К этому добавлялась неблагоприятная метеообстановка, которая, как уже часто бывало, ставила под вопрос успех операции. Но все вышеназванные причины кажутся не имевшими для его решения такого важного значения, как надежда разбить Англию, разгромив Россию.

С вступлением в войну Италии возник театр военных действий и на Средиземном море, который Гитлер поначалу считал полностью доменом своего партнера по «оси». Однако главнокомандующий сухопутных войск, а в первую очередь главнокомандующий военно-морским флота настойчиво указывал ему на то, какое значение имеет средиземноморская стратегия в рамках борьбы против Англии. Редер придерживался взгляда, что ведущиеся здесь операции (скажем, против Гибралтара, против Канарских островов с целью закрыть вход в Средиземное море и отрезать Мальту, защита вишистской Северной Африки от вражеских высадок, прорыв к Суэцкому каналу и изгнание противника с Ближнего Востока) скорее отвечают радиусу действия германских вооруженных сил.

Так, с июля 1940 года встал вопрос о захвате Гибралтара (операция «Феликс») с испанской помощью. Поскольку отношения между «осью» и Испанией на основе той помощи, которую Германия и Италия оказывали ей в гражданской войне, были весьма дружественны (Франко еще 3 июня с восторгом поздравил Гитлера с германскими военными успехами), Гитлер надеялся вскоре привлечь эту страну к борьбе на своей стороне.

В июле он поначалу активизировал дипломатические усилия по привлечению Испании к реализации своих планов. Но Франко, хотя и склонялся после германской победы над Францией к участию в войне, с одной стороны, сознательно сильно завысил свои требования: так, он потребовал военные материалы всякого рода, тяжелое оружие, боеприпасы, горючее, оснащение и пшеницу для своей страны, еще не преодолевшей последствий внутренних столкновений. С другой стороны, его привлекало приобретение новых территорий – таких, как Гибралтар, Французское Марокко, часть Алжира (Оран), расширение колонии Рио-де-Оро за счет Франции и район Гвинейского залива. Но пойди Гитлер навстречу этим желаниям, пришлось бы вступить в конфликт с вишистской Францией, а это в тот момент противоречило его намерениям! Кроме того, приходилось опасаться, что тогда под знамя де Голля перейдут и другие части французских колониальных владений. Итак, Гитлер встал здесь перед несомненной дилеммой.

Вполне возможно, колебания Франко были вызваны несгибаемой позицией Англии. До тех пор, пока Великобритания не была действительно повержена, в случае его вступления в войну жизненный нерв Испании – ее снабжение морем – оказался бы под величайшей угрозой. Когда же Гитлер 23 октября предложил каудильо в начале 1941 года вступить в войну, тот снова уклонился от определенного ответа, забаррикадировавшись требованиями больших поставок техники и оружия. Адмиралу Канарису, начальнику германского абвера, пришлось 7 декабря 1940 года снова задавать в Мадриде вопрос, согласится ли Испания хотя бы пропустить германские войска через свою границу с целью захвата горных укреплений. Но и на сей раз Франко отказался, заявив, что его страна еще не в состоянии пойти на этот шаг по экономическим причинам. Несомненно, это было всего лишь внешним предлогом: неудачные операции итальянцев в Греции и Северной Африке, успехи англичан в воздушной битве в сочетании с тем фактом, что Гитлер все еще не рискнул предпринять высадку на Британские острова, вполне могли открыть испанскому правительству первые отчетливо видимые слабые места «оси»; да к тому же английский посол в Мадриде умел их эффективно подчеркнуть. Поэтому Гитлер в середине декабря 1940 года счел, что политические предпосылки для операции «Феликс» уже отсутствуют, и 9 января 1941 года от нее отказался. В остальном же Средиземное море было для него прежде всего итальянским театром военных действий, а подлежащая осуществлению здесь стратегия – ослабление английских позиций – не казалась ему серьезной альтернативой его планам на Востоке.

