Если в вертолете его стеснял в движениях страховочный пояс, то в результате падения его движений не стесняло уже ничто. Перебитый хребет сделал из прадеда инвалида. На весь остаток жизни.

А жить ему оставалось ровным счетом месяц.

Справедливости ради стоит отметить, что в сознание прадед так и не придет.

***

Он занимал крайнее и самое опасное место в салоне вертолета. Этот факт оказался решающим. Иначе он бы просто не упал.

И дело не в том, туши, что было бы странно, если б единственному фотографу в толпе левых и без одного часа дронтоподобных пассажиров пришлось ютиться где-нибудь посередине.

А в том, что прадед обладал одним серьезным на то время генетическим дефектом. Он был гомосексуалистом.

***

Как и положено страдающему комплексом неполноценности самцу, прадед всячески демонстрировал свои качества. В том числе и бесстрашие. Повторюсь, он сидел с краю, чтобы удобней фотографировать АЭС, и при этом бравадно снял ремень безопасности.

Медик Зина вспоминала – когда пилота вертолета застала Великая Бабуинизация, прадед вывалился из салона. С оглушительным криком он шмякнулся аккуратненько в образовавшуюся трещину.

Таким образом, гомосексуальность прадеда сыграла ключевую роль в спасении человечества. Ведь будь он простецким рубахой-парнем, то сидел бы в центре, заглушал страх идиотскими шуточками и для виду щелкнул бы пару кадров из-под подмышки соседа.

Часть четвертая. Челышко

***

Треть самолета, торчащая наружу, сохранилась в отличном состоянии. Та часть, которую принято называть хвостовой. У ящериц в случае опасности хвост отпадает, у самолета он или разрушается вхлам, или остается целехоньким.

Порывшись, ничего интересного и съедобного я там не обнаружил. Сплошь гниль да плесень, местами завернутая во вздувшийся полиэтилен. От удара при падении весь мусор вывернуло на пол, отчего образовались отсыревшие, лежалые кучи. Перед каждым креслом, на спинке предыдущего, есть кармашек. В нем хранится бумажный пакет – для тех, чьи организмы не могли удержать пищу при авиаперелете. Также в кармашке запиханы журналы, предназначенные отвлечь от мыслей о бумажном пакете. В хвостовом отсеке, наименее испорченном временем, я и отыскал один из таких, более-менее читабельный.

***

В журнале есть статья, с картинками. В ней идет речь о неком острове Крит. Написано, что это не просто остров, а прямо таки жемчужина посреди морей. С белоснежными песками, чарующей природой, лазурной водой, отменной кухней и грандиозным культурным наследием. На картинках, для всех сомневающихся, изображено подтверждение красот и прелестей острова. Не удивлюсь, если самолет вез пассажиров именно на этот остров.

Что ж, туши, после наступления Великой Бабуинизации дверцы лавочки с грохотом захлопнулись.

***

В считанные дни в мире воцарился сущий ад. Мужчины погибали пачками – в самых неожиданных местах, в самых непредвиденных позах. С бухты-барахты практически.

Остров Крит, равно и другие острова, полуострова, а с ними и материки – стали свидетелями кошмарных катастроф. И последовавшего затем хаоса. Несметное количество аварий, взрывов, смертей. Мужчины, один за другим выключающиеся из текущих проблем, посмертно создавали их в геометрической прогрессии.

***

Многие из женщин оказались неспособны созерцать на вакханалию равнодушно и философски. Они сходили с ума, вскрывали себе вены, глотали пригоршнями таблетки, выбрасывались из окон.

Вы понимаете – что-то невероятное и чудовищное происходило в первые недели после наступления Великой Бабуинизации.

***

С присущей ему зловредностью, папа заявлял, что на самом деле с мужчинами вышло все гораздо прозаичней. Женщины их просто порешили. Одного за другим. Вселенский гендерный заговор. Посчитав, что они и так вполне в состоянии справиться с тем, что им преподносит жизнь, они избавились от отжившего свое довеска.

Прадеда же не трогали, поскольку он являл собой радиационный отходник. И протянуть ему долго явно не судилось.

– А почему тогда мальчиков не трогали? – удивился я. – Пожалели?

– Еще чего, пожалели, – усмехнулся папа. – Самый сок кокнуть мужчину, когда он созревает для секса. Когда он вот-вот испробует это блаженство. А тут раз – и жмур!

Когда я спросил по поводу последнего выстрела, папа отвесил мне действенную оплеуху и тонко намекнул не донимать дурными расспросами.

***

Папа рассказывал, что далеко не все мужчины в прошлом были крутыми перцами. Случались и отбросы, побочные продукты сильной половины человечества.

Но мужчины, какие б они не были и что из себя не строили, всегда стремились к сплочению, к проведению времени сообща – весело и беззаботно.

– С бабами это невозможно, – веско рубил правду папа. – С бабами всегда нужно быть начеку, сдерживаться, чтобы не упасть лицом в грязь.

Самым постыдным вариантом сплоченности среди мужчин являлись гомосексуалисты.

– Какие еще глисты? – недоуменно спросил я. И совершил огромную ошибку. Папа озверел.

– Го-мо-сек-су-а-лис-ты, – сквозь зубы процедил каждую букву. Затем приложился ладонью мне по затылку. Вышел глухой хлопок. – Повторяй за мной.

– Гомисты… – хныча, кое-как повторил. Он треснул меня еще раз.

– Му-же-лож-цы.

– …ложцы…

– Пе-де-рас-ты! Повторяй!

– …п-расти…

Еще один чувствительный удар. Я умывался слезами.

– Голубки!

– …лубки…

– Геи!

– …эи…

– Жопо-лазы! – заорал.

– …лазы…

– Глино-месы!

Я разревелся и не смог повторить.

Ну, теперь, туши, и вы в курсе, что это все одни и те же. Я лично запомнил навсегда.

***

Итак. Представьте себе такую ситуацию. Вот есть двое бычков. Мощные, статные, или, скажем, наоборот – жалкие и немощные, это неважно. Между задних копыт у них свисают волосатые ядра, а с пуза торчит штырь. Вокруг бычков пасутся сотни коров, на любой вкус. Хватай любую и тащи в кусты.

Но нет. У этих бычков свое на уме. Вместо того, чтобы взбираться на коров и состряпать дельце, они взбираются друг на друга. На полном серьезе, туши. И то место, откуда у мужика должны выходить лишь шлаки, затыкается отростком второго мужика.

Про продуктивность и говорить не стоит.

– Мужская дружба бывала и такой, – говорил с омерзением папа.

***

В силу своего генетического дефекта прадед предпочитал водить шашни с другими самцами. В отличии от отца, не могу назвать это предосудительным. Поскольку среди животных такое поведение встречается сплошь и рядом. Чего стоят упомянутые раньше обезьяны-бонобо, и их беспредельные утехи.

Но прадед не был полноценным бонобо. И тяга к однополой любви среди людей считалась, мягко говоря, неправильной.

Вот таким ханжеским был раньше Киев.

***

Когда отец рассказывал о прадеде, он прямо кипел от негодования. Секс между мужчинами даже рядом не стоял с продуктивностью. А на ней отец был повернут, как никто другой.

Предполагаемый процесс совокупления между прадедом и партнером он называл не иначе, как «взрыв хризантемы».

Видимо, он находил в этом изощренном сравнении особый гнусный шарм. Анус, кольцом мышц сжимающий просвет кишечника, создавал множество мелких складочек, рассеянных лучиками по окружности.