В нашей литературе о войне много прекрасных страниц посвящено комиссарам, подвигу коммунистов, силою большевистской убежденности поднимающих людей на самые опасные дела. И яркий, живой портрет комиссара батальона Алексея, нарисованный Горбатовым жарким летом 1941 года, едва ли не один из самых первых в этом ряду.
Я думаю, что повесть "Алексей Куликов, боец..." в какой-то степени вобрала в себя и маленькие рассказы Горбатова о солдатской душе. Без них, быть может, не появился бы "Алексей Куликов". Они предварили, подготовили повесть. Ведь и она тоже рассказ о солдатской душе, история ее формирования, становления, но только рассмотренная подробнее, внимательней, "крупным планом". Вот пошел на фронт пензенский колхозник Куликов, мирный, тихий человек, приверженный земле, знающий ее законы и ничего еще не ведающий о солдатской науке. Не умел он обращаться с оружием и не то чтобы струсил, а просто потерялся в первом бою. Долго не мог привыкнуть к тому, что огород не огород вовсе, а "командный пункт", и командиру докладывал совсем не по уставу, что "пушка из пшаницы переехала в гречку". Но пройдя крестным путем войны многие километры, Куликов понял, что воевать надо умеючи и до тех пор, пока не уничтожишь врага. Теперь он хорошо знает цену каждому умелому бойцу. На войне, где люди воюют массами, как много может значить один человек.
В своей повести Горбатов свел Алексея Куликова с знаменитым снайпером Брыксиным, не случайно, наверное, взяв имя реального человека. Слава Максима Брыксина, без промаха бьющего из своей винтовки, гремела на Южном фронте, и фронтовая газета печатала на своих страницах его снайперский счет. В повести встреча с Брыксиным занимает немного места, но она важна: у Брыксина учился Куликов. Брыксин помог Алексею понять возможности каждого, свои собственные возможности, сделать еще один шаг вперед. О ступенях роста своего героя писатель сообщает уже в названиях главок, которые как бы отмечают страницы его биографии, вехи фронтовой жизни: "Алексей Куликов побеждает смерть в своей душе", "Алексей Куликов приходит в ярость", "Алексей Куликов становится воином", "Алексей Куликов вступает в партию"...
Одна из самых известных книг Бориса Горбатова, повесть "Непокоренные", была издана в 1943 году под непосредственным впечатлением поездки в Донбасс. Вслед за наступающей Советской Армией он приезжал в те места, где прошли годы его молодости, где у него было много знакомых и друзей.
Горбатов рассказывал потом, что на время поездки забыл, что он журналист, и не строил никаких творческих планов. У него был не профессиональный интерес журналиста, который настойчиво ищет и подбирает факты для будущей статьи, очерка, книги, а личный, кровный интерес человека здешнего: расспросить, узнать, как жили люди под властью немцев. Факты, волнующие факты сами просились в книгу. Их приводили в простых, доверительных беседах люди, которых давно знал Горбатов. В одной семье, например, писатель услышал историю Антонины. В другой - Андрея и Лукерьи Павловны. Причем имя Лукерьи Павловны даже сохранено в повести. Степан Яценко тоже лицо невымышленное. Это Степан Стеценко, сразу после оккупации назначенный секретарем Ворошиловградского горкома партии, человек, который только что вышел из подполья и который так же, как и комиссар батальона Алексей из рассказа "Власть", обладал удивительной властью над душами людей. В эти тяжкие годы люди верили Степану, выполняли его секретные поручения, давали приют подпольщикам. Пожалуй, и не перечислишь всех услышанных от людей, записанных, запомнившихся фактов, но особенно поражает история еврейской девочки из сундука - шестилетней малышки, которую люди скрывали от немцев, тайно переносили из дома в дом, перепрятывали из сундука в сундук. "У меня в руках, - говорил писатель, - оказался огромный человеческий материал, страшный в своей обыденности". И его нельзя было откладывать на будущие времена. Гражданский, писательский долг обязывал немедленно дать ему выход. Впоследствии с присущей ему в делах литературы требовательностью Горбатов сетовал, что написанная в чрезвычайно сжатые сроки повесть несла на себе печать торопливости, что многое он мог бы сказать полнее, глубже. "Но, - добавлял Горбатов, - я считаю, что во время войны важнее всего слово, сказанное вовремя". "Непокоренные", так же как и "Письма товарищу", всколыхнули миллионы людей в тылу и на фронте. "Правда" печатала повесть Горбатова на своих страницах из номера в номер, рядом с оперативными корреспонденциями с фронтов Отечественной войны. Это было сказанное вовремя слово.
Гордостью за советских людей - непокоренных - окрашена буквально каждая строчка повести, одновременно лирической и остропублицистической. Писатель хотел самому повествованию придать возвышенный, поэтический настрой. Так подсказывала ему тема. Композитор Дм.Кабалевский, автор оперы "Семья Тараса", считал повесть Горбатова музыкально построенной. И у нее действительно есть свой единый, непрерывный музыкальный ритм. Вспомним хотя бы постоянные повторы, подхваты ударной фразы в конце одной главы и в начале следующей. "Такой прием, - писал Кабалевский, - "отталкивания" от предыдущего построения (или, можно сказать, наоборот, - развития предыдущего построения) в музыке встречается бесконечно часто"*. И так же как в музыке, в повести он приобретает особую эмоциональную силу воздействия.
______________
* Дм. Кабалевский. Как повесть стала оперой. - В кн.: Воспоминания о Борисе Горбатове. М., 1982, с. 308.
В центре повествования мощная фигура старого заводского мастера Тараса Яценко, человека, который должен выстоять, выдержать, дождаться прихода наших войск, дожить до той счастливой минуты, когда громыхнет первый молот в кузнице мертвого, разоренного завода. Выстоять, стиснув зубы, жить, терпя муки, саботируя все распоряжения оккупационных властей, жить, чувствуя ответственность перед своей семьей, немощными женщинами, малыми детьми: "...никого у них сейчас нет на земле, кроме него, старого деда; он один отвечает перед миром и людьми за всю свою фамилию, за каждого из них, за их жизнь и за их души". Это "гарнизон" Тараса в старом его домике, на городской окраине в Каменном Броде". Однако в повести Горбатова Тарас становится еще и воплощением своего города, распятого, "сведенного судорогой и отчаянием", но не покорившегося, не сдавшегося врагу. Тарас как бы живая история города, его гордая память, его сила и ярость, скрытая, сдерживаемая до поры до времени.
