Они так ни до чего и не договорились.

Марла ушла первой, заявив, что ей нужно домой. Кошка была обижена. А еще ей действительно было больно.

Стоило двери за ней закрыться, как Мэри услышала в эмоциях Томаса сожаление. Кажется, он и сам не понимал, что ему нужно в тот момент.

Разговор не клеился, никто не хотел думать о деле ткачей. Да и не могли они.

Мэри и не знала, что стало с теми папками, что принес Джек. Остались ли они лежать на столе Томаса, или Джек взял их с собой?

Джек ушел вслед за Марлой, и Мэри не решилась попросить его проводить ее до дома. Пока он был тьмой без единой искорки эмоций, она чувствовала рядом с ним тревогу.

Она нашла себя в том, что "видит" людей своим даром. Но сейчас Джек был для нее невидим.

Будто его и не было.

Мэри оставила Томаса в совершенно растрепанных чувствах, но, к сожалению, она ничем не могла помочь другу-шакалу.

Наоборот, она слышала, что он хочет остаться один. Она понимала его.

Ни о каком деле речи не пойдет, пока они не вернут Киру.

Если бы еще знать, как ее вернуть…

А ведь, она, Мэри, может помочь! Она может нарисовать Киру.

Думать о подруге и применить свой дар.

Почему это не пришло ей в голову раньше? Она могла сделать это еще вчера!

Время. Время идет. И сейчас, когда Мэри осознала всю степень своей глупости, оно больше не кажется вязкой субстанцией, обволакивающей все вокруг.

Нет.

Теперь оно летит с бешеной скоростью, и Мэри кожей чувствует: что-то происходит. Прямо сейчас.

И она не в силах это предотвратить.

Она опоздала.

Хлопок двери заставляет ее сердце колотиться от ужаса. Задумавшись, она не почувствовала чьего-то приближения!

Раскрыв свои слепые глаза, Мэри пятится от окна, пытаясь нащупать руками хоть что-то похожее на оружие.

Дыхание. Она слышит дыхание!

Что с ней? Почему она ничего не "видит"? Неужели дар решил покинуть ее именно сейчас, когда он так нужен!

— Что с тобой? — слышит она тихий голос Джека.

Облегчение накрывает ее штормовым шквалом, ноги подкашиваются, и Мэри, всхлипнув, опускается на пол.

Руки Джека подхватывают ее, не дают упасть, и она носом утыкается ему в плечо, наконец, начиная чувствовать запахи.

Пыли и влажной шерсти, будто Джек надел новый плащ, который еще не успел пропахнуть его одеколоном, вишневым табаком Киры и совершенно непередаваемым запахом полицейского участка.

Она слегка ведет головой, задевает щекой его подбородок и понимает, что сегодня утром он пренебрег бритьем. В голову приходит совершенно нелепая и неуместная сейчас мысль: пока ее глаза не ослепли, она никогда не видела его с щетиной на лице.

Ей становится стыдно.

— Я тебя не слышала, — тихо говорит она. — И испугалась… немного.

Ей хочется провалиться сквозь землю из-за того, что ей приятно стоять вот так, в кольце его рук.

Она никогда не позволяла себе мечтать о Джеке.

Никогда.

Потому что он — человек.

Потому что она — Тварь.

— Прости, — его дыхание шевелит ее отросшие волосы, и она чувствует, как щекам становится горячо.

Надо отстраниться.

Твари не место рядом с человеком. Даже если эта Тварь — слепая.

— Все нормально, — неловко отвечает Мэри. И невероятным усилием воли выпутывается из рук Джека. — Зачем ты пришел?

Он будто бы отступает на шаг. Так странно: она едва слышит его дыхание, а шаги и вовсе бесшумны.

И только шелест его дыхания подсказывает Мэри, что Джек все-таки есть. Что он существует. Это необычно…

— Я хочу, чтобы ты нарисовала Киру, — говорит Джек. — Ты ведь сможешь?

— Я… я только что об этом думала, — говорит Мэри. — Странно, что мне не пришло это в голову раньше…

— Мне тоже, — бросает Джек. — Ты можешь сделать это прямо сейчас?

Мэри не хочет говорить, что ей кажется, будто они опоздали.

Она может ошибаться.

Нет, не так.

