– А чей гараж?

– Мужа.

Ясности ответ не прибавил. Значит, нужно спрашивать что-то другое? Но что?

– Как оно туда попало?

Алка молчала. Ей, тем более, нельзя было спешить. Наташу нужно было сломать. Сделать мягкой, податливой, согласной на все. Мучить неизвестностью, пугать непонятками. Не замечать ее нервозности, но использовать ее. Молчание дало свои плоды, хозяйка срезалась:

– Это что, шантаж?

Вопрос поставил все на свои места. Хорошо, если она боится этого, пусть будет шантаж.

– Отгадала, – согласилась Алка и тоже щелкнула зажигалкой, вытащив ее из-под локтя хозяйки.

Наташа ожидала чего угодно ужасного об Алике. Но она была не готова, что примутся за ее скелеты в шкафу. Она молчала, заставляя себя успокоиться. Если на то пошло, чем ей грозят эти давние письма? Вряд ли Алик в теперешней ситуации вдруг примется ревновать. Раньше, когда все было спокойно или в первый год жизни, тогда, пожалуй, да. А теперь не до этого. И все-таки сомнения были.

– Сколько? – спросила она.

– Мне не нужны деньги. Я богатая вдова. Я хочу удочерить твою девочку. Старшую.

– Что? – не поняла Наташа. – Старшую?

– Да. Она Димина. Димино настоящее имя Александр Малахов. Он жил по чужому паспорту.

Теперь глаза ее сверкали, и Наташа поняла, что перед ней не шантажистка, а сумасшедшая. Свихнулась от горя или наркотиков. Но руки у нее затряслись от гнева, и она не могла заставить себя думать. Ей было все равно, кто по какому паспорту жил. В ней заговорила мать.

– Об этом, – она произносила очень отчетливо, разделяя слова, – не может быть и речи! Ребенок мой. Мой, понятно? А тебе нужно завести своего.

Она внезапно зарыдала от долго сдерживаемого напряжения. Собеседница помолчала.

– У меня не может быть детей, – сообщила Алка хрипло. – Это моя последняя надежда. И муж мой умер. У тебя дети будут, а у меня уже нет.

Наташа, закрыв лицо, продолжала рыдать, точно не слыша. Хотя все она слышала, но разве могла она отдать дочь этой чокнутой наркоманке? Алку было жалко, себя жалко, а Свету? Как отдать Свету? Она что, думает, что ребенок – предмет? Маньячка, дура безумная...

– Нет, нет, нет! – прорыдала она.

Алка, опершись об угол стола, тяжело поднялась со стула. Словно старуха:

– Алик хочет слинять с кассой, – каждое ее слово давило, как гиря. – Паспорта купили, жилье продали. Не получится. Он заплатит. Если ты мне поможешь, я тоже тебе помогу. Трое из четверых уедут. Или никто.

Наташа зарыдала в голос. Вот она и узнала об Алике все. Последнюю правду. Он хочет сбежать с кассой, но ему не позволят, возьмут в заложники детей, ее. Убьют, в конце концов. Или деньги придется возвратить. Или и то, и другое: и отнимут деньги, и убьют. Положение у нее было безвыходное: на мужа она повлиять не могла. Могла лишь бессильно ненавидеть.

– Мне его не жаль. Из-за него Дима погиб, – мстительно добавила Алка. – Звони, если надумаешь. Вот телефон.

Не притронувшись к кофе, гостья ушла. Дверь она не закрыла, и Наташа еще долго сидела в распахнутой квартире, всхлипывая, прокручивая разговор и обдумывая, что делать дальше. Ничего не придумав и промерзнув на сквозняке, она наконец сообразила запереть дверь и легла на кровать не раздеваясь.

Ночью, скрываясь ото всех, что уже в последнее время вошло у него в привычку, дома появился Алик, и Наташа, расплакавшись от радости, что видит его, рассказала все. Всю тяжесть того, что узнала, она переложила на него, а собственно, на кого еще? Кто все закрутил, не она же? Отрыдавшись и высказав все свои страхи и тревоги, Наташа ненадолго заснула.

Алик в эту ночь не ложился, ходил по квартире, курил, открывал балкон. Хлопали двери, взвивались от холодного осеннего ветра легкие шторы, Наташа засыпала и просыпалась, думала о муже, детях. Что бы ни делал Алик, он всегда знал, чего хочет, и поэтому задуманное у него получалось. Он шел к цели прямо, тупо, не сворачивая, ничего не страшась, и побеждал. С этой успокоительной мыслью Наташе удалось заснуть до утра.

