ОРДЕН ПРОМЕТЕЯ

25.07.2006

– Готов ли ты принять новое имя?

– Надеюсь, оно благозвучное?

– Зачем тебе?

– Имя должно быть достойно человека.

– Человека?.. Человека? Человека?! Забудь! Ты и люди теперь враги навсегда!

– Высокие лорды, я ваш слуга?

– Нет. Ты – наш брат. Наш новорожденный младший брат.

– Я – ходячий мертвец, я – изгой, но это ни в какое сравнение не идет с мукой кровожадности…

– Но наш дар послан в удовольствие, не в наказание. Впрочем, некоторые несчастные братья умудрились превратить его в таковое…

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

ПРАВИТЕЛЬ РОТЕБУРГА

Граф Ульш Ротмунд правил в местечке Ротебург с незапамятных времен. Имя его полностью звучало Юлиус, но народу сложновато было выговорить, и они переделали его на свой лад. Почему с незапамятных? Даже в архивах аббатства Вольфгартен не находилось сведений ни о каких других правителях, кроме него, а аббатству стукнуло триста лет в позапрошлом году, не говоря уж о фундаменте храма, свидетеле язычества. Любители поставить все на твердую почву рационализма наверняка нашлись бы, как объяснить такую странность, например тем, что все представители рода Ротмундов носили одно и то же имя, что в семье рождались только мальчики, или что Ротмундов не существует вовсе, это лишь удачное прикрытие для ловких мошенников. Но, на нашу беду, в Ротебурге таких рационалистов не было.

Ротебург стоит посреди лесистой равнины, с востока защищенной холмами. Населяют его простые люди, нечто среднее между дельцами-мастеровыми и разбойничьей вольницей. Как гласят легенды, вначале было перепутье, где собирались раз в месяц крестьяне окрестных деревень, чтобы обменяться товарами своих промыслов. Об этом пронюхали бандиты и регулярно совершали на эту импровизированную ярмарку набеги. Крестьян это достало, и они наняли для охраны уже порядком разросшегося рынка рыцаря Ульша Ротмунда, которому доверили набрать ватагу умелых воинов. Ульш с задачей справился и даже выстроил дозорную башню. К башне потом прилепили небольшой деревянный форт. Когда денег от бойкой торговли прибавилось, а на земли позарились соседи-феодалы, деревянное укрепление стало каменным, а рыцарь Ульш – местным графом. Со временем рыночная площадь превратилась в центр богатой деревни, а деревня, спустя лет пятьдесят, – в полноценный город. И дела обстоят так уже лет четыреста. Город свой ротебуржцы называют просто Город, и делится он на три квартала: Хвост, Грива, а посредине – Всадник. На вопрос приезжих: 'а где же лошадь?' шутники отвечают: 'ускакала'.

Одним словом, прогресс налицо. С развитием важных феноменов экономико-социального свойства, как то: больница, церковь, суд и гильдии мастеров, – и без того свободные и полноправные граждане города возжелали узреть своего правителя и обсудить с ним форму своих отношений. Горячие головы даже поговаривали о выборе губернатора. Было это лет сто назад. Охранять город от нападения кого бы то ни было стало излишним, разбирать преступления – ведение суда, а налоги собирать можно и городскому Совету, он же и решит, на какие нужды потратить деньги. Короче, Ульш чуть было не получил отставку за ненадобностью. Рука помощи протянулась совершенно с неожиданной стороны – от представителей Святой Церкви.

Почему с неожиданной? Про Ульша горожане открыто говорили, что он – вампир. Скрывать сей факт он и не стремился, но пожаловаться на него никто не мог – не на что. На людей он не кидался, младенцев не воровал, кровь молоденьких девиц не пил, вел самый что ни на есть скромный образ жизни, был честным малым и верным хранителем города. Естественную по своей вампирской природе жажду крови удовлетворял, довольствуясь домашней живностью и казненными преступниками. Кстати, последнее обстоятельство имело решающее значение для снижения преступности в городе практически до нуля.

Жить бы под сенью замка Ротмунда да радоваться, но нет: горожане терпели свое соседство с Ульшем исключительно на период неспокойного междуцарствия. Ротебург и Хольфштаттская равнина относились к королевству Эрбенгот, а при дворе который год не могли утихнуть споры за трон. Покойный король Густав был любвеобильным мужчиной и оставил пятерых сыновей от двух своих официальных жен и четырех, рожденных вне брака. Пока они и их потомки боролись за корону, в стране не утихали стычки между партиями наследных принцев, вплоть до раскола в регулярной армии и начала затяжной гражданской войны. Но вот, наконец, законный наследный принц Эрих, отправил на тот свет большинство своих родственничков, и в стране воцарился мир.