Она точно ошибается. Они должны вернуть Киру!

— Мы должны вернуть Киру, — эхом ее мыслей произносит Джек. — Она нужна мне.

Сквозь тьму, в которую он превратился, пробивается луч эмоции. Серый луч непроглядной тоски.

Мэри кажется, что Джек весь состоит из этой серой тоски.

Он не должен быть таким. Он должен излучать саму жизнь и согревать всех вокруг своим озорством и шутливым подначиванием.

Но он — серый.

Мэри внезапно даже для себя самой спрашивает:

— Ты тоже ее любишь? Ты любишь Киру?

Джек молчит. Серая тоска сменяется голубоватым оттенком нежности.

— Мы все ее любим, разве нет? — в его голосе слышится теплота.

Мэри хочет уточнить, что она имеет в виду совсем не такую любовь, но он продолжает:

— Ты не понимаешь, Мэри. Она мне не просто подруга. Она мне, как сестра. Она знает обо мне все. И она всегда принимала меня таким, какой я есть, без условий. Когда я осел в Рурке и устроился работать в полиции, именно Кира первой разглядела во мне именно человека.

Мэри стыдно от того, что она чувствует облегчение.

— Ты и есть человек, — говорит она, надеясь, что это совершенно неуместное, ненужное, неправильное облегчение не отразилось на ее лице.

Джек глубоко и шумно вздыхает. Он как будто вернулся. Он все еще серый, но теперь Мэри его хотя бы "видит".

— Утром ты была не такая разноцветная… — бормочет он. — Давай я тебя подстригу.

Мэри не находится с ответом.

Она позволяет ему отвести себя в ванную. Там он немного неуклюже смачивает ее волосы, и они идут обратно в комнату.

Джек вешает чистый холст, находит ножницы и, предупредив, что раньше никогда такого не делал, начинает ровнять ей кончики.

Мэри так и не дожидается от него шутки про то, что он боится отстричь ей уши.

Джек тоскливо-серый. А еще у него нежные руки и горячее дыхание.

Мэри закрывает глаза и пытается думать о Кире.

Она задремывает в кресле, представляя их всех вместе. Даже Ника есть в ее видении.

Они — Призрачные Тени.

Они должны быть вместе.

…она просыпается утром на своей кровати. Джека рядом нет.

Холста — тоже.

И она не знает, что больше ее расстраивает: то, что Джека больше нет рядом или то, что она не знает, что именно нарисовала.

Но ей почему-то кажется: Джек ушел совсем недавно.

И он не был тьмой. Он был всклокоченным клубком самых разных эмоций, и Мэри чувствует их все.

Их настолько много, что она не может ничего разобрать…

Капитан

С самого утра на него навалились дела, и сегодня он был только благодарен этому. Так было легче ждать.

Визит к новому куратору Призрачных Теней, где ему пришлось сочинять о том, как он ведет расследование, целая кипа отчетов, которые нужно сдать в архив, занудные рассуждения Ниарко о полномочиях, новые дела — тоже важные, но рядом с массовым убийством в Обители казавшиеся пустяком…

Поэтому он заметил отсутствие Джека только после полудня. Он не дал тревоге завладеть им. Скорее всего Джек занялся этими несчастными тридцатью восьмью кистями в мешке, и Капитан был бы только благодарен. Кто-то же должен заниматься делом…

Через три часа после полудня, Капитан с чистой совестью свалил текучку на Лайта и отправился домой. Нужно было подготовиться.

Ника встретила его у порога. Сегодня девчонка не пыталась порадовать очередными кулинарными изысками, хотя дверь на кухню была плотно закрыта, а сама птичка довольно неуклюже пыталась увести его в гостиную.

Бедняжка. Наверняка пыталась отвлечься, но все валилось из рук. На самом деле, чем ближе был вечер, тем больше его заедала совесть. Нет, он не стал обманывать Нику, наоборот, описывая свой план, он несколько раз подчеркнул опасность, которая ждет золотую птицу, если все пойдет не так.

Но Ника согласилась. Сказала, что ей плевать на последствия.

— Ее похитили, а дом сожгли, — сказала она. — И все из-за меня. Ник умер из-за меня. Йеша убили из-за меня. Моих друзей из ансамбля убили из-за меня. Хватит.