Кружок Станкевича существовал до самого конца 1830-х годов (Бакунин, Боткин, Катков примкнули к нему только в 1835-1836 годах), даже после отъезда Станкевича за границу, и представляет поэтому особый теоретический интерес. Умственная его жизнь - это своего рода стык двух периодов русской культуры. Судьбы его участников свидетельствуют о том, как изживал себя и кончался романтический человек, как на смену ему шел другой, по выражению Белинского - действительный.
Перед нами как бы психологическая проекция движения от романтизма к реализму. Сменяются эпохальные характеры, воплощая романтическую патетику, гегельянскую рефлексию, отрезвление 1840-х годов. Через эти фазы проходит порой один и тот же человек, которого наглядно формирует история.
Русским романтикам 1830-х годов присуща необычайная острота самосознания, напряженное внимание к идее личности, в такой мере вовсе не свойственные ни людям декабристской закваски, ни даже идеалистам-романтикам, сложившимся в 1820-х годах 1. В центре внимания любомудров - отчасти натурфилософия, а в особенности эстетика, романтическая философия искусства. В кружке Станкевича идеологический центр перемещается в сторону вопроса о назначении человека. Не эстетика, а этика становится во главу угла. Этому соответствует потребность в создании образа личности, имеющего общее, историческое значение. Этот образ возникает из всевозможных форм кружкового общения; его материальным субстратом являются прежде всего письма.
Это нравственное и в то же время психологическое саморассмотрение было ли оно в русской культуре явлением принципиально новым?
Повышенный интерес к внутренней жизни питал сентиментализм, ориентировавшийся при этом на единообразный идеал естественного и чувствительного человека. Специфика русского сентиментализма, как известно, состояла в том, что провозгласила его не буржуазия, породившая сентиментализм западный, но та среда, которую стали позднее называть "образованным дворянством".
Военные и чиновники, иногда очень крупные (И. Дмитриев, например, был действительным тайным советником и министром юстиции), не могли вести себя по законам чувствительных сердец 2. Никто этого от них и не ожидал. Их жизненную практику определяли иные, сословные нормы. Но в истории русского культурного сознания рубежа XVIII и XIX веков были явления и другого порядка. Например, дружеский кружок братьев Тургеневых, в который входили молодой Жуковский, Воейков, Мерзляков, Андрей Кайсаров. В своей книге "В. А. Жуковский. Поэзия чувства и "сердечного воображения"" А. Н. Веселовский отмечает характерные черты духовной жизни этого круга: пристальное внимание к внутреннему человеку, самоуглубление, идеал самосовершенствования, нравственное значение дневников и исповедей, на котором и в дальнейшем настаивал Жуковский, понимание дружбы как средства самопознания и взаимного воспитания; все это как бы предсказывает формы кружкового общения 1830-х годов.
1 Любомудры 1820-х годов в 40-х годах становятся славянофилами. В славянофильское мировоззрение входил принципиальный антииндивидуализм; следовательно, в этом кругу невозможна была разработка проблем современной рефлектирующей личности.
2 Сентиментальнейший из сентименталистов князь Шаликов в 1797 году командовал военной частью, жесточайшим образом усмирявшей крестьянское восстание в Тульской губернии.
Вольнолюбивые, гражданственные настроения, захватившие часть участников тургеневского кружка, не вытеснили сразу навыки душевной жизни, привитые в юности учеником масонов Прокоповичем-Антонским, возглавлявшим университетский Благородный пансион, где обучались Тургеневы и Жуковский, и Иваном Петровичем Тургеневым, чей моральный авторитет был непререкаем не только для его сыновей, но и для их товарищей.
