Она вертелась, как уж, и щипалась. Сейчас запустит зубы, подумал он, но вместо этого получил пинок между ног. Взвыв от боли, он скатился с дивана.
– Ах ты, сучка! – Он изловчился и двинул ей кулаком в лицо. Она закрылась обеими руками и. опять заскулила. Тот же режущий звук. Проще убить, чем вытерпеть. Он схватил подушку и, опрокинув Алку на спину, закрыл ей подушкой лицо. Она, пару раз брыкнувшись, стихла. Он испугался. Только трупа ему не хватало. Отнял подушку – она улыбалась, ощерив рот.
– Обоссался?
Он снова навалился на нее вместе с подушкой. Она не сопротивлялась. Точно, смерти ищет, дура, подумал он и сразу успокоился. Убрал подушку, посмотрел, погладил ее по голове.
– Я жить не хочу, – сказала она. – Мне без него жить неинтересно. Что мне делать?
– Ищи, что делать.
– Вот я тебя и спрашиваю, что?
– Я тебе Пушкин, что ли? Хочешь, трахну? Если это тебе поможет.
– Не сегодня, потом, – пообещала она и усмехнулась. – Так уж и быть. Один раз...
Жить ей неинтересно... А про свой один раз не забыла. Вот стерва. После этого захода Алка стала регулярно ему названивать. Крыша у нее поехала окончательно, и она нашла себе дело: принялась выслеживать Алика и беспокоила Шизу сведениями о том, что жена Мирзы, Наташка, связалась с риэлтером, с которым подписала договор насчет продажи квартиры. Но именно эта риэлтерская контора занимается покупкой недвижимости за рубежом, и ребята они крутые, крышуют их афганцы, на кривой козе не объедешь, и офис у них охраняют только что не с пулеметом. Вместе с визитом Алика к Вове-художнику, который делал новые документы, складывалась понятная картинка: Мирза собирается делать ноги, и надо успеть его тормознуть.
Это все было Шизе яснее ясного, но иного выхода, кроме как найти детей Алика, он не видел. Это сразу решит все проблемы. После выходного, проведенного возле военной базы Юго-Западного округа, он решил, что будет вычислять полковника Радченко, который знал тех, кто пользовался телефонами базы, а своих парней отправил действовать самостоятельно.
Мужики они, конечно, тупые, но результат превзошел все ожидания. Цыпу в оконцовке ранили, причем не по делу. Какой-то псих, стрелявший во все, что шевелится.
А на следующий день Алка снова заявилась собственной персоной. Она вытащила письмо из почтового ящика Мирзы. Письмо было со штемпелем почты станции Ольховка, написано на куске обоев и содержало указания насчет местопребывания детей. Оставался пустяк – найти деревню, где обретается художник Артемий и установить, кто такой Семен Александрович. Про первого выяснилось довольно быстро, что он проживает в деревне Крючкове, про второго местные слыхом не слыхивали.
Алку Шиза благодарить не стал, а наоборот, предупредил, чтобы больше не совала нос в эти дела. Становилось совсем горячо, и попасть Мирзе под руку в такой момент Шиза не пожелал бы и врагу. Но Алка в ответ только усмехалась, слушать его не стала. Ну и черт с ней, разозлился Шиза. Если смерти ищет, это самый верный путь. Он ее больше спасать, откачивать и утешать не намерен.
Света, сидя у окна, услышала, что по улице кто- то идет, тихонько напевая. Встала, поглядела – по улице, осторожно обходя лужи, пробиралась Яна в беретке набекрень, в клетчатом плащике, в лаковых ботинках.
– Привет, – улыбнулась Яна.
– Привет, заходи. Хочешь чаю?
– Пошли лучше к Никанорычу, там попьем. Что я тебе расскажу! Тут такое творится! Я даже решила, что отпуск возьму и к матери на неделю смотаюсь. Пойдем, кое-какие вещички соберу и за делом расскажу все.