Алик, поспав пару часов, встал рано: нужно было приготовиться к встрече. В полдевятого он был на выбранном месте, вышел из старого джипа, огляделся. Вокруг были только лодки и катера, закрытые брезентом. Дальше за ними мерцал залив. Место, ввиду бессезонья, оказалось безлюдным. Алик вернулся в машину, выкурил две сигареты, потом снова вышел, уже с револьвером, заполз под машину и набрал номер.

– Да, – ответил кто-то.

– Скажи Косте, на месте я, – сообщил Алик.

– Все привез?

– Все.

Через пятнадцать минут из-за поворота со стороны дамбы вывернули Гурам с Витьком на «мазде». Они подъехали к джипу Алика и остановились. Ничего не происходило. Джип стоял неподвижно-зловеще, точно был пуст, но такого не могло быть, транспорт без водителя не ездит. Значит, он внутри. Гурам, подождав пять минут, занервничал, опустил стекло и начал вглядываться в затемненный салон, пытаясь что-нибудь разглядеть.

Поняв, что разглядеть все равно не удастся, Гурам решительно вскинул автомат и дал очередь по водительскому месту. Тишина пристани раскололась треском, испуганно закричали птицы. Витек, открыв заднюю дверь, присоединился к Гураму, автоматы строчили на пару. Потом снова наступила тишина. Отстрелявшись, они сделали паузу, чтобы понять, каковы результаты усилий.

Машина Алика осела, корпус был изрешечен пулями, стекла выбиты. Гурам с Витьком неторопливо вышли из автомобиля. Витек дал еще одну очередь в лобовое стекло. Они осторожно обошли расстрелянную машину и заглянули внутрь. Салон был пуст. Водителя не было. Они переглянулись. Обоим стало не по себе. Гурама прошиб холодный пот. Появилось нехорошее чувство, что их подставили, но в чем тут фишка? Гурам прислушался – берег был пуст, и ни одного звука, даже чайки затихли.

В этот миг Гураму обожгло обе ноги. Точно по ногам полоснуло ножом, и он, коротко вскрикнув, упал, последнюю пулю получив в шею.

Витек успел сделать пару шагов на его возглас, но тут же закричал, схватившись за раздробленную ступню. Следующий выстрел по ногам свалил его на землю, и он попытался отползти, но через секунду крик оборвался. С третьего выстрела с ним тоже было покончено. Шум снова всполошил птиц, но через несколько минут все стихло, берег был спокоен, день обещал быть ясным и безоблачным. Тем двоим, что лежали возле джипа, это было уже безразлично...

Алик выбрался из-под своей машины и, не поглядев на трупы, забрал из изрешеченного салона-документы, диски и кассеты. У Алика еще полно было головняков, помимо этих трупов. Его день обещал быть длинным и непростым. Из Костиных людей, которые занимались его персоной, реально оставался Шиза с командой. Их слегка потрепали поселковые жители, но это семечки, а теперь все начнется всерьез.

Шизе в это утро тоже поспать не удалось. Накануне вечером позвонила плачущая Рита. Затея с турбюро закончилась неудачно. «Еще и мать! – подумал Кирилл. – Как нельзя кстати. В самый неподходящий момент».

Рита продемонстрировала отменную женскую логику. Важное она не отличала от неважного. Тем для слез было две: первая и для нее главная – на даче повалился новый сортир. Прямо в тот самый момент, когда она там находилась. Только вчера рабочие сделали яму, сколотили будку, а сегодня будка рухнула. Рита плакала, оттого что ей стукнуло по спине и вообще обидно. Эти работяги, черти бы их взяли, выпили и съели столько, что и платить им не стоило. Нет, заплатила, а сортир рухнул. Второе, это то, что Родэ теперь не хочет брать ее в дело, потому что нанял секретаршу и с ней спит. А что они вместе покупали офисную мебель, телефоны, факсы, компьютеры, он уже забыл.

– На мои деньги, – возмущенно добавила Рита.

– На мои, – уточнил Кирилл. – На что ты надеялась? Сутенерская рожа этот твой Родэ.

Рита насчет рожи возразила, что с лица не воду пить и был бы человек нормальный. А Родэ не так уж плох, в делах соображает, но насчет дамочек слабоват и надо его пресечь. Рита помнила историю с директором вышивального цеха и выражалась осторожно, особенно не напирала, но и этого было достаточно.