже. – Шепнула Рона.

– Дал бы мне Великий глаза хоть на секунду, я бы взял кочергу да стукнул тебя по твоей дурной башке!

Вскоре в перепалку включились остальные и продолжали, пока не вытряхнули из кладовок сознания все припрятанные до случая, колкости. А тогда наконец замолчали, тяжело дыша.

– Что ж. Поживем – увидим. – Примирительно заметил женский голос и, не без яду, пожелав друг другу спокойной ночи, семейство разошлось по своим закуткам.

Жаркие дни сменялись прохладными ночами, но ничто не предвещало холодов или незапланированных детей, потому все стали забывать пророчества Ри и занялись своим любимым делом – подбором ядовитых слов и выражений для будущих ссор.

– Да-да, как ты говоришь, ха-ха…ну-ка, повтори…

Ри спасался от их словоблудия в саду. Как ветхий пень среди молодой поросли, он с сердитой обреченностью, стоял на своем:

– Я знаю, Земля-мать, знаю. Я им сказал, Ветер свидетель, я им так и сказал… – бормотал он своим дрожащим костям.

Жаркий сухой июнь приносит первые плоды, но утомляет потомков Ри. Большую часть времени они топчутся во дворе или сидят в тени дома, нарушая уединение старика и мешая ему беседовать с силами земли.

– Холода приближаются…

– Загадил побелку, представляешь?.. А я ему говорю, руки не из того места растут… – топ-топ-топ…

Ри тяжело вздохнул и, дождавшись, когда пока шаги затихнут, продолжил:

– От чего мне беречь ребенка, Мать-земля?

– Кхееее, кхе-кхееее, хрррррр тьху, проклятая рыбья кость. – топ-топ-топ.

Каждый звук раздражает все больше и больше. Ри злится. Яростно бубня, он гримасами пытается показать своё недовольство.

– Господи, дед, тебе плохо? – Голос внука полон тревоги.

– Пшел вон отсюда! – Злобится старик и продолжает кривляться, мотая головой.

После полудня вокруг него собирается вся семьи и несколько соседей. Работать в такую жару невозможно. Они развлекаются, разглядывая беснующегося, плюющего во все стороны Ри.

– Негодяи, бу-бу-бу, подменыши, моя радость не могла такое родить, бу-бу-бу…

Соседи увлеченно наблюдают за злопыхающим фонтаном слюны, каждый думает о чем-то своем. Когда солнце подобралось к высоким деревьям – зрители, наконец, разошлись.

– Пойдем, дедушка в дом, – нежный голос младшей внучки Лоды вывел Ри из пучины злобы.

– Радость моя, – улыбаясь заговорил он в темноту. – Жаль я не могу видеть тебя, моя прекрасная Лода. Хочешь, я помогу тебе прясть?

Лода осторожно завела Ри в дом и разрешила ему держать нить. Девушка мурлыкала себе что-то под нос под шершавый звук тянущейся шерсти.

– Ты веришь мне, Лода? – Убаюканный звуками спросил старик.

– Поживем – увидим, дедушка, скоро все станет ясно. Я помню, как пять лет назад ты сказал перепрятать наши мешки, мы посмеялись, а на следующий день их сточили мыши. Нужно было послушать тебя тогда.

От умиления Ри потерял дар речи. Девушка продолжила мелодично напевать себе под нос и вскоре Ри уснул…

– Нужно укрыть плоды, – громко заявил Ри, обращаясь в темноту. – Укрыть плоды!

Его крик вернулся эхом ругани.

– Опять ты старый разорался… Что ты хочешь?! – кричит из кухни его старшая дочь Ди.

– Иди сюда!

– Я чищу рыбу, старый ты ворчун, если надо иди сюда сам.

Ее громкий голос разбудил остальных, отовсюду послышалось недовольное ворчание.

– Я только с поля, нельзя потише себя вести?! – Крикнул Бру глухо.

– Ночью будешь спать бездельник! – Ди с братом перекрикивались так громко, что шанс на дневной сон других членов семьи таял на глазах.

Ри побрел на кухню. Как старая летучая мышь он чувствовал где звук упирался и тонул в стенах, а где лился без препятствий. Нащупав кухонный стол, он остановился:

– Плоды, – Тихо сказал он. – Плоды завтра вечером нужно будет укрыть.

Старику повезло, что он не видел взгляда своей дочери.

– Укрыть плоды… – тихо повторила она. В голосе ее читалось сомнение – пуститься в ругательство или проявить уважение к своему отцу? Видимо посчитав, что уважения в своей жизни он получил достаточно она стала смачно комментировать его слова.

– … и зачем же это делать, ты собачья голова?!

– Глупая женщина, – Ри действительно не страдал недостатком уважения. – Холодный ветер! Ты забыла, черт тебя дери, только и знаешь, как весь день топотать на кухне.

Одновременно со словесным запалом в него полетела чешуя рыбы, которую Ди остервенело чистила.

– Тебе надо – иди и накрывай, сразу отправляйся после того как роды примешь, старый ты змей.

Ри с неожиданной резвостью отмахнулся от летевший шелухи и бросил ее в Ди.

– Вот же упрямая баба. Как тебя муж твой терпит, или у вас одни яйца на двоих.

Резво скрывшись за угол, Ри услышал, как за ним полетела и громко шлепнулась рыбина. Издал победный смешок, он бодро зашагал во двор, почти ни на что не наткнувшись по дороге. Вслед ему водопадом полилась ругань. Ри, хихикая, припал к своей земле и через минуту снова зашептал.

***

– Черт старый, достал ты меня. Разбудил, холера, и давай ныть про свои растения. – Ди вышла во двор. – …послала Шора их укрывать.

Шор… имя достигло сознания старика.

– Шора? – спросил он.

– Да, ты же и его разбудил. – После паузы она продолжила. – Шимора.

– Проклятый иновер! – Сплюнул Ри. – Брать в мужья иностранца, позор семьи!

– Ах ты старый змей, Шор то и пошел твои проклятые посевы укрывать летом! – Ди стукнула его ложкой и направилась к дому. Дальше речь ее стала менее разборчивой и через несколько минут заключала в себе только брань. Ри сидел на земле, вдыхая ее аромат.