Они направились в охотничий домик и там, покидав в сумку ночую рубашку, спортивный костюм, тушь для ресниц и прочие необходимые вещи, Яна поведала историю мести Колюни заезжему фраеру, чему она сама была свидетельницей и даже соучастницей, потому что Колюня самолично просил ее сбегать к Волынихе за дурман-травой, которой напоил этого мудака, прежде чем устроить ему показательную порку. Дурман-трава вообще-то оказалась всего-навсего пузырьком с бесцветной жидкостью, которой надо добавить в водку, и тогда любой успокаивался так, что рукой- ногой не мог двинуть. Яна, вручив пузырек Колюне, решила посмотреть, чем дело кончится, и пробралась в больницу, тем более что замок на двери черного хода был сбит, и палату она нашла легко. Так что застала всю расправу. Видела своими глазами, как желтая башка, подсолнух этот, словно закоченел, взгляд у него стал тупым, и он вначале принялся раскачиваться и мычать, а потом и вовсе повалился, как мешок, но Колюня заверил, что он не помер, а оцепенел, что средство это ему известное, потому что Зинка на нем его уже пробовала, о чем все ее подружки знают, а потому к утру с этим пидором все будет в порядке, зато сейчас Колюня поупражняется.
– И расстегал ему всю задницу до крови, – заключила историю Яна, весело блестя глазами. – А тот и не дернулся.
Но наутро пообещал вернуться с пацанами, и поэтому надо бы ей отлучиться, потому как, во-первых, он ее и до того, еще раньше- в парикмахерской домогался, а во-вторых, мог запомнить в больнице. Глаза-то он открывал, только неизвестно, что увидел. Поэтому Никанорычу она оставит записку, что съездит на неделю к матери.
Света, выслушав историю про геройства Колюни, спросила только, откуда тут взялся «желтая башка».
– А из города, – махнула рукой Яна. – Они тут рыщут и рыщут. Ребенка какого-то потеряли, а отец и сам разыскивает, и им поручил за деньги. Дочку миллионерскую значит, – Яна посмотрела на Свету и вдруг, внезапно что-то сообразив, округлила глаза. – Так это тебя, что ли?
Света покачала головой. Яна Дину не видела, значит, можно и не распространяться.
– А, ну да! Дура я, он же говорил, что восьмилетнюю... – Яна вопросительно посмотрела на Свету, ожидая, что та скажет, но ответа не последовало.
Дина с Артемием тем временем приискивали место, чтобы рисовать пейзаж. Ходили они очень долго, пока не нашли поляну, откуда открывался кусок озера с камышами, за озером холм, на холме дом. Артемий заявил, что тут есть все, что нужно человеку: гора, вода, лес и дом. Причем в правильном соотношении: одна гора, одно озеро, один лес и один дом. Всего хватает и нет ничего лишнего. И что еще славно: дом его собственный, в нем живет его мама, она сейчас варит колумбийский кофе со сливками. И ест шоколад с сыром. Кладет шоколад на сыр и ест.
– А моя мама... – начала было Дина и смолкла. На холм с домом вдруг начал взбираться огромный квадратный жук-автомобиль. – А это кто еще? – удивилась она. – Приехали тут, портить картину. – Она вопросительно поглядела на Артемия, но тот только пожал плечами. Похоже, и сам не знал, в чем дело.
На поляне они пробыли час, но жук на холме так и не сдвинулся с места. Дина рисовала, сидя на пеньке, Артемий, стоя у мольберта, все больше хмурился и поглядывал на небо, которое начало затягивать тучами.
– Это не мой папа, – наконец сообщила Дина, глядя на неподвижного жука. – Мой папа ездит на «мерседесе».
– Да? – удивился Артемий. – Ты что, убежала от папы?
– Нет, – вздохнула Дина. – Меня хотят украсть. Мы прячемся. А Семен Александрович нас скрывает от милиции. А папа ищет, но не может найти, потому что его тоже посадят в тюрьму.
– За что?
– Не знаю, – опустила голову Дина. – Этого детям не говорят. Может быть, он тоже бандит.
– Я вот чего не понял... – заметил Артемий. – Почему вы от милиции прячетесь? Не они же хотят вас украсть?
– Я сама ничего не понимаю, – посетовала Дина. – Живем, как бомжи. Родственники нас даже ночевать не пустили. Я на станции за деньги пела. А дом, где мы ночевали, сгорел. Его, наверное, бандиты подожгли.
– Интересная ты девочка, – подытожил Артемий и посмотрел на нее так, словно раньше не видел.
Он принялся вытирать кисть и собираться. Дина тоже сложила листок с рисунком в папку. На папку с неба упала капля, и она посмотрела вверх.
– Не успеем, – констатировал Артемий. – Придется пережидать, – И они, отыскав огромную ель, спрятались в самую глубину с паутиной и жужжавшими комарами, глядя, как вокруг них с веток на землю соскальзывают бойкие струйки внезапного и сильного дождя. Озеро покрылось точками, лес позеленел, стало темно и холодно. Артемий накинул на Дину свою куртку, сам оставшись в толстом свитере.
