Вот после этого последнего взгляда все сразу вдруг вспоминали о том, что воспитанные люди не таращатся с таким беспардонным любопытством на незнакомцев. И вообще, у них свои дела есть. Где-то в другом месте, а то и на другой стороне планеты.
Не зря же я посмотрел самую тошнотную порнуху в своей жизни. И из собственного невеселого опыта пребывания в лаборатории кое-что вспомнил. Так что в мою принадлежность к породе здешних артефактов поверили все.
Кстати, забыл упомянуть. Нарядили мы не только Лали, но и меня. А потому сейчас, для пущего эффекта, на моей голове красовались самые настоящие рога местного доисторического ящера. А на оборотной стороне ладони перчатки «прикрывали» несколько чешуек. Ну и прочие «чехлы», принесенные Крыксом, оказались весьма необычными. Действительно сами подстроились по фигуре, эффектно облегая в нужных местах и сдержанно имитируя узор шкуры все того же ящера.
— А этот лысый, он кто? — Я и правда не стал прожигать взглядом того персонажа, на которого едва заметно кивнула Лали. Придвинувшись как можно ближе к ней, я создал для всех окружающих иллюзию интимного перешептывания. — Скупщик? Работорговец?
— Нет. Сплетник, — едва слышно ответила уже заметно оттаявшая девушка. — В смысле, дядька Жук — самый болтливый язык в Перепечках, знает все новости от донышка до крышки и никогда не треплется зря. Вот он нам и инфу по твоим детям может дать, если она в природе существует, и скупщика подскажет… и лишнего не ляпнет потом.
— Тебе не кажется, что это несколько противоречит одно другому? — искренне удивился я.
— Кажется. Но кто ж виноват, что оно так и есть?
Глава 22
Лали
Трусы со стразами и платье до одного места я перенесла нормально. Скорее, просто удивилась таким нарядам. Каблуки зашли хуже, но чисто с практической точки зрения — в такой обуви, по меткому выражению братана, можно только лежать. Даже сидеть неудобно, не то что стоять, ходить или, не дай мра, бежать.
И до самых Перепечек все было терпимо. А вот в городе меня неожиданно накрыло. Наверное, взгляды из толпы спровоцировали — оценивающие, липкие и… всякие, короче.
Главное — сама виновата. Точнее, не виновата, а… сложно все.
Сначала вспомнило тело. Оно само начало двигаться, дышать, держать спину, контролировать поворот головы и выражение лица. Как учили, как вбивали, как вошло в кровь, в плоть и в кости. Хотя забылось, казалось, раз и навсегда. Это забвение пришло вместе с выдранной зубами свободой. Но как оказалось, не навсегда…
Ощущения тела оказались коварны: запустили какую-то неведомую химию в мозгу — и меня накрыло. Словно я опять на том проклятом пятачке освещенного пространства, а из темноты смотрит ОН. Смотрит, выбирает момент.
Глупый, но успокаивающий шепот Меза вывел меня из этого состояния, словно рывком за руку выдернул из той самой темноты, в которой скрывался «хозяин».
Он так сам себя называл. И меня заставлял. Хозяин, или господин, или еще что-нибудь в том же духе. На самом деле, конечно, никаким хозяином и артефактом он не был. Точнее, кровь имел, как и звериные повадки прежних повелителей жизни. Но вот силы и сожранных душ ему не перепало. Боялся он души жрать, и правильно — сдох бы сразу. Зато ломать, корежить и топтать эти самые души вместе с телами он умел и умением своим наслаждался сполна.
Тьфу, забыла же! Забыла, стерла, зачеркнула к чернухам. И не собираюсь позволять мрази из прошлого ломать меня в настоящем.
— Уф-ф-ф… прости. — Я еще раз извинилась перед Мезом и, мысленно плюнув на все, прислонилась к нему плечом, спиной, а потом и вовсе почти растеклась по нему, жадно впитывая успокаивающее тепло чужого тела. — Все, я совсем в порядке. Дядька Жук будет ждать нас в «Ржавом сапоге» через мицик, я ему сигнал дала. Кажется, только этот старый пройдоха меня и узнал в таком виде.
— И как ты объяснишь ему свое состояние? Он не ринется спасать тебя от злобного хозяина? — Гость прижал меня ближе и положил подбородок на плечо.
