Естественно, по зубляндским законам волшебникам строго-настрого было запрещено переезжать в Безрыбье. Ведь во время войны один более-менее приличный волшебник стоит целого взвода солдат, а то и роты. Так, например, почти во всех прошлых войнах безрыбская армия была намного мощней зубляндской, но за счет зубляндских волшебников эта разница в силе сходила к нулю, и войны обычно кончались ничьей.

Шпиионы доносили нерцогу, что волшебство в Зубляндии пришло в полный упадок. Большинство известных, признанных зубляндских чародеев мало на что годны. Они издают научные труды, получают дипломы и медали, преподают в университетах, выступают на чародейских съездах, но, откровенно говоря, ничего кроме разве что самых простеньких чудес показать не могут. А талантливая молодежь не получает нужного образования и выбирает неволшебные специальности.

С одной стороны, диктатора Безрыбья радовало, что во враждебной стране так называемые заслуженные волшебники и гроша ломаного не стоят, с другой стороны, самому ему такие деятели просвещения были и даром не нужны.

И в тех же донесениях шпионов называлось имя Гантимура – как действительно стоящего волшебника. Герцог Тахо решил во что бы то ни стало заполучить его для своего института. Но дело осложнялось тем, что принц давно не жил во дворце и ото всех скрывался. Понадобилось время, чтобы отыскать его и уговорить встретиться с диктатором Безрыбья.

Не буду описывать, как агенты Тахо вынюхивали, где прячется Гантимур, скажу лишь, что он наконец с диктатором встретился и сразу же согласился стать профессором института волшебства. Вот в этом, собственно, и состояло его предательство, о котором говорили король и Шляпсон.

Добавлю, что когда Гантимур стал учить безрыбских студентов колдовству (а об этом сразу же стало известно в зубляндском министерство хитрости), при дворе Ленца XIV не на шутку всполошились, и стали думать, как вернуть его обратно в Зубляндию. В результате Шляпсон разработал план похищения Кости и блестяще (надо признаться) его осуществил.

Конечно, если бы Гантимур поехал на Безрыбье устраиваться плотником на стройку или семечки на пляже продавать, на это бы никто и внимания не обратил. Но тут, сами понимаете, совсем другой коленкор. Колдовство в пользу вражеской державы – это не хухры-мухры. За это головы рубят.

Гантимур и сам знал, что играет с огнем, но ничего поделать не мог. Ведь в волшебной науке был смысл его жизни. В родной стране ему спокойно работать не дали, от дворцовых интриг пришлось перебраться аж в другой мир. А не работать он не мог. Кто-то скажет: ну и жил бы в нашем мире спокойно и занимался своей наукой себе на здоровье. Но ведь заниматься магической наукой это тебе не просто сидеть в трусах на лавке, бормотать заклинания и руками размахивать. Тут, как в химии, например, или биологии, необходимо дорогое оборудование, всякие препараты, животные для экспериментов и так далее, то есть куча денег. Но где их взять, если ты ушел из принцев в бродяги? А в Безрыбье это всё Гантимуру предоставили, лишь бы тот согласился работать.

И потом, не забывайте, что Костиному папе нужно было кормить семью. Короче говоря, предложение диктатора Тахо показалось ему отличным выходом из создавшегося положения. Правда, теперь Гантимуру постоянно приходилось врать своей жене, что его все время посылают в командировки. Но, если вдуматься, то это и не ложь почти. Знавали мы мужей, которые так врали своим жёнам, что по сравнению с их ложью гантимуровская ложь – просто детская песенка про кузнечика. И жен мы знавали с не менее развитой фантазией.

… Диктатор Тахо и румяный советник Помпилиус вошли в зал, где их ожидали двенадцать студентов института волшебства.

– Здравствуйте, господа! – сказал диктатор и улыбнулся своей знаменитой чуть застенчивой улыбкой. Затем подошел к каждому и пожал руку.

