Первым неудержимым хохотом на все просторное помещение разразился Нечай, который сидел пятым по левую сторону от князя. Его посыл подхватил Любомир, который сидел передо мной по левой стороне, тогда как я занимал крайнее место. Великий князь, пристально посмотрев на своих людей, задорно смеющихся, так же сначала заулыбался, а потом, засмеялся в голос. За князем уже все, кроме воеводы, смеялись. Оказалось, что подхалимов в свите великого князя хватало, как при любом дворе монарха, так как многие явно не понимали причин радости и веселья, но поддержать княжеский почин — то завсегда. Вот воин, молодой на вид признается, что он еще до начала боя думает о бегстве. По этому принципу и подбирает себе коня. А князь смеется? Да гнать отрока в шею с ближнего княжьего пира, а не поощрять.
— Ты пошто скоморошничаешь, отрок нерадивый, али родитель учтивости не научил? — взбеленился воевода, явно растерявшийся от происходящего.
— Ты родителя моего не поминай, он добрый воевода был и згинул в земле сарациновой, а я сирым стал. Токмо за княжим столом, испиваем братину и братами зваться повинны, а не лаяться, — я сделал паузу, высматривая реакцию князя — тот внимательно наблюдал за событиями. И я решил покуражиться. — Я в свои лета в пяти сечах был, где русская рать вверх брала и ворага била. И на стенах Риги я первым был и марийцев бивал за набег их, да виру воны мне несут четырьмя родами. А испытай меня, воевода. Другом тебе стать желаю, но не супротивником.
Я низко поклонился.
— А братину, ближния мои позабыли, — сказал, наконец, великий князь. — Выпейте, да и спытайте боярина.
Дальше все пили братину быстро, без громких и долгих славословий. Собравшиеся ждали развлечения, которые в этом мире явно были в дефиците.
— За вас, будьте ближними мне и станьте на оборону земли, а ворага нынче вельми много и на полночи и з полдня. И латинян идет и степные рати — все на Русь святую зарятся, — произнес свою речь великий князь и последним осушил до дна братину, под всеобщее ликование перевернув ковш.
— Так что, боярин, яко спытывать тебя? — лукаво прищуриваясь, спросил воевода Воеслав.
Он явно ожидал моего фиаско и, вероятно, опозорить. Между тем, я не чувствовал от этого человека негатива или агрессии. Как бы я посмотрел на того человека, который пришел на ужин к великому князю? Вот как-то не хочется называть эти посиделки с первым лицом государства «пиром». Сидит такой молодой парень, лет двадцать, не больше, а великий князь только ему и уделяет внимание, а воевода с Ярославом, может быть, с самого его детства прошел не одну битву.
— А давай, токмо не по злобе сие, а забавы ради, — я протянул руку воеводе. Тот растерялся. Это в поместье я ввел данный обычай, несколько раз забывшись, протягивая руку людям, так и прижилось. Однако, воевода, погладив бороду, все же протянул свою правую жилистую руку и ухватился не за кисть, а за локоть.
— А дозволь, князь, удаль молодецкую показать? — обратился я к Ярославу.
— Дозволяю, — веселящимся тоном произнес великий князь.
Я попросил принести два лука и с десяток стрел, чем сразу озадачил присутствующих, а два ратника, спокойно стоявшие в углу палаты встрепенулись и подошли к князю. Но луки все же быстро нашли и принесли. Присутствующие перестали есть, а стали с интересом смотреть на происходящее.
— Воевода, а ладно ты с лука стрелою бьешь? — спросил я и не дождавшись ответа продолжил. — Возьми аще ратника и стреляй в меня.
Все присутствующие начали отговаривать, а я заверил, что самоубийства не помышляю. Все решил князь, который хотел посмотреть представление, или еще какие мотивы имел. Наверняка думал: «Если помрет, так и зачем мне такой придурок в соратники, ну а выживет — позабавимся».
— Стреляйте разом, — скомандовал я стоящим в пятнадцати метрах воеводе и одному из охранников великого князя, больше отойти от стрелков не позволяло помещение.
Тренькнули тетивы практически одновременно. Время как будто замедлилось, и я не успел ничего осознать, как мои руки взметнулись, и я на лету поймал обе стрелы.
