Когда вариантов становится всё меньше, дорога сужается
и превращается в тропинку, по которой можно идти к концу,который известен.
Но что там, за концом?Какие варианты?
Даже пустынные лошади к вечеру расслабляются и купаются в пыли. Всем хочется отдохновения, освобождения от напряжения. Хотя бы на мгновение, на краткий миг…
Я и есть та самая пыль, в которую ложатся лошади после жары, перед наступлением холода.
Чувствую ли я что-либо при этом? Только тяжесть.
Женщина знает всё о мужчине, но мужчина не знает всего о женщине, и женщина сама не знает себя.
Я смотрю в зеркало и понимаю, что это лишь малая часть картинки, и, вообще, человеческое тело – это вершина айсберга. Основная часть айсберга не видна. Эпизоды нашей жизни складываются благодаря или вопреки тому, что является нашей невидимой частью. Что-то, что мы не знаем, явно сильнее нас и руководит нашими поступками, чувствами, желаниями…
Возможно, моя жизнь закончится так же внезапно, как оборвалась жизнь собаки, заснувшей в жаркий воскресный полдень на стройке нового отеля и разбуженной пулей сторожа. В это самое мгновение на шелковице доспела ягода и, пролетев два метра, окрасила землю в чёрный цвет. В это самое мгновение старуха рисовала губы алой помадой перед выходом на прогулку. Платок она уже надела, и когда нижняя губа начала наливаться красным, на стройке раздался выстрел и визг. Она немного обождала, пока визг стих, и прошептала: «Ещё одну суку,проклятый, застрелил!» Потом она поправила ситцевую юбку-колокол, набрала в бутылку воды и вышла на балкон, видимо, там у неё росли цветы. В это мгновение жёлтый воланчик застрял в ветвях старой акации на большой высоте, и два подростка пытались сбить его досками, которые оставалисьв ветвях. Там же, в ветвях поселились увечье и смерть. Поселились и стихли. До времени.
В мире всё связано! Маленький паучок, который ползёт по подоконнику, и звезда, только что родившаяся нарождественской ёлке в космическом родильном доме. Можем ли мы что-либо изменить, если даже преступник и жертва встречаются гораздо раньше реальной физической встречи, встречаются и назначают свидание? Кому-то дают шанс. Кому-то нет. И тогда, отчего зависит этот шанс, эта возможность?
Я смотрю в зеркало и замечаю, что что-то изменилось. Я смотрю на себя без страха и отвращения. Сегодня впервые.
Вы знаете, что такое постоянная душевная боль, которая не знает перерывов и сна? Вы рождаетесь с ней и живёте у неё в услужении. Она никогда не проходит. Ночью она посыпает вашу кровать пеплом. Днём держит в постоянном напряжении и готовности прыгнуть в пропасть. У меня не было детства. Была борьба за выживание. Как сейчас. Вижу себя маленькой девочкой. У меня в руке печенье,в другой – деньги. Я в жёлтом платье. Светлые волосы стянуты в узел на голове. Лето. Я иду за молоком. Непонятное сокрушающее несчастье настигает меня прямо на дороге. Я сажусь на асфальт и закрываю голову руками. На меня падают жёлтые листья, потому что осень проникает в лето гораздо раньше календарного срока.Деревья гудят от пчёл, усыпаны цветами. Огромный чёрный жук переходит дорогу, но не может преодолеть бордюр, а я так и остаюсь сидеть на дороге с деньгами в одной руке и печеньем в другой…
Ночью мне снились только кошмары. Я убегала от них в ванную комнату, закрывалась и сидела в темноте. Ночные кошмары бывали настолько сильными, что прямо во сне меня начинало тошнить от страха. «Опять она чем-то отравилась!» – говорила бабушка и вздыхала.
Если собирать факты, то они изящно сложатся в бусы, где каждая бусина источает зловоние. Наша семья – последняя ветвь, по моим подсчётам, вымирающего рода. Моя родная сестра сошла с ума в подростковом возрасте. Её держали взаперти, как зверя, и она действительно стала похожа на зверя, огромного, одутловатого и неповоротливого. Иногда она выходила на улицу, и дети сбегались на неё посмотреть, а взрослые быстро проходили мимо, опуская глаза. Она была не агрессивна, и, наверное, не стоило её прятать. Однажды зимой, перед Новым годом, она вышла на морозную улицу, заблудилась и замёрзла, опираясь на старую яблоню, когда куранты били двенадцать. Мой двоюродный брат перестал ходить и стал инвалидом, будучи ещё ребёнком. Что это было? Небесная кара или благодать, посланная сверху? Мой второй двоюродный брат был поражён инсультом в возрасте двадцати лет. Сейчас он еле ходит, помогая себе палкой, и лепит из пластилина иконы. Мы – дети Божьи.