— Да ему на нас нас… наплевать, — поправилась я, мысленно падая в обморок и одновременно корчась от смеха над самой собой — это я, да? Я сейчас взяла руки своего спутника и сама положила их себе на талию? Причем это не жест маскировки или притворства. Мне и правда этого хотелось. — Спасать он кинется, ага. Скорее, поздравит и даже позавидует, решит, что я неплохо устроилась. Он давно мне предлагал продать кому-нибудь «свою упругую задницу» и не заниматься неподходящей для девки работой. Что, впрочем, не мешало старому хрычу волочь свой хлам на ремонт именно в мою нору. На этой почве у нас с хрычом вполне себе неплохие отношения, и Жук не станет кочевряжиться на предмет «я не такой, я жду космолет», когда мы закажем у него информацию.
— Господин! — внезапно прервали нас, и под ноги куцыру кинулась какая-то потрепанная женщина. — Господин! Хозяин! Купите ребенка!
Я чирикнуть не успела, а в броню антиграва уже впились грязные пальцы, и мелкое-тощее-грязное из рук тетки уже вскарабкалось по стальным украшениям к ногам «хозяина» с проворностью пустынного шуаршика.
— Хосподин! — Прошмыгнув на крышу, где мы устроились, прямо под ноги Мезу, оно упало на колени, чуть ли не целуя чешуйчатые ботинки.
— Брысь! — мгновенно среагировал гость, хватая его за шкирку и отбрасывая подальше. Я даже вздрогнула от неожиданности и ожидания детского крика, но ребенок с ловкостью чернушной споры извернулся в воздухе и влетел обратно в руки «матери». — Еще раз испачкаешь мою обувь, мне придется испачкать землю. Вашими внутренностями. — Холод разлился по окрестностям, и толпа отпрянула от антиграва на пару шагов.
— Господи-и-ин! — хором заголосила эта парочка, шарахаясь подальше, а затем крик подхватили еще несколько оборвышей из толпы.
И тут я кое-что заметила. А заметив, хищно прищурилась на «продавщицу» и ее «товар». Потом быстро повернула голову:
— Сможешь схватить и затащить внутрь обоих?
— Смогу, но зачем? Нам еще разборок с местными шайками не хватало, — вздохнул он, картинно вытирая платком грязь с сапог.
— Потом объясню. — Я же прикинула, что если придется — сама справлюсь, а то рассказывать дольше. Но справляться не пришлось: куцыр моментально как-то выпутался из оглоблей — и ф-ф-ф!
Толпа с воплями бросилась врассыпную, а гордый зверь вернулся к антиграву, неся в зубах брыкающуюся парочку. Подцепил обоих за лохмотья, да так ловко, что они из них выпутаться не могли, хотя и пытались.
— Тпру, зверь. Я же говорил тебе: захочешь есть — не подбирай всякую гадость. Вдруг у них паразиты? — Мез покровительственно похлопал куцыра по голове. — Ладно, бросай на пол. Помоем, потом сожрешь.
Комедиантов (смешное слово из прошлого мира, я даже удивилась, что все еще помню его значение) куцыр выплюнул прямо в люк. И опять же, очень ловко выплюнул: они не упали на водительское сиденье, не разбили нам ящик с припасами и вообще не успели ничего натворить, крепко приложившись о небольшое пространство ничем не заставленного пола между креслами. А в следующую секунду откуда-то из Меза выскочили зеленые лучи и повязали пленников с ног до головы. Прямо поверх лохмотьев. Уй… это он и меня так мог все время?! М-да.
— Хозя-а-аин, вы…
— Я сказал заткнуться! — Вздрогнули не только пленники, но, кажется, весь город. — Иначе я решу, что легче вывести из зверя глистов, чем слушать ваш вой. Поехали.
И мне на ухо, интимно так, с придыханием:
— Жду объяснений.
— Ага, — согласилась я, невольно снова растекаясь по его телу и урча от удовольствия, как настоящий хомяк. Э-э-э… надо бы не отвлекаться. Чего это меня так прет? После стресса, что ли? Или прекрасные зеленые глаза и сильные руки пришельца из прошлого напрочь вырубают мою рациональную часть?
Стоп. Прекрасные зеленые глаза? Сильные руки?
А-а-а-а! Мои мозги! Кажется, я теряю мои мозги!
Да и фиг с ними, м-м-м?
Эх, Лали.
Даже не знаю, чем закончился бы этот гормональный дурдом, если бы «ребеночек», перетянутый пластиковыми стяжками по всей длине, как батон питомской «колбасы» из отходов химического производства, не подал голос:
