Наконец пробило время «Ч», и настал день контрольного выхода в море, день испытания для корабельной силовой установки и сплочённого флотского коллектива, день, определяющий место четвероногих друзей корабельной команды. Рано утром, под перезвон колоколов громкого боя, потревоживших утреннюю тишину завода сигналом «Учебной тревоги», экипаж корабля занял свои места, согласно расписаниям книжек «Боевой номер» и, серая стальная махина, вздрогнув всем своим многотонным корпусом, издала долгожданный пронзительный вой запустившихся газовых турбин, став медленно уводить устрашающий нос от стенки заводского причала. При помощи портовых буксиров, корабль сделал рондо на сто восемьдесят градусов и взял курс в открытое море, одиноко оставляя за собой пенистый шлейф удаляющейся кильватерной струи. Спустя некоторое время БДК «Иван Рогов» прибыл в назначенный квадрат и стал усиленно маневрировать главной силовой установкой, задавая надрывающимся турбинам различные режимы работы. После ходовых испытаний, прошедших с оценкой «отлично», настала очередь показать свою выучку экипажу корабля. Члены команды проявили отличные навыки в тушении «учебного пожара» и «учебной борьбе с водой», одним словом боролись за живучесть корабля, что также было положительно оценено инспекцией из штабных офицеров. После отработки «Учебной тревоги» корабль вернулся в завод и, коснувшись носом пологого бетонированного стапельного спуска, открыл носовую аппарель, выдвинувши на берег свою гидравлическую рампу, словно гигантский язык ихтиозавра небывалых размеров. Оставалось утрясти пустяковые заводские формальности, после чего БДК «Иван Рогов» взял курс на одну из военно-морских баз Краснознамённого Балтийского флота. Неожиданно на море разыгрался незначительный шторм, баллов около пяти, что было совершенно достаточно, чтобы раскачать плоскодонный десантный корабль, шедший в балласте, так сказать, перевозивший в своём танковом трюме, вертолётных ангарах и катерном доке один воздух. Корабль покачивало до самого захода в фарватер, ведущий к военной гавани. Эта монотонная качка отрицательно сказалась не только на салагах, принявших свой первый глоток морской воды в знак традиционного оморячивания, но и на видавших виды «годках», отвыкших во время ремонта от морских походов. Плохо восприняли морскую качку и некоторые четвероногие воспитанники, оставшиеся на корабле для естественного отбора. Из всех четвероногих любимцев оставался равнодушным к морской качке только Боцман, чем и оправдал свою правильную кличку перед моряками. Боцман оказался настоящим корабельным псом. И кличка ему досталась самая подходящая – истинно флотская, которую он ни на йоту не осрамил. По приходу «Ивана Рогова» в
военно-морскую базу командир корабля, капитан второго ранга Борисов, приказал «списать» с корабля всех нерадивых четвероногих воспитанников, оставив на радость всей команде самого отличившегося, вышколенного всем коллективом службы команды и прошедшего испытание морем – дворнягу Боцмана. В этот же день на него зачитали приказ «О зачислении в состав экипажа и постановке на котловое довольствие». Для ухода за Боцманом этим же приказом были закреплены два матроса. Корабельный врач оформил в городской ветеринарии все необходимые прививки, получил документы, и началась для Боцмана новая жизнь, полная различных неожиданностей да интересных флотских
приключений. Постепенно внедряясь в полноценную флотскую службу и размеренный её ритм, Боцман, со знанием дела, обследовал и обнюхал все новые и незнакомые ему отсеки корабля, постоянно возвращаясь к наполненной личной флотской чашке, где его всегда поджидала вкусненькая косточка с полноценным гарниром. Однако, несмотря на быстрое осваивание всё новых и новых корабельных точек, ему ещё трудно давались уроки перемещения по крутым корабельным трапам. Конечно, со временем Боцман сумел освоить и эту, не такую уже и простую для него, задачу. Эта хитрая морская наука давалась ему с трудом, но упорство взяло верх, и Боцман умудрился познать все азы техники перемещения по трапам. Вскоре он стал преодолевать эти неудобства в считанные секунды, исключая тренировки по вертикальным трапам, к которым его интерес остыл сразу после первого падения в шахту аварийного выхода из машинного отделения. Он лихо поднимался и спускался по крутым склонам извилистых трапов, без малейшего труда преодолевая неказистые металлические балясины. С первых дней своей службы пёс чётко усвоил звуки колоколов громкого боя, став реагировать на сигналы «Больших» и «Малых сборов», первым встречая команду корабля в местах назначенных построений. Пока моряки бежали к месту построения, Боцман всегда ухитрялся их немного опередить. Останавливаясь на указанном месте построения, он задорно повизгивал и вилял хвостом, нетерпеливо поджидая отставших моряков. Как это у него получалось, и каким чутьём он определял места построений, так и осталось для всех неразгаданной загадкой. Что не говори, а Боцман в этом деле первоклассно разбирался. И что самое интересное: интуиция и чутьё – ни разу не подводили