Все ахнули, а князь даже встал. Его глаза блестели, и я опасался азарта, типа «ну а три стрелы?», «а четыре?».
— Ну и на мечах можно с двумя ратниками, — продолжил я.
— Невмесно, — жестко произнес великий князь с металлом в голосе. — Ты, боярин, потребен мне, в паход идешь, аки отрок несмышленый резвишься. Воинству твоему наряд ставить потребен муж, но не малец. Тому моя воля! Ты, Корней Владимирович, у паходе воеводой будешь, токмо тысяцки Любомир пригляд княжеский справлять станет, а ты радей с ним — он муж у ратном деле дюже ярый.
Любомир встал и поклонился. Другие присутствующие, кроме мужчины, сидящего по правую сторону от князя и Нечая, так же приняли волю великого князя с поклоном. Вот не совсем было ясно почему, обращался то он ко мне, а кланялись все. Или это ритуал такой, после волшебного «являю вам волю свою!»
— За воеводу княжеского Корнея Владимировича, — спохватился один из княжеских дворовых подлиз и поднял высоко свой рог, из которого немного вылилось темноватой жидкости, а я и не заметил, что кроме меда есть и пиво.
Дальше была пьянка с непринужденным обсуждением планов. По сути, меня для того и пригласили, чтобы я знал свою роль и место в предстоящих событиях. Место войска, которое и так было мое, теперь еще и юридически оформленное со слов великого князя, как владимирская рать, заключалась в прямом столкновении с датчанами.
По замыслу Ярослава и его советников, осаду с Ревеля нужно снять, при том использовать и псковское ополчение. Нужно было кровью повязаться со псковичами, чтобы в критический момент не отложились, что они могли бы сделать. Осада снимается для того, чтобы развязать руки эстам. После нужно провести переформирование и уже этим воинством, да с частью дружины великого князя, идти в Ригу, которая, скорее всего, так же в осаде будет. Великий князь уже озаботился помощью как Вячко, прислав и мастеров для сбора катапульт, и три сотни ратных. Получалось, у Вячко был гарнизон, с учетом моих отрядов более тысячи человек. Такие силы позволяли рассчитывать если не на победу, то уж точно на долгое сопротивление захватчикам. Нашим войском с псковичами и эстами, да при возможности исполченных и ливов с латгалами, мы должны снять блокаду с Риги и гнать тевтонов дальше, попробовав на их плечах взять какую-нибудь их базу, должны же откуда-то снабжаться. Там и оставить половину княжьей дружины, что будет с нами. Говорить о том, что у Тевтонского ордена еще не должно быть баз, если только не в Нюрберге или в Венгрии, я не стал. Не мне тут демонстрировать знания больше, чем могут быть по статусу.
Следующим этапом плана летней военной компании должно было стать отражение литовцев от Смоленска. Удар по литве, когда племя пойдет в набег на Смоленск, я считал не целесообразным. Пусть бы Мстислав Удатный зарубился с ними за город, а вот неожиданный наскок владимирцев на Полоцк — это более чем отличная идея. Полоцк — это контроль уже большей части Западной Двины и выход на днепровский бассейн через волоки. Не будет много литовского войска в древнем славянском городе, да и на вере православной можно сыграть, думается, что подчинение, в большинстве своем язычников, литве, многим не нравиться.
А то, как литовцы обошлись с князем исконно полоцкой династии «рогволодовых внуков» или изяславовичей, вообще должно было поднять бунт. Если сами полочане князя провожали нормально, заверяя, что не имеют к нему претензий, да и предлагали дружбу с Витебском, то литвины настигли обоз витебского князя. Увели все телеги, коней, даже людей, оставив только одну повозку и скрылись. Князь посадил, а дело было в начале марта, жену с малолетней дочерью и вообще младенцем Изяславом в сани, а сам шел пешком, в сопровождении всего десяти оставшихся ратников, частью раненых. Вот и простыл князь, или воспаление подхватил. На второй неделе, как впал в горячку, Брячислав умер. Если выставить захват Полоцка и избиение литвы как месть за изяславича, можно выиграть информационную войну и присоединить город, взяв под контроль Западную Двину. А жену изяславовича с дочерью взять под опеку. В конце концов, именно на дочери Брячислава в той, другой истории и женился сын Ярослава — Александр, прозванный Невским.
