Она выбралась из кровати, ежась, натянула невысохшие колготки и вышла во двор. Перед ней была чисто выметенная дорожка, а по сторонам – деревья и густые кусты. Из кустов то тут то там торчали кресты и еще узкие обелиски с жестяными звездами. Это же кладбище, дошло до нее. А как хорошо, красиво. Каждая могила как домик.

Дина пошла по тропинке, вежливо обходя могилы и по слогам читая имена. Разглядывала выцветшие веночки, букеты, когда-то бывшие розовыми и лиловыми. Кое-где еще попадались астры, и везде было чисто, тихо, можно было посидеть на маленьких лавках.

В самом дальнем углу она увидела Марину. Та подправляла землю на могилке, которая и так была самой красивой, с покрашенным белым заборчиком и новой лавкой. Дина, подойдя поближе, разглядела фотографию, прикрепленную под металлической табличкой, и удивилась. На фотографии было Маринино лицо. Дина отошла подальше, нахмурившись. Что ж это, она себе могилу, что ли, сделала? И фотографию заранее прикрепила. Чокнутая, наверное. Марина подравнивала землю и с кем-то тихо разговаривала. Спрашивала, нравится ли, хорошо ли, удобно ли, называла лапушкой. Дина переступила с ноги на ногу. Марина оглянулась, кивнула и сказала, посмотрев на фото:

– Это сестра моя. Мы беженцы. Дом у нас взорвали, родители погибли, а мы с сестрой выбрались. Три месяца пешком шли, у нас родственники под Псковом живут. А Таня по дороге заболела. Операцию сделали, да неудачно. Началось воспаление, так и умерла. А я ее похоронила, но бросить тут одну не смогла. Двойняшки мы были. Теперь за кладбищем слежу. Живу, чем бог подаст.

Дина встала с лавки.

– Ты, наверное, голодная? – спросила она. – Так пошли в Крючкове, там нас покормят. Пойдем вместе, в гости сходим. У меня там знакомые. Очень хорошие люди.

– Я в гости не хожу, – отказалась Марина. – Репа есть, свекла, картошка своя, огородом живу. Хлеб только закончился.

– А чай? Чая-то ведь нет у тебя? Так и купим заодно.

Марина смотрела на нее растерянно. Потом оглянулась на могилу, точно спрашивая разрешения.

– Я у Семена Александровича живу, – продолжала уговаривать Дина. Хоть хозяйка спичечного домика и объяснила про сестру, но Дине с ней было как-то тревожно. Все равно она сильно смахивала на сумасшедшую. Зачем-то с могилой разговаривает...

Но Марина, услышав про Семена, неожиданно улыбнулась.

– Знаешь его?

– Знаю, – она застенчиво опустила радостно засиявшие глаза. – Он на материну могилу ездит. Хороший. Пойдем, покажу. Ну, могилу, – добавила она, видя, что Дина не понимает, куда ее зовут.

Они пошли по дорожке.

– Я и ему неподалеку место присмотрела, – втолковывала Марина, – чтоб к матери поближе лежал, – Дина от неожиданности даже споткнулась. – Там горка, место сухое, песчаное. И клен такой красивый, возле пего сидишь – и так печально-печально делается.

Чокнутая, решила Дина. Хочет Семена похоронить, а ведь он помирать не собирается, а даже наоборот, жениться хочет. И потом эта Марина его вообще старше, и кто кого по смерти обгонит, неизвестно.

– А этот Егорыч, ну, что вчера тебя привез, он у меня хорошего места не дождется.

– Почему? – удивилась Дина.

– Да они тут с Людкой страстные свиданья устраивают. Устала их гонять. Что у людей за привычка на кладбище любовь разводить? Гоняешь и гоняешь этих полюбовничков.

Дина скромно потупилась. В таких делах она, конечно, не разбиралась, но догадалась, что нарушителям порядка просто не нужны свидетели.

– А может, им нужно, чтоб их никто не видел? – спросила она, заглядывая в глаза Марине. – Чтобы людей не было?

– Людей не было? – поразилась та и широким жестом показала рукой на могилы. – Да тут их сотни!

Дина оторопела, представив скелеты в полусгнивших гробах, и осмелилась возразить.

– Так ведь они же мертвые.

Марина укоризненно покачала головой.

