– Петров! А ну, давай сюда этого цыгана!

Через минуту в сенях послышалась возня и хмурый простуженный красноармеец, подгоняя прикладом, затолкал в избу высокого, длинноволосого арестанта. Тот неловко ввалился внутрь и замер, зыркая по сторонам темными внимательными глазами. Держался он, на удивление, безо всякого страха, спокойно, даже слегка вызывающе.

– Вперед! – скомандовал красноармеец.

Цыган прошел мимо печки, лавки, развешанных на веревке еще мокрых вещей Ли. Он посмотрел в сторону открытого окна и поймал на себе взгляд исподлобья своего подельника.

– Стоять! – снова послышался приказ.

Арестант громко ухмыльнулся и осмотрелся.

На стене, недалеко от открытого окна, висел пришпиленный гвоздем листок с детским карандашным рисунком, где родители держат за руки ребенка. Лист был чуть помятым, одна его сторона была неровной и чуточку порванной, в нижнем углу красовался бледно-розовый цветок пиона.

Степанов едва заметно кивнул Чэну, мол, начинай.

– Ли, посмотри на этого человека. Ты знаешь его? – осторожно спросил Чэн.

Цыган, ухмыльнувшись, взглянув на Ли. Лицо мальчика исказилось, он вскочил на кровати, сжав кулаки. На глаза навернулись слезы, секунду он стоял неподвижно, после чего с криком бросился на арестованного. Степанов быстрым движением ловко перехватил его, прижав к себе, но мальчонка не унимался, выкрикивая по-китайски сквозь плачь:

– Это он! Он плохой! Пусти меня! Пус-ти!

Степанов вопросительно взглянул на Чэна, тот вполголоса перевел и начальник угрозыска коротко кивнул в ответ. Красноармеец, переминаясь с ноги на ногу в центре комнаты, нетерпеливо просипел:

– Так чего, второго вести?

– Нет, и так все ясно. Уводи его к черту!

Степанов поморщился – маленькие твердые кулачки Ли больно лупили его в бок.

– Вот дубасит! А ты говорил, слаб еще, – усмехнулся он, глядя на Николая.

Милиционер перехватил покрепче готового вырваться Ли. Мальчик все не успокаивался, пока подошедшая Авдотья не взяла его за руку. От прикосновения теплых женских рук Ли мгновенно замолк, прекратив сопротивляться.

– Пойдем, малыш. Тише.

Авдотья осторожно погладила его по голове и ласково улыбнулась. Ли послушно вцепился в протянутую ладонь и недоверчиво оглядываясь, отошел вслед за женщиной. Степанов проводил их взглядом. Потом сурово глянул на патлатого, которого торопливо выталкивал из избы конвоир.

– Теперь эта сволочь не отвертится! За такое полагается расстрел. А мальчонку, через пару дней, в приют определим.

Начальник угрозыска поправил сбившуюся фуражку, выдохнул и направился к двери.

– Постойте!

Голос Авдотьи, вдруг ставший жестким, мигом заставил Степанова остановиться.

– Как в приют?! Не отдам!

Чэн встал рядом и тихо поддержал:

– Товарищ милиционер, не надо в приют. Ему мать нужна.

Он кивнул на Авдотью и прижавшегося к ее ноге Ли, которые с надеждой глядели на Степанова. Тот прокашлялся, и исподлобья посмотрел на Николая.

– А второго-то потянете? – с сомнением спросил Степанов.

Николай белозубо улыбнулся и подмигнул жене.

– Чего же не потянуть? Еще как потянем! Будет Алешка Агафонов. А, мать?

Авдотья поспешно закивала, утирая слезы краем передника, и прижала китайского мальчика к себе покрепче. Степанов смерил Николая долгим взглядом и, качая головой, вышел прочь. Хлопнула дверь в сенях, мелькнула в окне фуражка с синим околышем, стало слышно, как красноармейцы понукают сонных лошадей.

Чэн радостно подмигнул Ли и вышел следом.

Митяй шумно хлюпнув носом, прошаркал к матери. Та взглянула на него заплаканными глазами и обняла.

Чэн застал Степанова уже сидящим верхом.

– Товарищ командир, просьба к тебе есть, – тихо проговорил китаец.

– Что еще?

– Нам бы родителей мальчика похоронить, как положено. Так правильно будет.