Как сообщил [начальник штаба оперативного руководства вермахта] генерал Йодль в докладе гауляйтерам 7 ноября 1943 года, Гитлер еще во время Западной кампании сказал ему о своем «принципиальном решении» ликвидировать большевистскую опасность, как только это позволит военное положение Германии. Действительно, после победы над Францией нападение на Советский Союз (план «Барбаросса») все сильнее овладевало помыслами и желаниями Гитлера. Однако отнюдь не «жизненное пространство на Востоке», насильственное завоевание которого уже с 20-х годов пронизывало политические расчеты Гитлера, служило главным активизирующим моментом; нет, главным импульсом являлась наполеоновская идея разбить Англию, разгромив Россию.

Большое число уцелевших военных документов, относящихся к лету 1940 года, едва ли оставляет какое-либо сомнение в том, что Гитлер начал серьезно планировать нападение на Советский Союз уже с июля 1940 года и в принципе (правда, вначале с некоторыми временными оговорками) был полон решимости предпринять его еще весной 1941 года. Однако ОКВ отговорило его от этого, ибо русская распутица могла создать трудности продвижению германской армии на восток.

21 июля 1940 года Гитлер приказал ОКХ подробно изучить все предварительные условия наступления на Востоке и начать соответствующие приготовления. Как заявил Гитлер Браухичу и Гальдеру десятью днями позже, он считал, что Англия скорее заключит мир, если Советский Союз, ее последний потенциальный союзник на континенте, будет уничтожен. Продолжительность операции на Востоке он определял примерно в пять месяцев. Тогда Германия сможет считать себя «неограниченным господином» в Европе и на Балканах.

Вне всякого сомнения, начавшееся тем временем советское продвижение в Прибалтике и в Юго-Восточной Европе (аннексия Бессарабии и Северной Буковины) в июне 1940 года не столько обескуражило, сколько обеспокоило нацистское руководство; ибо в результате этого возникла несомненная угроза важным для Германии румынским нефтяным районам. Ведь со времени подписания германо-русского секретного соглашения от августа 1939 года Гитлеру было ясно, что его партнер рано или поздно представит свой счет за «спокойное поведение» во время германских наступлений.

В остальном же из ставших ныне известными документальных источников явствует, что Гитлер принял решение о нападении на Советский Союз отнюдь не на основании указанных выше событий. Гораздо больший вес имели следующие соображения.

Если Советский Союз, последняя континентальная шпага Англии, будет побежден, у Великобритании едва ли останется какая-либо надежда на перспективное сопротивление. Ей придется прекратить борьбу, особенно если удастся побудить Японию к действиям против Англии в Восточной Азии, прежде чем вступят в войну США.

Если же она, несмотря на все это, будет сражаться дальше, Гитлер решил путем захвата Европейской России осуществить завоевание новых огромных экономически важных областей, используя резервуар которых он в случае необходимости сможет выдержать и более длительную войну. Тем самым наконец-то осуществлялась его великая мечта: Германия приобретала на Востоке то жизненное пространство, на которое она претендовала для своего населения. Одновременно ни одно государство в Европе больше уже не могло оспаривать у Германии главенствующее положение; ставший обременительным конкурент устранялся и больше не мог продолжать свою «вымогательскую тактику». Не последнюю роль играло и то соображение, что «окончательное столкновение» обеих систем – национал-социализма и большевизма – однажды все равно станет неизбежным; данный момент казался Гитлеру наиболее благоприятным для этого, ибо Германия обладала сильными, испытанными в боях вооруженными силами и, кроме того, была высокооснащенной для войны страной.

Разумеется, только переговоры с Молотовым в ноябре 1940 года в Берлине окончательно избавили Гитлера от последних сомнений в том, что принятое им решение – правильный и единственный выход. Эти переговоры показали, что единство между обоими жаждущими экспансии партнерами в вопросе о разделе «сфер интересов» в мировом масштабе теперь, а также и в будущем едва ли возможно.