его. Если построение объявлялось на кормовой ВПП (взлётно-посадочной палубе), значит, Боцман первым был там, если на шкафуте, значит, и туда он успевал первым, если же в танковом трюме, то и там он появлялся первее всех. За его короткое пребывание на корабле ещё не было ни одного случая, чтобы пёс пропустил хотя бы одно построение. В то время, когда весь экипаж корабля стоял по команде «смирно», выровнявшись в одну линию и крепко прижив по швам полусогнутые кисти рук, гордо приподняв головы, с гладковыбритыми подбородками, дожидаясь очередной команды дежурного по кораблю, Боцман временно замирал в самом конце строя. Щенок, приняв сидячее положение, тихо постукивал белым кончиком своего хвоста по ярко выкрашенной в зеленый цвет корабельной палубе. Особенную нетерпимость он показывал к морякам, опоздавшим в строй, проявляя её свирепым оскалом и злобным блеском в глазах. Бросаясь под ноги к нерадивым военморам, Боцман с диким лаем подгонял их в строй, то и дело, пытаясь ухватить своими острыми резцами передних зубов за широкий клёш флотской робы. Когда же опоздавший занимал свое место в строю, пёс успокаивался и возвращался на свою исходную позицию. Победоносно ступая по раскалённой солнцем палубе, он медленно повиливал хвостом из стороны в сторону, гордо поглядывая на дежурного по кораблю или старпома. Мол, вот, какой я не простой служака! Могу и погонять кое-кого, если надо. И это миловидное четвероногое существо никого на корабле не оставляло равнодушным к своей собственной персоне. Понравился Боцман и командиру корабля. Когда капитан второго ранга Борисов выходил «на прогулку по кораблю»: посмотреть, чем живёт и дышит команда, взглянуть на порядок в помещениях и заведованиях моряков, он всегда клал в карман кителя или флотской тужурки несколько кусочков сахара-рафинада. При встрече с Боцманом, наклонялся к нему и, поглаживая по гладкой шёрстке, угощал его сладким кубиком. Боцману так понравился этот сладкий продукт, что при каждой встрече с командиром корабля, щенок становился на задние лапки и лаял до тех пор, пока не получал из рук капитана второго ранга полюбившуюся порцию. За такое попрошайничество командир корабля прозвал Боцмана «Взяточником». Новое прозвище быстро приклеилось к щенку, и в кругу особо приближённых к нему лиц Боцмана частенько так подразнивали.
Традиционным местом для приёма пищи стала для Боцмана кормовая ВПП. Там в укромном уголке, возле кормовых створок вертолётного ангара, постоянно находилась в полной «боевой готовности» его алюминиевая флотская чашка, приваживая своего хозяина калорийной матросской пищей. Как и положено псу, в чашке всегда находилась дежурная «сахарная» кость, выловленная персонально для Боцмана заботливым коком, давая щенку возможность точить свои молоденькие острые зубки. Доставлял своему подопечному очередной сюрприз, ответственный за его кормёжку, молодой матросик из службы команды по фамилии Заболотный. Случалось и так, что Заболотный терял бдительность. В результате, во время очередного построения на кормовой ВПП, командир корабля сразу обращал внимание на опустевшую чашку, одиноко стоявшую на своём штатном месте. Такая невнимательность оборачивалась для матроса хорошим внушением. После этого бдительность Заболотного резко повышалась, она даже не удваивалась, а можно сказать – утраивалась. Ведь история пока не помнит таких флотских командиров, которые бы скупились на «богатые» щедротами «подарки» в виде нарядов на службу или на работу. Однажды подобный подарочек отхватил и матрос Заболотный, даже ещё похлеще, так как получил пять суток ареста с отсидкой в корабельном карцере. Произошло это неприятное событие накануне выхода корабля в море, именно в тот самый дальний поход, о котором уже много говорилось. В этот день прибыла на корабль инспекторская комиссия во главе с начальником штаба соединения десантных кораблей. Члены комиссии намеревались последний раз проверить повседневную службу на корабле и готовность команды к получению боевого приказа. Последний раз осмотреть корабль и дать заключение в его пригодности, выучке экипажа и готовности технических средств для выполнения задач дальнего похода. Чтобы щенок не мелькал перед глазами членов комиссии, командир корабля отдал приказ матросу Заболотному спрятать Боцмана до ухода начальства в укромном месте, так, чтобы его наверняка никто не заметил. Заболотный, конечно же, ответил мгновенной реакцией на приказ командира. Он взял ничего не понимающего щенка за шиворот и зашвырнул его в пустующий вертолётный ангар. Вся эта картина нарисовалась прямо на глазах капитана второго ранга Борисова, и этого было достаточно, чтобы командир разразился гневом и выбросил свои эмоции на недальновидного матроса. В этот же день, сразу после схода на берег всех членов инспекторского смотра, командир корабля построил весь экипаж БДК «Иван Рогов» по сигналу «Большой сбор» для сообщения морякам результатов смотра, не забыв при этом особо отметить заслуги матроса Заболотного, объявив ему, пять суток ареста за нетактичное поведение с корабельным воспитанником.