Степанов, после короткого раздумья, молча кивнул и дернул за поводья…

ГЛАВА ВТОРАЯ

Как обычно по субботам, много лет подряд над крышей небольшой агафоновской баньки дымилась труба. Так и сегодня, по традиции, мужская половина Агафоновых вместе с Чэном устроили банный день. Ли, румяный и всклокоченный от жара, сидел напротив Митяя и исподлобья наблюдал, как его новый названый брат со знанием дела поддавал в каменку, наполняя парную белыми горячими клубами. Чэн пыхтел и ухал, уперев жилистые руки в коленки.

– Хороша русская баня… Как заново родился!

Николай разогнал широкой ладонью пар и взглянул на разгоряченного Ли:

– Я вот что думаю, Чэн, нельзя, чтобы Лешка корни свои китайские позабыл, язык, культуру… Ты б позанимался с ним, а?

– Мудрый ты человек, Николай – улыбнулся Чэн, – в Китае говорят: «Лучше обучать сына, чем оставить ему короб золота».

– Спасибо, друг, – Николай посмотрел на мальчишек. – Как думаешь, Чэн, подружатся?

И, не дожидаясь ответа, хитро подмигнул Митяю:

– Ну-ка, попарь брата веничком! Пускай к русской бане привыкает!

Младший Агафонов, со знанием дела вытянул из кадки распаренный веник и направился к Ли. Тот, насторожившись, заерзал на лавке. Митяй с умным видом пару раз от души хлестанул брата по голым бокам. Ошарашенный Ли, вытаращив глаза, схватил другой веник и стал хлестать новоиспеченного брата в ответ. Завязалась такая кутерьма, что в бане сразу стало тесно – свистели прутья, босые ноги шлепали по полу. Николай и Чэн залились смехом. Но вдруг мальчишки побросали веники, и между ними завязалась настоящая схватка – в ход пошли кулаки, руки, ноги. Николай с Чэном принялись разнимать мальчишек, но они выскальзывали из рук мужчин и снова набрасывались друг на друга. Остановить их смог только громкий окрик Николая:

– А ну, тихо!!!

Мальчишки, как по команде, вытянулись смирно, сверля друг друга взглядами.

– Я его просто парил, а он! – пытался оправдаться Митяй.

– Митя-яй! Чэн, я говорить буду, а ты переведи Алешке.

Чэн с готовностью кивнул. Николай громко вдохнул и также громко выдохнул.

– Вы – братья. А это значит, что вам нужно уважать и защищать друг друга. Запомните, что бы ни случилось и где бы вы ни были – стойте друг за друга горой! Понятно?

Мальчишки разом кивнули, но смотрели друг на друга по-прежнему насупившись. Чэн покачал головой и обратился к Ли примирительным тоном:

– Не обижайся на Митяя, он это не со зла. Это массаж такой, очень полезный для здоровья. Смотри!

Чэн принялся нахлестывать себя веником, ухая и ахая от удовольствия. Мальчишки хитро переглянулись, охваченные одной и той же озорной мыслью, и, схватив веники, принялись лупить Чэна и Николая. Те сперва захохотали, но, почувствовав неожиданную мощь атаки, скоро были вынуждены прибегнуть к крайнему средству – ледяной воде из ушатов. У ребят перехватило дыхание. Николай и Чэн с хохотом наблюдали, как мальчишки, выпятив ребра на тощих боках, шлепают по дощатому полу.

– Подружились, – весело констатировал Чэн.

****

… Впервые за несколько дней выдалось солнечное, по-настоящему летнее утро. На бескрайнем синем небе не было ни намека на облачко. Все живое просыпалось от затянувшегося серого дождливого уныния.

Ли медленно вышел из дома, с любопытством изучая все вокруг. К лесу с шумом пронеслась стая птиц. Ли поднял голову, но, тут же, морщась от непривычно яркого солнечного света, опустил глаза. Споткнувшись, он пошел дальше, мимо конюшни и кузницы. В конце двора вдруг он увидел соседа, который то плавно двигался, будто танцевал, то и вовсе замирал.

Каждое утро вот уже много лет Чэн начинал с занятий кунг-фу. Это искусство он когда-то унаследовал от своего отца, а тот – от своего. Его плавные движения и правда были похожи на танец. Чэн замер, пару минут стоял неподвижно. Затем поднял с земли длинную кованую цепь и начал раскручивать ее. Смертоносное оружие гудело в воздухе, словно рой рассерженных пчел. Цепь, атакующая змеей, неожиданно вылетала далеко вперед и через мгновение возвращалась обратно к хозяину, послушно обвиваясь вокруг правого предплечья.