И. П. Тургенев, один из крупнейших представителей московского масонства, в 1783 году перевел и издал популярную в этих кругах книгу Иоанна Масона "Познание самого себя". Ею зачитывался молодой Жуковский; она служила ему практическим курсом самовоспитания. Эта книга представляет собой характерную смесь масонской мистики, политической благонамеренности и практических морально-психологических экскурсов в область самопознания, с описанием соответствующих упражнений и различных приемов наблюдения за собственной душевной жизнью. Целью всех этих упражнений является религиозное очищение души, мистическое приближение к богу, но предлагаемые средства отличаются нередко своего рода психологической конкретностью. Так, речь идет, например, о необходимости познания собственного темперамента или "сложения", или о том, что следует поступать "прилично и сообразно" своему характеру. Книга полна призывами к изощренному и недоверчивому самонаблюдению, которое сравнивается с рассмотрением вещей "в увеличительные стеклы". "...Ежели желает кто достигнуть до справедливого о себе познания, тот должен человеческую мысль с разными ее силами и действиями совершенно испытать и открыть все ее потаенные обращения и коварные ходы; в противном случае знакомство с самим собою будет весьма пристрастно и недостаточно, а сверх того сердце наше будет еще нас и обманывать" 1. Соответственно глава XII первой части имеет заглавие: "Всякий, кто себя знает, гораздо ведает, коль сильно в нем господствует желание похвалы". Глава XI первой части озаглавлена "О тайных побуждениях наших деяний". "Важная часть познания самого себя состоит в том, чтоб знать истинные причины и тайные побуждения наших деяний... Не токмо что очень возможное, но и очень обыкновенное дело, что люди не знают главнейших побуждений их поступка и что воображают они, будто поступают по основательной причине, когда ясно видно, что они отнюдь оныя не имеют" (ч. I, 115-116).
1 Иоанна Масона познание самого себя. М., 1783, с. 4. Далее ссылки на это издание даются в тексте.
В книге есть и другие высказывания в том же роде: "Мы видим обман и ложь в других людях, а собственное сердце наше есть величайший прелестник, и нам никого не должно опасаться, как самих себя" (ч. III, 7). "Есть ли познать себя, то должно тебе в некоторых чрезвычайных случаях примечательно смотреть на расположение я движение души твоея. Некоторые нечаянные приключения, с тобою случающиеся, когда душа твоя отнюдь не на страже, лучше откроют тайное ее расположение и господствующую склонность, нежели величайшие случаи, к которым она уже приготовилась" (ч. III, 54).
Если от этих размышлений обратиться к дневникам молодого Жуковского, то традиция их становится ясна. "Каков я? Что во мне хорошего? Что худого? Что сделано обстоятельствами? Что природою? Что можно приобресть и как? Что должно исправить и как? Чего не можно ни приобресть, ни исправить... Какое счастие мне возможно по моему характеру? Вот вопросы, на решение которых должно употребить несколько (много) времени. Они будут решаемы мало-помалу во все продолжение моего журнала" (запись от 13 июня 1805 года) 1.
1 Дневники В. А. Жуковского. Спб., 1903, с. 12.
Запись от 30 июля 1804 года начинается фразой: "Нынешний день я провел весьма неприятно. Был недоволен собою, беспокоен, лишен бодрости". Далее, в форме разговора двух собеседников, следует анализ "нынешнего дня", фиксирующий психологические последствия самых мимолетных впечатлений. Это также тенденция протестантской религиозно-моралистической литературы и литературы масонской. Автор книги "Познай самого себя" неоднократно напоминает о том, что "ввечеру обязаны мы проходить и испытывать разные деяния протекшего дня, разнообразные мнения и мыслей состояние, в коих мы находились, и разыскивать произведшие их причины" (ч. III, 13). Дневники молодого Жуковского - памятник ранних попыток русской мысли анализировать внутреннего человека. Моральная программа этого самоанализа ориентирована на некий всеобщий, всегда себе равный идеал чувствительного и добродетельного человека. Достоинства и недостатки любого лица измеряются заранее заданной мерой этого идеала; они не индивидуальны. В ранних дневниках и письмах Жуковский особенно настаивает на таких своих недостатках, как лень, праздность, бездеятельность, - недостатках, предусмотренных также и масонской литературой, требовавшей от человека деятельности, активности в своем понимании. В книге Иоанна Масона есть глава "Познание самого себя делает нас полезнейшими в мире", посвященная вопросу о наилучшем применении собственных дарований. В ней осуждаются те, кто "проживают целые дни, недели, а иногда несколько месяцев сряду так бесполезно, как будто бы они во все сие время спали и отнюдь не существовали" (ч. II, 33). 26 августа 1805 года Жуковский записывает в дневнике: "В теперешнем моем расположении не чувствую даже и нужды мыслить: такие минуты очень похожи на ничтожество и еще хуже ничтожества, потому что чувствуешь неприятное... Как прошла моя молодость? Я был в совершенном бездействии... Никто не принимал во мне особливого участия, и... всякое участие ко мне казалось мне милостию. Я не был оставлен, брошен, имел угол, но... не чувствовал ничьей любви; следовательно, не мог... быть благодарным по чувству, а был только благодарным по должности... Это сделало меня холодным... Кто отделен от людей, тот не имеет предмета для размышления... Характер его делается робким, нерешительным, медленным, ленивым, потому что и характер образуется деятельностию" 1.
