– О нет, только не писать! – вырвалось у Кая Руала.
– А что такое резюме? – спросила Вивиан.
Я взглянул на нее. Подбородок у нее почти не закруглялся, поэтому лицо казалось квадратным, но при этом не грубым – было в ней нечто мягкое, щенячье. Когда она улыбалась, голубые глаза почти исчезали, а улыбается она, как я понял, часто.
– Это значит, что надо написать о себе, – ответил я. – Представь себе, что ты рассказываешь о себе кому-то, кто тебя не знает. О чем ты первым делом напишешь?
Она села по-другому, неуклюже сплетя ноги.
– Наверное, что мне тринадцать лет? Я живу в Хофьорде и учусь в седьмом классе?
– Очень хорошо, – похвалил я. – А еще, наверное, про то, что ты девочка?
Она хихикнула.
– Да, это тоже полезно знать, – согласилась она.
– Ну ладно, – сказал я, – напишите страничку о себе. Или, если хотите, больше.
– Вы это вслух будете читать? – поинтересовалась Хильдегюнн.
– Нет, – ответил я.
– А на чем нам писать? – спросил Кай Руальд.
Я стукнул себя по лбу.
– Ну конечно! Я же вам тетрадки не раздал!
Они тихонько засмеялись – они ведь дети, им от такого весело. Я бросился в учительскую, принес стопку тетрадей и раздал их – и вскоре все уже сидели и дружно выводили буквы, а я стоял у окна и смотрел на горные вершины на противоположном берегу фьорда, там, где они словно вкручивались в небо, холодные и черные, в светлую и легкую его ткань.
Когда прозвенел звонок и я собрал тетради, в теле пузырилось почти ликующее чувство. Все прошло хорошо, зря я боялся. После двенадцати лет учебы момент, когда открываешь дверь и входишь в учительскую, доставлял особенную радость: я пересек черту, я перешел на другую сторону, стал взрослым, и теперь я отвечаю за собственный класс.
Я положил вещи на стол, налил кофе и, усевшись на диван, посмотрел на остальных учителей. Я попал за кулисы, – подумал было я, но мысль эта, сперва приятная, в следующую секунду вывернулась наизнанку: что за херня, разве к этому я стремился, да я же учитель – унылее участи не придумаешь. Закулисье – это музыканты, телки, бухло, турне, слава. С другой стороны, я же здесь не насовсем. Это лишь ступенька.
Я сделал глоток и взглянул на дверь, которая в ту же секунду отворилась. Это пришел Нильс Эрик.
– Ну как прошло? – спросил он.
– Хорошо прошло, – ответил я, – зря я вообще боялся.
Из-за спины у него вынырнула Хеге.
– Какие они славные, – проговорила она. – Такие чудесные малыши!
– Карл Уве? – окликнули меня из кухонного закутка.
Я заглянул и увидел Стуре с чашкой кофе.
– Ты же в футбол играешь, верно?
– А то, – ответил я, – но не особо хорошо. Я два сезона назад играл в пятой лиге.
– У нас тут есть команда своя, – сказал он, – я их тренер. Мы в седьмой лиге, поэтому ты легко справишься. Хочешь с нами играть?
– Конечно.
– Тур Эйнар тоже с нами. Да, Тур Эйнар? – Он заглянул в комнатку с письменными столами.
– Ты опять про меня гадости говоришь? – послышалось оттуда, а спустя секунду Тур Эйнар заглянул к нам.
– Тур Эйнар в юности играл в четвертой лиге, – сказал Стуре, – но других талантов у него, к сожалению, нет.
– Зато я, по крайней мере, не облысел, – Тур Эйнар вошел в кухню, – поэтому мне не приходится для поддержания мужественного образа отращивать бороду. В отличие от некоторых.
Тур Эйнар был родом из Финнснеса, белокожий и веснушчатый, с прямыми рыжеватыми волосами и вечной ухмылкой. Движения у него были медленные и продуманные, почти театральные, он словно старался показать: вот идет тот, кто живет в собственном темпе, а остальные ему до лампочки.