– Они только говорить не могут. Но все видят и слышат. Все! А когда к ним привыкнешь, они знаки будут подавать. Вот, смотри, Нина Петровна Олешко уже второй раз вазочку уронила. А я ведь в тот раз ее вкапывала. Это не ветер, это Нина Петровна. Значит, не навещают ее, сердится она или грустит. Но навещать некому, сын в городе, я одна с ней иногда поговорю. Свечку бы поставила, да денег нет...

– А Петр Гаврилович тоже сам ограду сломал? – спросила Дина, увидев покривившийся заборчик с выпавшей доской.

– Само собой, – кивнула Марина. – Овдовел недавно, вот и горюет. Жену его полгода назад похоронили, а он уже семь лет, как на небесах.

Дина заметила на овальной фотографии лицо малыша. Может, трехлетнего, может, поменьше. Могила у него была, как садик за новой оградкой, чистенькая, ухоженная. Наверное, такой он маленький, что и знак подать еще не умеет, а может, ему не о чем грустить, раз и так его любят и помнят. Он же хорошенький.

Они с Мариной обошли полкладбища и вернулись в спичечный домик уставшие. Дина страшно проголодалась. Хозяйка налила ей молока в миску, покрошила остатки хлеба и дала ложку. Совсем бедная женщина, посочувствовала Дина. Вправду она верит, что мертвые с ней разговаривают, или притворяется? Может, она это все придумала, чтобы не было скучно?

Позавтракав, Дина снова принялась за уговоры. Ей нужно было попасть каким-то путем в Крючкове. Наверняка, и Света, и Артемий уже ее обыскались, но как туда добираться одной?

– А у меня там сестра, – добавила Дина. – Она меня потеряла, я же в лесу заблудилась, еще вчера. И она, наверное, уже с ума сходит.

Это тотчас же подействовало – Марина согласилась ее сопровождать... Но оставить любимое кладбище заставила себя с трудом. Глаза у нее стали такими умоляющими, когда она оглянулась на могилу сестры. Точно она просила у ней прощения за то, что уходит.

Они медленно брели, то сворачивая на шоссе, то, сокращая путь, лесом по тропинке, а Марина рассказывала Дине про любовь. Это была история про любовь одной лошади Пржевальского к другой. Когда-то в одном зоопарке жил самец лошади Пржевальского, и ему привели подругу. Но потом выяснилось, что он не очень породистый, и поэтому его невесту отдали другому, настоящему породистому самцу, а клетки их находились напротив. И тогда первый начал отказываться от еды и чуть было не умер. Служители зоопарка догадались, в чем дело, и продали этого несчастного в другой, современный зоопарк, без клеток и заборов, но зато с глубокими рвами.

И как только его привезли в этот замечательный зоопарк, он разогнался, перепрыгнул через ров и, сломав себе ноги, все-таки добежал до первого попавшегося самца лошади Пржевальского и бросился на него. Его едва сумели отогнать, а потом сделали укол, чтобы не мучился, потому что сломанные ноги у лошадей не срастаются. А его невеста, что осталась в старом зоопарке, жить с другим Пржевальским не захотела, и за это он ее убил, ударив копытом в голову.

История Дину поразила. Вот какой бывает настоящая любовь! Интересно, козы способны на такое чувство? А люди?

– И у людей такое может быть, – заявила она, подумав.

– Конечно. Люди же из природы взялись, – рассудительно произнесла Марина.

Света с Артемием, Мариванной и Яной искали Дину, пока не стемнело. Света знала, что Динка может убрести куда угодно, потому что ничего не боится, а сидеть на одном месте терпения не хватает. Только вот куда она отправилась на этот раз? Артемий утешал Свету, как мог, но вернувшись в дом, где ни хозяина, ни Динки не было, Света не могла найти себе места. А вдруг Дина вздумала прогуляться по лесу и забрела в болото? Вдруг ее кто-нибудь подобрал на шоссе и завез невесть куда?

Промучавшись до часу ночи, она встала, зажгла свет и принялась топить печь, потому что не могла согреться под двумя одеялами. Когда огонь уже разгорелся, на улице послышалось фырканье мотоцикла. Потом оно смолкло, и комнате появился Семен. Выгрузил на стол чай, макароны, спички, сахар, попросил пожарить ему картошки и сел смотреть, как она возится с хозяйством.

Между делом Света рассказала ему, что сегодня произошло в деревне. И что пропала Дина! Она заметила, что глаза у него радостно загорелись, как всегда, когда появлялись плохие новости. Он ерзал на месте, цыкал и явно сожалел, что пропустил все важные события. И лишь потом, заметив, как расстроена Света, решил проявить сочувствие.