И без того процветающий городишко Ротебург воспрял духом, и горожане немедля послали дорогому графу Ульшу коротенькую записочку, дескать, 'мы, уважаемые и достойные граждане Ротебурга, от лица всего населения города и с их полного согласия приказываем в течение суток сложить полномочия, собрать вещички и покинуть территорию Ротебурга, удалившись в добровольное изгнание, благодарим за оказанную ранее помощь (см. пп. 2 и 3 Договора о найме на службу от 865 года Эпохи Рассвета) и впредь без особого разрешения Совета Города воспрещаем проникновение на вышеозначенную территорию… охота на диких животных, за исключением обитающих на землях королевских заказников, разрешена… однократная попытка нападения на человека, не повлекшая за собой травмирования или смерти данного человека, ограничивается предупреждением… повторное нападение, травмирование и/или гибель потерпевшего караются согласно положениям Хартии Вольного Суда города Ротебурга по всей строгости закона Королевства Эрбенгот'.

Записочка немало позабавила графа Ротмунда, поскольку являла собой яркий образец бумагомарания. Назвать эту писульку документом, обладающим юридической силой, язык не поворачивался. Подписи видных горожан были на месте, но отсутствовала его, графа, личная печать для указов, а посему, пока он еще полноправный господин земель, согласно п. 1 'Договора…', пусть хоть двадцать раз объявляют приговоры, по тем же самым Законам Королевства Эрбенгот они ничего не значат. Для его изгнания им понадобятся куда более веские причины, нежели простое желание. Перечитав пару раз послание, Ульш не поленился написать ответ, в котором под сладким соусом смирения предложил обсудить условия на собрании в приемном зале своего замка, куда пригласил составителей этой филькиной грамоты.

Горожане, конечно, могли сыграть нечестно. Если бы им очень-очень хотелось избавиться от графа Ротмунда, они могли бы выбрать два пути – подослать наемного убийцу либо сфабриковать обвинение в преступлении. Потому, готовясь к совещанию, Ульш с натянутой улыбкой на тонких губах, облачаясь в бархатную черную мантию, не позабыл пристегнуть к поясу верный мирисийский клинок, выручавший его не одно столетье и в сражениях, и на темных перекрестках. Таких мечей сейчас уже не делали, секрет был утерян, пожалуй, задолго до рождения самого рыцаря Ульша. Это был клинок его прадеда – острый, легкий, гибкий, прочный, надежный. Обычно меч хранился в ларце красного дерева в опочивальне и покидал пределы своего упокоения лишь в особых случаях, а пределы ножен – и того реже. Граф Ротмунд любил посоревноваться с дворцовой стражей в искусстве владения холодным оружием, но для этого у него был простой короткий стальной меч. Свой же марисийский клинок (по названию провинции далекой страны Ашака-Нир, о которой у графа, как и у большинства эрбенготцев, были весьма смутные представления) он не то что ценил на вес золота, считал даром Фортуны и гарантией своей, в общем-то, безбедной жизни, но полагал, что в нем заключена часть его собственной, по уверению священников, потерянной души.

Совещание закончилось под утро. В открытую никто против графа Ротмунда идти не хотел. Ротебуржцы, уже порядком забывшие, как вообще выглядит их правитель, а многие, даже сомневавшиеся в его существовании, убедились, что он вовсе не выживший из ума душевнобольной и не звероподобный монстр с затуманенным жаждой крови мозгом. Граф Ульш Ротмунд оказался умным и талантливым политиком, спокойным и рассудительным. Выглядел он своеобразно, но не отталкивающе, и, уж тем более, в его внешности не было ничего от мамкиных баек, которыми стращают на ночь детишек Ротебурга уже не один десяток поколений. Его можно было бы даже назвать красивым, но мороз по коже пробегал от его красоты. Он не производил впечатления дряхлого и немощного старца, каким должен бы быть, судя по его внушительному возрасту. Время застыло для него. Резкая складка, очерчивающая рот, пепельная седина, старый шрам – вот всё, чем одарило его время.