Если встать напротив факта, он не покажется вамстрашным,противоестественным, или, наоборот, волшебным и приятным. Факт есть факт. Он не окрашен эмоцией.
Я не хотела жить не потому, что жизнь лишена смысла.
Я не хотела жить, потому что это было невыносимо.
Я не видела красоты, не слышала музыки, не чувствовала вкуса сока или вина.
Мне не хватало воздуха. Отдышаться можно было только одним способом – голодая и доводя себя до изнеможения физическими упражнениями, и тогда на мгновение наступало блаженное умиротворение, но во сне ко мне опять возвращался страх. За мной гнались, и я не могла открыть тяжёлую дверь, якаталась на коньках и проваливалась под лёд, кто-то просовывал руку прямо сквозь стекло над моей кроватью и тряс ею над моим лицом… Я просыпалась в сон и видела, как на улице стоят мужчины и обсуждают способы моего убийства. Рядом что-то жгли и бросали золу мне на простыни. Возможно, это горело моё счастье.
Факт есть факт. С отрочества меня сопровождали голодные взгляды мужчин. Я приближалась к зеркалу, пытаясь понять, что именно их так привлекает. У меня довольно заурядная внешность, значит, дело было не во внешности. Попытки моего изнасилования были бесчисленны. Меня пыталась изнасиловать даже собственная мать. Мне подмигивали, пытались до меня дотронуться, открыто предлагали уединиться, но мои собственные страхи были страшнее внешнего мира. Я смотрела на всё и на всех из-за крепких железных решёток с именем Судьба. Я рано потеряла родителей. Остальных моих родных разбросало по свету…
Наверное, я недостаточно взбивала масло, и, может быть, потрудись быпобольше, я бы сшилалестницу на большую землю, где меня ждут…
Я не целуюсь в губы. Это условие.
Я делаю всё, что попросит мужчина. Я изображаю страсть и оргазм. Янаблюдаю. Я ни к кому не чувствую любви и никогда не чувствовала. Может, потому что моя мать занималась онанизмом вплоть до самой смерти, вся моя чувственность умерла вместе с ней. Ушла из жизни и моя любовь, так и не родившись.
У меня был выбор: самоубийство или проституция. Я выбрала. Как ни странно, на душе стало легче. Я даже иногда улыбаюсь.
Думаю, что эта древняя профессия спасла жизнь многим женщинам, выбор которых сократился донельзя. Женщинам, которые опускались на самое дно и понимали, что они на дне. Они – пустынная пыль, в которой купаются лошади после утомительного дня перед надвигающейся опасностью ночи.
Почему мужчины так нуждаются в проститутках? Женщинам гораздо меньше требуются мужчины по вызову. Судя по всему, мужчины больше нуждаются в женщинах. Это не вывод, это только наблюдение. Я могу наблюдать без реакции, потому что у меня нет ничего своего. Тело тоже не является моим – оно постоянно сдается в аренду.
Я точно знаю, что нужно мужчине, тому или другому. Это понятно сразу. Я исполняю роль любовницы, но я не любовница. Я осторожна. Каждый половой акт – это смертельный риск. Ты ходишь по грани жизни и водишь туда мужчин посмотреть на смерть, и они платят за это деньги. Если однажды меня охватит страсть, я прекращу заниматься проституцией. Но меня не охватит страсть. Состояние внимания на время освобождает меня из собственной тюрьмы.
Некоторым мужчинам нужны только объятия, и они уже плачут. Но мне нельзя сочувствовать, мне надо только смотреть, а они думают, что я сочувствую. Иногда они приглашают меня в кафе или ресторан, пытаясь рассмотреть. Но рассмотреть меня невозможно, потому что я безупречна и следую абсолютной форме. Я знаю, как сесть и положить ногу на ногу или соединить ноги так, чтобы возникло ощущение. Не во мне. В нем. Я кладу руку на стол, провожу ладонью по плоскости, мой палец встречает препятствие. Это вилка или нож. Я подношу еду к губам. Я ем. Я изображаю, что чувствую вкус. Я улыбаюсь, киваю, иногда даже смеюсь, когда нужно смеяться, когда мужчина шутит или заигрывает. Кто я? Я знаю, что мне необходим риск. Риск и унижение. Другое не может оживить меня. Очень часто мужчина пьян, но когда я показываю ему смерть, он трезвеет. Пьяные мужчины часто засыпают рядом, не пройдя и половину дороги. Более опасны трезвые, и с ними интересно. Это игра, в которой нельзя показать ни на мгновение свою холодность. Холоден и он. Холоден и похотлив. Со зверем надо обращаться уважительно, поощряя и держа его на определенной дистанции.