– Ты кем играл? – спросил он.
– Полузащитником, – ответил я. – А ты?
– Центральным полузащитником, – он подмигнул.
– А-а, центртерьер, – кивнул я, – а меня лосем прозвали. Такое прозвище само за себя говорит…
Он расхохотался.
– Почему лосем? – не поняла Хеге.
– Бегал так, – объяснил я, – широким шатким шагом и не меняя скорости.
– А другие звери на футбольном поле есть? – спросила она.
– Неужели нет? – я посмотрел на Тура Эйнара.
– Есть, а как же, форвард – сильный, как бык. Пробивает в ворота.
– И тигр, – добавил я. – Вратарь прыгает, как тигр. Кстати, и генерал есть.
– А это кто?
– Это тот, кто знает, где находится каждый из команды, и в нужный момент готов передать им мяч.
– Какое ребячество! – воскликнула Хеге.
– И еще либеро! – вспомнил Тур Эйнар.
– И лиса в клетке. И, разумеется, одинокий волк.
– Вы судью забыли, – сказал Нильс Эрик, – судья – это козел.
– И вы играете в такое по доброй воле! – поразилась Хеге.
– Я – нет, – сказал Нильс Эрик.
– Но вы-то двое играете. – Она посмотрела на меня.
Прозвенел звонок. Я встал, чтобы взять книги для следующего урока. Стуре положил мне на плечо руку.
– У тебя сейчас мой класс, верно? – спросил он.
Я кивнул.
– Да, у них английский.
– Там есть один такой Стиан. Поосторожнее с ним. Он, возможно, попробует тебя подкалывать, но ты не обращай внимания, и он уймется. Ладно?
Я пожал плечами.
– Будем надеяться, – сказал я.
– Если не загонять его в угол, то с ним не сложно.
– Ладно, – сказал я.
Английский я знал хуже всего, между мною и старшими учениками было всего два года разницы, поэтому, когда я дошел до второго крыла, где сидели восьми- и девятиклассники, желудок у меня снова сжался от страха.
Я положил стопку книг на стол.
Ученики расселись по классу так, словно их раскидало центрифугой. Все они делали вид, будто меня тут нет.
– Hello, class! – сказал я. – My name is Karl Ove Knausgård, and I’m going to be your teacher in English this year. How do you do?[3]
Все молчали. В классе было четверо мальчиков и пять девочек. Некоторые посмотрели на меня, другие сидели и царапали что-то в тетрадях, одна девочка вязала. Я узнал мальчика, которого видел возле киоска. На голове у него была бейсболка. С издевкой поглядывая на меня, он раскачивался на стуле. Это, видимо, и был Стиан.
– Well, – начал я. – Now I would like you to introduce yourself[4].
– По-норвежски давай! – сказал Стиан.
Парень за его спиной, поразительно тощий и высокий, даже выше меня – а я метр девяносто четыре, – громко засмеялся.
Кто-то из девочек хихикнул.
– If you are going to learn a language, then you have to talk it[5], – сказал я.
Одна девочка, темноволосая и белокожая, с правильными чертами чуть полноватого лица и голубыми глазами, подняла руку.
– Yes?[6] – Я посмотрел на нее.
– Isn’t your English a bit too bad? I mean, for teaching?[7]
Я почувствовал, как кровь бросилась в лицо, шагнул вперед и, пытаясь успокоиться, улыбнулся.
– Well, – проговорил я. – I have to admit that my English isn’t exactly perfect. But that isn’t the most important thing. The most important is to be understood. And you do understand me?[8]
– Sort of [9], – ответила она.
– So, – продолжал я. – What’s your name, then?[10]
Она закатила глаза.
– Camilla[11], – сказала она.
– Full sentences, please?[12]
– Ох! My name is Camilla. Happy?[13]