Он видел их в первый раз и был слегка удивлен. На кого-кого, а на студентов эти люди походили меньше всего. Во-первых, все он давно вышли из того нежного возраста, когда мозги жадно впитывают нектар науки. (Ведь, как я уже сказал, собирали их по всему Безрыбью – что в сети попало, то и попало.) Во-вторых, видок у них был какой-то чересчур лихой. То ли бродяги, то ли поиздержавшиеся на берегу матросы. Хотя, замечу, перед встречей с диктатором они отчаянно пытались навести марафет: чесали гребнями космы, разглаживали утюгами несуразную одежонку, брызгались духами и ваксили стоптанные башмаки.

Впрочем, герцог решил не делать никаких выводов по их внешнему виду. Ведь волшебники вообще народ странный.

– Господа, ваше обучение скоро подойдет к концу, – начал диктатор. – И мне было бы крайне любопытно узнать, каковы будут его плоды. Возможно, такое любопытство преждевременно, но вполне простительно, ведь, создавая ваш институт, наша страна вкладывала немалые средства и питала большие надежды… В общем, расскажите о себе. Просто, по-свойски. Чему научились, какие планы, над чем сейчас работаете.

Один из будущих волшебников сделал шаг вперед. Росту он был среднего, черные волосы доставали плеч, из-под огромного красного носа по самый подбородок свисали усы. Тоненькие кривые ноги словно подгибались под тяжестью солидного пивного брюха. Среди студентов-переростков он был за старшего.

– Это, как его… – заговорил красноносый. – Каждый из нас, ваша светлость, чтобы защитить диплом, должен… того…сотворить чудо. Сейчас, в общем, наши все чудеса почти готовы. Мы их… это… в общем… заканчиваем.

– Вот как? Очень интересно! В общем. И какого же чуда ждать лично от вас? Надеюсь, это не секрет?

– Нет, конечно. Мы же не того… Не в этом, как его… в цирке, – хохотнув, ответил красноносый. – Про свою работу я, в общем, охотно расскажу. Я сколотил из досок этот, как его… топчан. С виду самый обыкновенный и даже, я бы сказал, не слишком того… привлекательный. Но на нем… это, как его… прекрасно высыпаешься. Особенно это заметно, если всю ночь того… куролесил, а лег, в общем, только под утро.

– Что же тут, это, как его, чудесного? – спросил герцог. Сам он очень заботливо относился к своему сну и ночных гуляний не одобрял.

– В обычной постели можно выспаться в среднем за восемь…этих, как их… часов. А на моем топчане достаточно поспать всего два часа. И даже если у вас хроническая эта… бессонница, глаза закроются моментально. Едва голова коснется подушки. Вы будете дрыхнуть, извините, как этот, как его…суслик. И, в общем, через два часа встанете свежим и как его… полным, в общем, сил.

– Что ж… – диктатор задумался. – Я бы не отказался от такой кушетки… Но вот у меня только что возникла одна идея. Ведь если можно сделать так, что усталый человек быстро высыпается, то можно сделать и чуть-чуть по-другому: чтобы полный энергии человек мгновенно устал и уснул. Так ведь?

– Наверное, можно, – настороженно ответил красноносый.

– А лучше, чтобы не один человек, а сразу много. Например, тысяча. Тысяча здоровых сильных человек рухнули как подкошенные и тут же уснули непробудным сном. И не на топчане, а скажем в поле или на дороге. Ведь тысяча солдат на вашем топчане, ха-ха, не поместятся. Ведь так?

– Так. Тысяча солдат на моем топчане не поместятся, – помрачнел красноносый. Он начал понимать, куда клонит герцог.

– Вот и прекрасно! – обрадовался Тахо. – Поэтому пусть они падают прямо на дорогу! Считайте, что у вас есть новая работа. Заканчивайте побыстрее ваш полезный топчан, и мы с вами примемся за новый проект под названием, скажем, м-м-м…«Колыбельная для полка».

Рядом с красноносым стоял грустный бородач в полосатом свитере. Левый глаз у студента был подбит. Опухоль уже сошла, осталась лишь синева.

– Теперь ваша очередь, – обратился к нему герцог.

– Я занимаюсь третьим глазом, – вздохнув, ответил бородач.

– Понимаю, – кивнул герцог. – Идете по пути духовного самосовершенствования. И как успехи?

– Глаз уже открылся, – ответил бородач, и, видя, что герцог рассматривает его синяк, уточнил: – Нет, не этот глаз. Это я в пивной… упал.